Главное, чего он достиг... его подзорных птиц стали замечать и нервничать. И без того серьезное потрясение, чреватое самыми крутыми разборками, осложнялось именно этим... странностью.
Может, кошек еще на них напустить? – думал Алексей отстраненно. Но все же решил не перегибать.
Все же неплохую идею подкинул ему когда-то один из злосчастных похитителей Отрады...
А сейчас Бог готовился к ночи. Алексея он выгнал за порог, чтобы не мешал, и Алексей спустился во двор, а потом, движимый непонятно чем, направился в сквер.
На скамейке сидел нахохлившийся Хвост. Алексей узнал его издалека... и, перебрав картинки, приходящие к нему от подзорных, нашел и эту, самую старую... носки ботинок на фоне темного асфальта, озаряемые огоньком сигареты.
Он не мог чувствовать то, что чувствовал Хвост, или слышать его мысли... то есть мог, конечно, но это было бы глупо и бессмысленно... однако и картинки было достаточно, чтобы знать и думы, и чувства.
– Подвинься, – сказал Алексей.
Тот дико взглянул на него, хотел вскочить, но не вскочил. Подвинулся...
– Что было там, я примерно знаю, – сказал Алексей. – А потом?
Ответа пришлось ждать долго.
– Не знаю. Маку менты замели. Просто так. А я вот...
– Ту штуку вы так и не нашли?
– Ты издеваешься, да? Мы как в хавиру вошли – и тут нам ка-ак раз по рогам! Я сразу вырубился...
– Врешь. И там не били, и потом. На психику давили – это было. Значит, не видел... Почему засада была, как считаешь?
– О, Господи! Да это же... ты чс, мужик, сам не понимаешь? Это ж перевалка Батыевская была для кислятины... или чего там, не знаю я, что он валял... пластилин, солому, стекло... да и знать не хочу! Встрял, блин, как писька в палисадник...
– И про эту вещь тебя потом не спрашивали?
– Спрашивали. Специально подошел... не знаю уж, как его там, но из боссов. Которого взорвали потом...
– Понятно. Значит, штучка точно у них. И, похоже, начала действовать.
Ладно, парень. Хоть ты дела не сделал, но башку под дуру подставлял. Вот тебе за это полкило бабок – и сматывайся. Не маячь, хорошо? Да, и еще... мало ли, как все обернется... короче... помнишь, что я тебе про тот кристалл говорил? Вдруг он к тебе прилипнет... так вот... не надо топить. Зарой. Где-нибудь за городом. Но запомни твердо, где зарыл.
– Да я к нему пальцем...
– Это тебе так кажется. Пока не увидел. В общем, мое дело сказать, твое дело услышать. На конверте номер записан, это моя труба. Но звони только в крайнем случае, понял? В крайнем.
– Не понял. Какое тебе вообще до меня дело, если на то пошло?
– Не знаю. Так просто. В общем, на твоем месте я бы уехал из города.
Недельки так на две. Черт, мне бы и на моем – не мешало уехать...
– Сбегу – не жить тогда. Заподозрят.
– Ну, парень...
– А чего? Я виноват, что здесь родился? Теперь уже не пере...
Он вздрогнул и замолчал. Алексей тоже почувствовал это... горячую волну со стороны домов. Она прошла, не шевельнув и листка, но заставив содрогнуться всех людей... от внезапного беспредметного омерзения, или от страха, или от предчувствия восторга... Бог что-то сделал. Сотворил. Надо было идти.
– Не бойся испугаться, – сказал Алексей. – Беги. Как тебя мамка звала? А то неловко...
– Денис.
– Пока, Дениска. Помни, что я сказал.
Бог встретил его у дверей.
– Не удивляйся...
Коридор, ведущий на кухню, зарос каким-то коричневым мочалом. Вместо кухни зияла темная пещера.
– Что это?
– Заглянул под обои...
– Что там? Дальше?
Можно было не спрашивать. Ясно и так... ход куда-то. Ход, не отмеченный на картах, не определяемый ключами.
Из пещеры тянуло холодом.
И надо туда соваться только потому что запах духов одной пигалицы похож (может, и правда – просто похож?) на запах, проникший в коридоры дома отдыха, когда за окнами то ли действительно топтались, то ли мерещились тяжелые медленные существа...
– Ну что же... если это действительно то, что мы искали... Алексей не понял, кто это сказал или подумал... он сам – или же Бог.
Но внутри себя он уже знал, что это – то.
Он раздвинул руками висящее мочало – сырую мертвую траву – и выглянул на бывшую кухню. Это было дно каменной ямы. Вверх вела основательная лестница из толстых железных труб и грубо приваренных перекладин, способных выдержать быка – а может быть, и слона.
Перекладины были чуть прогнувшиеся.
Потом он стал смотреть вверх. И через некоторое время понял, что крыша над головой – всего лишь медленные облака на вечернем небе.
Он взялся за ступеньку. Лестница чуть вздрагивала. И тогда он полез вверх. Бог кажется, вздохнул, но ничего не сказал.
Ступенек оказалось шестьдесят две. Чем выше, тем холоднее они становились.
Наверху он замер и долго прислушивался. Но звуки вокруг были только мертвыми.
Тогда он чуть высунул голову. Неопределенное время суток. Низкие серые облака, одиночные снежинки. На постриженной траве – тонкий нетронутый иней.
Неподалеку возвышался странный дом. Открытая веранда во всю длину, но ни единого окна. Лишь высоко, под самой крышей – длинные узкие прорези. У входа на веранду темнели четыре фигуры. Видно было, что это не совсем люди.
Бог видел сейчас все то, что видел Алексей, и поэтому Алексей старался посмотреть на все.
Потом он начал спускаться.
Оставалось ступенек десять, когда в груди вдруг стало пусто и сосущебольно. Возник страх и пополз по ногам. Вцепившись в перекладину, Алексей прижал другую руку к груди и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. С неслышимым щелчком что-то вернулось на место...
Если она и поверила на миг в удачу, то потом все равно заставила себя думать, что – нет, не верила, не верила! Так было легче.
Да, в городе загорались огни и даже ездили какие-то чудовищно уродливые машины, но не было ни одного пешехода, а в домах не было дверей.
Страшнее всего, что улицы окутывал то ли туман, то ли дым, почти невидимый сам, но скрывавший предметы уже шагах в ста. Туман усиливал звуки, превращая падение кусочка штукатурки в долгую какофонию, а эхо шагов – в шум погони...
