отливающая даже в черноту, свидетельствовала, что она вывезена откуда-то из Марокко.
Сэр Эшли приказал ей принести выпивку — себе при этом заказав чистый виски. Тень неудовольствия скользнула по лицу горничной, однако она почтительно поклонилась:
— Си, сеньор.
Еще до того, как явились напитки, Ленчик, презрев этикет, рубанул хозяину напрямую:
— Что же вы хотели сообщить нам, сэр… то есть… мм, Джон?
Вместо ответа хозяин подошел к балконным дверям, выглянул наружу, внимательно оглядел мотающиеся макушки пальм и прочие окрестности. Затем он тщательно прикрыл и запер балконные двери и сказал:
— Прекрасная погода сегодня, не правда ли? На небе — ни облачка.
— О да, — светски ответствовал Ленчик.
— Как погода в ваших краях?
— В Москве лежит снег. Как всегда. — Катя тоже приняла участие вроде «табл-тока».
Явилась выпивка.
Когда горничная покинула залу, сэр Эшли запер за ней дверь и вернулся к гостям.
— Дорогой мой друг Лео, — озабоченно обратился «просто Джон» к одному только Ленчику, — я собираюсь сообщить вам нечто чрезвычайно важное. И я полагал, что вы придете один. Скажите, эта женщина, ваша так называемая тетушка, — вы можете ей доверять?
Ленчик непроизвольно глянул на Катю, которую хозяин совершенно игнорировал. Выходила неловкая ситуация, совсем не в духе великосветских гостиных.
— Ну, во-первых, — протянул юноша, — она не «так называемая», а самая что ни на есть моя родная тетя. Во-вторых, — голос его, сначала неуверенный, постепенно обретал силу, — я доверяю ей как себе. И, в-третьих, мы приехали специально ради того, чтобы услышать вашу историю; по вашей просьбе мы проделали огромный и нелегкий путь, и, я полагаю, с вашей стороны было бы жестоко и дальше оставлять нас в неведении.
Катя, незаметно для аристократа, показала племяннику большой палец: браво, мол. Хорошо сказал, вот что значит моя школа.
Сэр Эшли застыл в нерешительности. Казалось, жгучее желание о чем-то рассказать боролось в нем с осторожностью.
— Итак, — любезно надавил на него Леня, — что за письмо пришло на электронный адрес госпожи Выхохулевой-Санчес-Эшли?
— Письмо… — задумчиво пробормотал хозяин. — Письмо… Да, это было письмо…
Потом он, наконец, решился.
— Да, конечно! — воскликнул он. — Конечно, это было письмо! Все началось именно с него!
Сэр Эшли снова замер посреди гостиной, собираясь с мыслями.
— Но о письме после, — махнул он рукой, — ведь для того, чтобы вам, уважаемые дамы и господа, стала понятна история, вы сначала должны узнать предысторию, не так ли?
Несмотря на то что в своей речи хозяин апеллировал к «леди и джентльменам», обращался он все время только и исключительно к Лене.
— Ну да, наверное, — неуверенно вымолвил юноша.
— Скажите, — вдруг воспламенился сэр Эшли, — были ли вы когда-нибудь в вашем Эрмитаже, что находится в русском городе Ленинград, то есть, пардон, Санкт-Петербург?
Ленчик слегка смутился. Не рассказывать же барселонскому аристократу, что, когда он был на экскурсии в Питере, они с Машкой дружно забили на Эрмитаж и вместо того, чтобы бродить по пыльным залам, замечательно посидели в кафе «Саквояж беременной шпионки»? Зато Катя подала своевременную реплику:
— Да, я была там.
— Доводилось ли видеть вам (Эшли по-прежнему игнорировал Катю и обращался к одному лишь Ленчику) в залах этого прекрасного дворца два творения несравненного гения эпохи Возрождения — Леонардо да Винчи?
— О да, конечно, — быстро ответила Катерина.
— Прелестно, прелестно, — пробормотал аристократ, потирая руки. — А насколько хорошо вы вообще (несмотря на активное Катино участие в разговоре, сэр Эшли все равно адресовал свои вопросы только юноше) знакомы с творчеством да Винчи?
И он вперил свои голубые глазки прямо в глаза студенту.
Почувствовав себя словно на экзамене, Ленчик заерзал в кресле.
— Н-ну, конечно, мы этого не проходили, — произнес он затверженную за годы учебы формулу, — но я имею определенное представление… «Мона Лиза», например, или «Джоконда»… Они обе (Катя сделала Ленчику страшные глаза), то есть она одна, — быстро поправился молодой человек, — в Лувре висит…
— Прекрасно! Прекрасно! И вы своими глазами видели эту картину?
— Ну да, меня мама возила в Париж…
— И вы, конечно, дорогой мой Лео, как многие — как тысячи и даже миллионы людей — задавались вопросом о загадочной улыбке Джоконды? Что она таит? Что за собой скрывает? Почему эта женщина улыбается столь загадочно — будто бы знает тайну, неведомую больше никому на свете?
— Да, это, конечно, инте… — промямлил Ленчик, однако сэр Эшли, уже воодушевившийся, не дал ему закончить:
— О, а что бы вы сказали, если б всмотрелись во все — буквально во все, без исключения! — картины великого Леонардо, дошедшие до наших дней, — как это сделал я!… Причем, конечно же, следует рассматривать их в подлиннике — поэтому я побывал не только в Лувре, Эрмитаже, но и в галерее Уффици во Флоренции, и, естественно, в Национальной галерее Лондона, и в музеях Оксфорда и Кембриджа… Я специально ездил в Краков, в музей Чарторыйских, чтобы осмотреть несравненную «Даму с горностаем»… Я возвращался снова и снова в миланскую церковь Санта-Мария делла Грацие и часами простаивал перед великой «Тайной вечерей»… О, когда бы вы изучили творчество Леонардо да Винчи столь внимательно, как изучил его я, — хотя бы в репродукциях! — вы непременно, мой юный друг, обратили бы внимание, что все женщины на портретах Мастера не просто улыбаются, а — улыбаются загадочно!…
Сэр Эшли перевел дух, залпом допил свой виски, наставил на Леню палец и продолжил:
— Сотни версий, от научных до пошлых, существуют по поводу тайны улыбки Джоконды — и прочих многочисленных женских улыбок великого Леонардо. Борзописцы договорились даже до того, что, поскольку великий художник являлся гомосексуалистом, ему якобы затруднительно было проникнуть в тайну женщины — женщины вообще! И она, дама, дескать, оставалась для него загадкой. Поэтому свое непонимание прекрасного пола он передавал, вольно или невольно, посредством своего искусства — через полотна!…
Аристократ развел руками и саркастически расхохотался.
— Чушь, скажу я вам, мой юный друг Леонид! Чушь и бред! Если бы дело заключалось в том, что геи не понимают женщин! Да ведь истина-то состоит в том, что именно представители сексуального меньшинства понимают противоположный пол как облупленный и — потому, что понимают! — не желают иметь с ним никакого дела!
Хозяин вдруг схватился за колокольчик и нервно позвонил. Через секунду в дверь поскреблись — видимо, давешняя горничная.
— Всем повторить! — крикнул через дверь сэр Эшли.
— Мне больше не надо, — вклинилась Катя, и аристократ не стал настаивать, проорал:
— Джина больше не приносите!
А когда через минуту он, отперев дверь, принимал через порог виски для себя и колу для Ленчика, юноша попытался вклиниться:
— Так что же все-таки по поводу письма?
— Письма? — недоуменно поднял брови сэр Эшли. — Ах да, письма… До письма мы дойдем… Позже… — Он потер рукой лоб. — Итак, на чем я остановился?
— На том, что голубые слишком хорошо знают женщин и потому их не любят, — насмешливо
