Пчеллини, категорически возражала против явления невестки без роду без племени, иммигрантки с нищей Украины. Но Марио столь сильно Галину любил, что мать свою ослушался и женился без ее благословения. И тогда графиня своего сына Марио — прокляла. И не только наследства его лишила, но и в текущем денежном содержании отказала.
Катя приняла историю Галины (не без влияния паров «вино де ля каса») близко к сердцу.
— А с мужиками всегда так, — прокомментировала она. — Если красавец — значит, глуп как пробка. Если умный — значит, пьет. Если вдруг не пьет — значит, скряга. Если не скряга — значит, за бабами бегает… Или, как твой, — у маменьки на поводке ходит. Чистопородных мужиков на свете нет — это тебе не собаки из элитных питомников… В каждом, абсолютно в каждом, имеется изъян.
— Ох, и правда, Катюша, — пригорюнилась синьора Медичи Пчеллини и махнула очередную стопку граппы. И подрагивающим от выпитого и пережитого голосом поведала развязку своей печальной истории.
Когда мать-графиня отказала Марио в содержании, кончилось все: и замок, и шмотки, и «Ламборгини», и даже университет. За учебу платить стало нечем, жить не на что. Но Марио все равно от своей Галины (на что стерва-свекровь явно рассчитывала) не отступился. Он предпочел бросить университет. Чтобы прокормить семью, нашел работу. Здесь, под Венецией, в материковом пригороде Местре. («Может, вы видели, когда пролетали, там еще трубы нефтеперерабатывающие торчат».)
Марио стал дальнобойщиком, вечно в разъездах, по всей Италии грузы доставляет. Они сняли квартирку в Местре. Галя вот тоже работу, слава богу, нашла. Да и мать свою в Италию перетащила. Та Гале по дому и по службе помогает. А Марио, раз уж своя семья от него отвернулась, в теще души не чает, «мамо» ее называет…
Тут Галя всплакнула, выбежала из-за стола, а когда вернулась, в руках несла еще две стопки граппы.
— Ты, Катя, не бойся, я их за свои купила.
И тут прорезался Лелик.
— Есть! — азартно прокричал он и последний раз, в виде финального аккорда, ударил по клавишам. Нахмурился: — Но почему такой масипусенький файл? Не понимаю…
Повернул экран лэптопа к Кате. Они вдвоем в него заглянули.
На экране возникло незнакомое молодое лицо. Лицо было не естественное, снятое фотоаппаратом или видеокамерой, а созданное с помощью трехмерной графики — как у героев компьютерных игр или мультика «Шрек». И тем не менее Леня прошептал:
— Это Антон…
Вдруг лицо Ленчикова друга на экране ожило. Он проговорил — вернее, продекламировал:
Экран погас, а через секунду вспыхнул снова. На темно-синем фоне возникли начертанные белым рукописным шрифтом слова. Они были оформлены в виде стихотворных строф. А в правом верхнем углу экрана возник секундомер, принявшийся отсчитывать время: 0.30…0.29…0.28…0.27…
Катя вчиталась в псевдорукописный текст на экране:
Катя, словно примерная ученица, попыталась с ходу расшифровать смысл графоманских стишат. А Ленчик поступил радикальней: он выхватил свой мобильный телефончик и со страшной скоростью принялся вбивать в него текст с экрана. Закончил, когда цифры в углу подбегали к нулю: 0.03; 0.02; 0.01… А как только секундомер остановился на нулях, строки на экране слиплись в комок, вспыхнули ярко-белым и исчезли.
— Ну и шутник твой Питоха, — покачала головой Катюша. — И ради этой белиберды я выложила двести евро?!
— Деньги обратной силы не имеют, — хихикнула уже основательно нагрузившаяся украинка.
— Да ладно бы двести евро! — воскликнула не на шутку разъяренная Катя. — А вся эта поездка?! Билеты! Гостиница! Еда! На двоих, между прочим!
— Тетечка, — елейным голоском попросил Ленчик, — не надо попрекать меня потребленными мною калориями. Тем более что я и не ем почти.
— А почему, кстати, не ешь?! — еще больше взъярилась Катя. — Что ты сидишь? Уплачено, и свинина уже остыла!
— Почему твой сотрудник, — вклинилась пьяноватая Галина, — тебя тетечкой называет?
— Потому что у него с головой проблемы! — беспощадно отрезала Катя.
Ленчик, набивший полный рот китайской свининой, украдкой показал ей кулак.
— Доедай, Лелик, и пойдем отсюда.
— Ой, а давайте, ребят, еще посидим, — проныла Медичи Пчеллини. — Вы не журитесь, теперь я вас угощать буду. Гроши ж ваши у меня е. И так хорошо на ридной мове размовлять… Покалякаем, выпьем. Заспиваем…
— Счет! — коротко бросила Катя возникшей у дверей китаянке. Та поклонилась и исчезла.
Галина опустошила еще одну стопку, подперла голову рукой и сделала попытку затянуть песню:
— Гляжу я на нибо тай думку гадаю…
Катя поморщилась, расплатилась и вышла из-за стола. Лелик, дожевывавший последний кусок свинины, как послушный мальчик, последовал ее примеру.
— Имей в виду, Галя, — беспощадно наклонилась к юной хохлушке Катя. — Будешь столько пить — твой Марио тебя бросит.
И не оглядываясь вышла из ресторана. Она слышала, что Ленчик идет следом.
А на улице Катя вдруг поняла: злиться-то ей и не на что. Да и грех точить себя яростью, когда такая красота кругом: ласково светит солнце, воздух свеж и прозрачен; ни единой машины на километры вокруг. Вдоль узенького канала расположились старые палаццо, радуют глаз своими бисквитными очертаниями. На древних, поросших водорослями ступенях плещется вода.
