камня...
Откинул голову. Глаза на протяжении какого-то мига – именно так... на протяжении мига, – словно проходили сквозь зеркальную поверхность. Отдаленно это напоминало медленное всплытие со дна с открытыми глазами.
Он был в мире, где обитали липкие монстры. Рядом с городком, который они потихоньку высасывали.
Крыши окраинных домов виднелись метрах в сорока – правда, за лощиной, заросшей непроходимым колючим кустарником.
Алексей надел рюкзак, воткнул за пояс «шерифф» – круг для него замыкался – проверил, хорошо ли захлопнулась дверь... Уже отойдя довольно далеко, он почувствовал, что ему не по себе.
Земля под ногами будто бы чуть пружинила – как пружинит толстый травяной ковер поверх трясины.
Похоже было на то, что процесс здесь зашел дальше, чем он рассчитывал... Все равно – следовало убедиться.
Примерно через час неторопливых блужданий он наткнулся на следы людей. Свежее кострище, недогоревший кусок грубой ткани...
Алексей сел, привалился спиной к дереву. Вначале – прослушал окрестности. Ненормально тихо. Мелкие звери не прячутся – их просто нет. Птицы ведут себя несвободно...
Из кармана рюкзака достал баклажку с остатками «жабьего меда». Сделал полглотка. Отдышался. Оставалось... он встряхнул баклажку над ухом... оставалось еще глотков пять. Надо экономить.
Потом он постарался увидеть то, что произошло здесь недавно. Наверное, этой ночью.
Он увидел, но не понял. Трое мужчин с оружием сидели у костра. Потом двое ушли и через некоторое время вернулись с небольшим свертком.
Развернули его, содержимое рассовали по карманам, упаковку бросили в костер.
Когда стало светать, все они ушли. В сторону города.
Он посидел еще, собираясь с духом.
Не страх, но омерзение мешало ему.
Она не считала дни. Пыталась считать вначале, но потом бросила эти попытки.
Возможно, здесь просто-напросто повторялся один день. По крайней мере, эта олениха с олененком... они принимали одни и те же позы, делали одни и те же движения...
Аски плакала по ночам. Но, разбуженная, либо все забывала, либо не желала делиться.
Первое время Отрада судорожно сидела на месте... без надежды ждала, что откроется дверь. Потом так же судорожно пыталась куда-то уйти, уверяя себя, что ищет что-то.
Она нашла...
После этого Аски и стала плакать ночами. А Отрада... Отрада бросила поиски – и, однажды найдя старую полуразвалившуюся хижину у водопада, осталась там.
Искать больше нечего было.
А тогда она обрадовалась чрезвычайно, до взвизга, увидев знакомую резную арку над входом в пещеру, дикий плющ на склоне...
Провал зиял в полу, ближе к задней стене, и трон Диветоха валялся расколотый пополам, и никто не убрал трупы, кости обсыхали в углах, прикрытые клочьями придворных фартуков... она нашла и самого Диветоха – по массивному каменному браслету на руке и по знакомой серьге. Диветох, уже мертвый, тянулся к железному кольцу, вделанному в скалу. Отрада расстелила его царский красный кожаный парадный плащ и сложила на этот плащ все косточки царя... все, которые смогла найти. Потом она посидела над его могилой. Но как она рыла эту могилу и как закапывала Диветоха – это из памяти исчезло. Осталась только грязь под ногтями. И осталась память о яростной вспышке в глазу – когда она лишь попыталась коснуться железного кольца...
Аски вывела ее наружу и долго-долго шептала что-то ласковое. Но сама она с тех пор плакала ночами.
Но кроме этого случая они почти не разговаривали. И с каждым днем все меньше.
Водопад – если не стоять прямо над ним – шумел негромко, можно сказать, деликатно. Вода сравнительно небольшой речки срывалась в глубокую яму, разбивалась о каменный карниз и потом с карниза стекала несколькими отдельными потоками, еле видимыми сквозь туман и брызги. Каньон, образуемый нижним руслом, был настолько узок, что замечался лишь в упор, шагов с тридцати. Вниз по течению он становился шире, а берега его – положе, пока не превращался в рядовую речную долину. Оттуда, снизу, Отрада и пришла...
Здесь вообще не было лун, а звезды можно было пересчитать по пальцам. Но небо не темнело совсем, на нем оставалась смутная мерцающая кисея.
Почему-то все яснее вспоминались слова Алексея про одинокую безвестную смерть на дне темной глубокой ямы...
Но когда она сидела над водопадом, забывалось все тяжкое. Неровное неумолчное тремоло десяти тысяч барабанов истребляло сомнения. Когда она сидела над водопадом... бывали минуты, в которые мир вновь был прост, цели ясны, а пути – доступны.
Не надо было только шевелиться.
Малейшее движение, даже вдох – немедленно разрушали иллюзию.
Но память об иллюзиях оставалась и накапливалась.
В какой-то момент она стала помнить, что, похоронив Диветоха, еще долго ходила по кладбищу. Какому кладбищу?.. Откуда там взялось кладбище? Но она помнила это – и ничего не могла с собой поделать.
Не сказав ничего Аски, она вернулась к мертвым пещерам мускарей.
Кладбище было. Старые полукруглые плиты с полустертыми надписями... ушедшие в землю так, как уходят за сто и двести лет... Но кладбища же здесь не было! Тогда – не было!
Кладбище было.
Она не могла этого понять.
И, не поняв, выложила на холмике Диветоха белыми камнями, что выстилали ложе реки... «Диветох. Царь».
Когда она вернулась, Аски лежала на пороге хижины – вся в крови. Отрада подняла ее на руки. Аски застонала, но не очнулась. У нее был разорван бок и почти откушена передняя лапа.
Наверное, кто-то вселился в Отраду, на время оттеснив страх и неуверенность. Она мало что помнила из того медицинского курса, что преподавали в училище, и не смогла бы потом объяснить, почему делала так, а не иначе. Но самый строгий и недобрый экзаменатор не стал бы придираться к ее действиям... Ибо победителя судят за другое.
С боком, зашитым редкими швами, с уложенной в шину лапой, – Аски забылась сном. Отрада сидела рядом. Только сейчас приходило понимание... этот мир не так стерилен, как хотел казаться. В нем что-то проступает... Именно так... проступает. Просачивается.
Кладбище – и неведомые хищники. В один день. Чего ждать еще – и скоро?
Она не знала.
– Пожалуйста, только не сегодня, – отчетливо сказала Аски. – Я еще не готова... Отраде даже показалось, что она слышит ее собеседника.
– Я не хочу... я боюсь... Я знаю, что пора, что надо, но пожалуйста... у меня маленький ребенок... ваш ребенок... разве нет больше никого...
Она выслушала ответ и рыдающе вдохнула. Потом так долго не было ни звука, что Отрада испугалась. Она давно не пугалась так, как сейчас, хотя сейчас ей будто бы ничего не грозило. Кроме одиночества.
Как будто она и без того не была абсолютно одинока...
Но нет, Аски выдохнула – протяжный всхлип – и задышала ровно. Отрада посидела еще с нею
