Юкико его выспренний инглиш, похоже, понимала с трудом. Однако за руку доверчиво взяла — тоненькими пальчиками, словно младшая сестра (которой у Ленчика никогда не было). Они вышли на берег острова Л идо и под насквозь продувающим ветром пошли по абсолютно пустынной набережной к пристани — оттуда всю ночь в «настоящую» Венецию ходили «вапоретто». (Даже если бы у Лелика имелось лишних двести-триста евро на гондолу, он все равно счел бы данное средство передвижения до ужаса пафосным и замедленным.)
Ни единого человека не было на набережной, только за витриной одинокого кафе четверо стариков играли в карты. И тут… Уже виднелись огни причала «вапоретто» и «мотоскафов», как рядом с бензозаправкой для моторок перед парочкой выросли из темноты четыре фигуры.
Двоих из них Ленчик опознал сразу: то были качки, следившие за ним с Катюшей сегодня днем. Двое других тоже выглядели до ужаса знакомыми, однако Леня никак не мог вспомнить, где он их видел. То были низкорослая девушка, выделяющаяся огромным бюстом, а также блондин-альбинос.
Ничего хорошего не предвещал вид зловещих фигур в венецианской ночи, и было ясно, что сшибка с четверкой произойдет неумолимо… Пальчики Юкико тревожно сжали Ленчикову руку.
Леня растерянно остановился. Двое амбалов подошли к ним вплотную. За их мощными плечами маячили угрожающие фигуры альбиноса и грудастой девицы.
— А ну, косоглазая, поди-ка погуляй, — обратился первый стриженый к Юкико по-русски. — Нам с твоим хахалем перетереть кой о чем надо.
— Чего хотят эти люди? — испуганно спросила японочка молодого человека.
— Это русская мафия, — пояснил Ленчик вполголоса по-английски. — Якудза.
Через секунду ничего объяснять Юкико уже не требовалось: один из бритоголовых взял ее своей лапищей за хрупкое плечико и легко отодвинул в сторону.
— Вали, желтопузая, пока цела.
Второй приблизился вплотную к Ленчику. И тут произошло то, что потребовало не более трех секунд и пяти движений. Впоследствии Ленчик не раз прокручивал перед своим мысленным взором, словно в замедленном кино, эти экономные, точные па. Они были красивы, словно балет.
Раз — и Юкико отступает на шаг, вырываясь из рук первого бритоголового. Два — и она высоко взмывает над асфальтом, метясь ногой ему прямо в челюсть.
Три — опускается на ноги (а ошеломленный громила валится навзничь). Четыре — девушка снова взлетает и наносит второму шкафу сдвоенный удар: одной ногой в бок, а второй — в район уха. Пять — мягко приземляется, принимая боевую стойку. (Второй громила летит в это время с набережной прямо в воду и плюхается в черные волны.)
В первую секунду остальные — Леня, грудастая телка, блондин — оторопели. Первым пришел в себя Ленчик. Он, вспоминая о дворовых и школьных драках, подбежал и нанес альбиносу корявый (в сравнении с балетом Юкико), но мощный удар ногой в самое чувствительное мужское место. У блондина глаза вылезли на лоб, он с шумом засосал воздух и рухнул на колени.
Противники вроде бы повержены, осталась только грудастая — однако она не думает сдаваться или ретироваться. Из-под своей куртки она вытаскивает пистолет и направляет его прямо на Юкико.
— Убью, гнида желтомордая! — цедит она сквозь зубы.
Временно девушка-крепышка теряет из виду Ленчика — и напрасно, потому что тот, оказавшись за ее спиной, подхватывает с тротуара огромную пластиковую урну — и… И обрушивает свое орудие прямо на загривок грудастой. Та, словно скошенный плотненький сноп, рушится оземь. А раздухарившийся Леня опускает свое импровизированное орудие на голову альбиноса (тот, изрыгая проклятия, как раз пытается подняться с колен). Альбинос падает на бок.
Ленчик отшвыривает в сторону мусоросборник и с удовлетворением оглядывает поле боя. Качок, грудастая и альбинос лежат на мостовой недвижимо. Сама Юкико смотрит на Леню с оттенком восхищения. А снизу, из воды, доносится плеск и мерзкая ругань еще одного качка.
— Бежим, — командует Ленчик. Его удачное участие в драке оставило ему моральное право руководить Юкико — невзирая на ее собственные каратистские подвиги.
Он хватает Юкико за руку и тянет к улице, ведущей в глубь острова.
…Довольно быстро Юкико и Леня пробежали весь Лидо насквозь. Огромный в длину, в ширину остров оказался не более километра. (На карте он представлял собой подобие самурайского меча.)
Ни единого человека не встретили молодые люди, покуда мчались по сонным улочкам. Патриархальный пенсионерский покой царил на острове — прибежище туристов и удалившихся от дел миллионеров. Виллы, палисадники, закрытые лавки…
И вот уже перед парочкой снова возникло море — но на противоположной от Венеции оконечности острова оно оказалось не прирученной лагуной, а совсем другим — настоящим.
Слышался шум прибоя. Вдалеке в черноте неба и моря подмигивали огоньки больших судов.
Полоса пляжа со стороны улицы была ограничена железным забором, запертыми наглухо воротами и вечнозеленой изгородью.
Леня оглянулся — вокруг по-прежнему ни души. Юкико без слов поняла его намерения и кошкой перелетела ограду. Лелик последовал за ней — не столь изящно, но тоже весьма ловко.
Никого, разумеется, не оказалось и на ночном мартовском пляже. Белели заколоченные на зиму ряды пляжных домиков. Юкико и Леня, не сговариваясь, пошли мимо них к воде. Кроссовки утопали в мельчайшем песке.
Со времени поединка у бензоколонки они не сказали друг другу ни слова. Они тяжело дышали, но дыхание теперь успокаивалось.
Молодые люди подошли к самой кромке прибоя. Белые гребешки накатывались на берег разновысокой полосой. Волны захватывали часть пляжа, а потом с шипением отступали. При виде морской стихии все насущные проблемы: например, а не поубивали ли они нападавших? Не ищет ли их самих полиция? — из Лениной головы выветрились.
Ленчик пробормотал по-английски в стиле своей учительницы из девятнадцатого века:
— Потрясающая, величественная красота. Заставляет чувствовать себя песчинкой перед лицом вечности. — А потом добавил, в духе века двадцать первого: — Круто!
Юкико промолчала, загадочно посверкивая черными очами.
— А ты молодец, Юкико, — продолжал Леня, — спасла нас от русской якудзы.
— Ты тоже проявил себя хорошим бойцом, Реня, — без тени иронии отвечала девушка.
После обмена комплиментами Леня опустился на корточки и коснулся набегающей волны ладонями. Холодная, но не слишком. Вполне можно искупаться — но как посмотрит на предложение Юкико? Ленчик поднялся на ноги и, по какому-то наитию, коснулся мокрой ладонью щеки японки. Она не отстранилась, но накрыла его руку своей, а потом поцеловала в ладонь. Леня немедленно попытался обнять ее — но тут девушка, ни слова не говоря, отстранилась, а затем потянула его назад, в глубь пляжа. И тут он увидел, что один из пляжных домиков, стоящих на передней линии, отперт. Дверь лениво покачивалась на ветру. Леня понял, куда Юкико безмолвно зовет его, обнял ее за талию и прибавил шаг.
Внутри домика — комнаты размером три на три метра — имелась пара сложенных шезлонгов, зеркало, столик и деревянный топчан. Юкико как кошка осмотрелась, обошла все уголки, даже будто обнюхала помещение. Видимо, осталась удовлетворена осмотром.
Леня сел на топчан. Юкико подошла к нему вплотную. Он привлек ее к себе. От нее пахло совсем иначе, чем от русских девушек, — не популярной и всем надоевшей туалетной водой, а почему-то солнцем и загорелой кожей. Она наклонилась и поцеловала его. Леня стал расстегивать ее куртку. Юкико отстранилась, опустилась перед топчаном на колени и вжикнула «молнией» на его джинсах…
…Когда все кончилось, Юкико проговорила:
— Давай вернемся в гостиницу. Я хочу принять душ.
Катя проснулась среди ночи.
Она заснула сразу же, едва вернулась в отель, — коктейль «Беллини», молодое вино, морской
