— Нуда.
— Но почему я?
— А потому, что иначе информация о твоей семье станет достоянием широкой гласности. И о том, что твоя мать убила своего мужа и сейчас сидит в тюрьме, узнают все друзья. И коллеги по работе. И начальство. Все узнают, понимаешь, Родя?
— О нет, — прошептал тот.
— Если же ты найдешь пропавший документ, — продолжал незнакомец, — я, Родион, сделаю все, чтобы твою мать освободили досрочно. Все, что в моих силах. Ты понял меня?
— Кто вы? — повторил вопрос Родион.
Господин опять не ответил прямо:
— Можешь не сомневаться, возможности у меня имеются. Возможности и для того, чтобы поощрить тебя, и для того, чтобы наказать. Причем не только те, что я озвучил. И другие, самые разнообразные… А вот теперь слушай внимательно, что тебе следует делать…
Родик вместе с гражданином уже дошли до Садового кольца. Здесь и прохожих было погуще, и шел сплошной дымный поток машин. Щапову отчаянно захотелось дернуться, высвободиться из цепких пальцев толстяка — и убежать. Убежать куда глаза глядят! Спрятаться, зарыться с головой под одеяло… Но его разумное «я» понимало: так нельзя, это не выход, надо шагать рядом с этим ужасным мужиком, пока тот его не отпустит. Пока тот сам не позволит ему уйти.
— Ты, — продолжил мужчина, — прямо завтра распустишь в своем агентстве один слушок…
— Какой?
— Слушай, слушай. Ты потихоньку, тет-а-тет, поговоришь с каждым человеком из своего отдела… И каждому втайне расскажешь, что есть некий могущественный человек, который готов заплатить за пропавший документ деньги. Большие деньги. Скажем, для начала — двадцать тысяч долларов. Ты должен побеседовать со всеми своими коллегами. Особенно меня интересуют следующие товарищи: Колпин, Пастухов, Полина Павленко, Наталья Соколова. А также Татьяна Садовникова и Андрей Теплицын.
— Я не смогу, — жалобно пробормотал Родион. — Садовникова и Теплицын — мое начальство.
— Начнешь с первых четверых: Павленко, Соколова, Пастухов, Колпин. Потом доберешься и до начальства. Ты понял, Родион, что тебе надо говорить? «Документ нужен. За него готовы заплатить. Заплатить хорошие деньги». Вот основные постулаты. Донесешь их до каждого.
— А что мне делать, — пробормотал Щапов (он был совершенно раздавлен), — если кто-нибудь из них вдруг скажет «да»? Что документ — у него?
— Позвонишь мне. Сразу же. Вот телефон.
Господин достал из кармана картонную карточку, на которой не было ни имени, ни должности, только от руки записан номер сотового телефона.
— Кто вы такой? — прошептал Родион.
— Это совершенно неважно.
— А как мне вас называть?
— По телефону просто представишься. Я тебя узнаю.
— Я… я… я не смогу говорить с ними… С этими людьми, на работе…
— Это очень просто. Ты это сделаешь, Родя, и как можно быстрее. Завтра, максимум послезавтра.
— А что потом?
— Все будет хорошо, — уверенно проговорил толстый щеголь.
— И вы от меня отстанете?
— Конечно, — пожал плечами господин. — Слово чести. Да и что нам от тебя еще может понадобиться? Ты же не на секретном заводе работаешь и не во вражеской резидентуре…
Слова гражданина звучали мягко и убедительно.
— И еще раз: не забывай о том, каковы мои возможности, — проговорил он, снова развернув Щапова лицом к себе и пристально вглядываясь ему в лицо из-под своих очков. — Если ты нам реально поможешь, я замолвлю словечко о твоей маме. Ну а будешь ваньку валять — мы тебя уничтожим. Понял?
Родиону ничего не оставалось делать, кроме как кивнуть.
— Давай, мой дорогой. — Господин поощрительно похлопал его плечу. — Действуй.
Потом оставил в покое Щапова и быстро-быстро пошел в сторону метро.
…Снимая с носа солнцезащитные очки, полковник Ходасевич подумал: «А я уже почти забыл, что такое вербовать агентов. Больше десяти лет этим не занимался. Забыл, какая это муторная и, в общем-то, грязная работа. Но есть еще порох в пороховницах. И мастерство, как говорится, не пропьешь. Все прошло как по маслу. Правда, и объект — мелюзга натуральная. Совершенно нетренированный тип. То ли дело тот торговец оружием в Анголе, к которому мы всей группой подбирались четыре месяца…»
Но, несмотря на легкость добычи, отчим Тани был доволен и даже горд собой. И освежен, словно только что из бани. «Как уж этот Щапов сработает, я не знаю, — подумал он, входя в темный после яркого солнечного света вестибюль метро, — зато документ он и вправду не крал. Это — видно. Он слишком глуп и труслив. Так что из списка подозреваемых его можно смело вычеркнуть. Даже я могу теперь за него поручиться».
Два немолодых человека сидели друг напротив друга за угловым столиком ресторанчика «Шашлык-машлык». После того как официантка отошла, приняв заказ — лагман, чебуреки, люля-кебаб, зеленый чай и, конечно же, водка, — первый из них попросил:
— Ну, Валерий Петрович, выкладывай.
— Что? — делано удивился второй.
— Как «что»? Что тебе от меня нужно, — засмеялся первый. Это был человек лет пятидесяти, с полысевшей и при этом наголо побритой головой — так, что было не разобрать, где кончается естественная лысина и начинается бритая поверхность. Он сиял добродушной улыбкой, но глаза его при этом словно бы шурупчиками ввинчивались в лицо собеседника.
— А почему ты решил, что мне от тебя что-то нужно? — улыбнулся его визави — этакий, со стороны глядя, добряк, толстячок, увалень. Старый модник в элегантном костюме и с шейным платочком. (Если, конечно, тоже не брать в расчет его проницательные глаза.)
— Да потому что ты, Валерий Петрович, — проговорил бритый, — первый раз мне звонишь с тех пор, как мы вместе работали. А прошло уже, дай бог, лет десять.
— Одиннадцать, — поправил собеседника Ходасевич.
— Тем более. А ты еще в ресторан меня приглашаешь. На свои-то пенсионные шиши.
— Ты, Вадимыч, я вижу, обо мне справки тоже навел.
— А то как же!
Официантка принесла водку и чебуреки. Расставила тарелки и рюмочки. Налила господам из графинчика, пропела:
— Приятного аппетита!
— Не люблю я за едой о делах разговаривать, — поморщился Татьянин отчим, когда девушка отошла. — Давай сначала пообедаем, а потом уже поговорим.
— Ты что, не знаешь главного принципа капитализма, Петрович? — спросил его собеседник, чокнулся с рюмкой Ходасевича и быстро выпил.
— Их много, этих принципов, — усмехнулся полковник. — Какой из них ты имеешь в виду?
— Время — деньги. — Лысый отрезал кусочек чебурека и отправил его в рот. — У меня на все про все — один час.
— А что потом? — усмехнулся Ходасевич, приветственно вздымая свою рюмку.
— Потом у меня дела.
— Жалко. Я думал, ты меня до дому подкинешь. У тебя ведь, поди, «Мерседес»?
— У меня «Ауди». А ты что, девушка — тебя до дому провожать? — усмехнулся лысый. Тон его с
