странно на нее смотрит? И обращается к ней:
— Девушка, вам плохо?
В аптеке ты задаешь вопросы, а не тебе, так что фармацевт ведет себя неправильно. Ее поведение может спровоцировать сбой в программе. Но ответить все-таки надо:
— Спасибо, все хорошо. Скажите, у вас есть тесты?
— Ф-фу, а я-то подумала… — с видимым облегчением вздыхает фармацевт.
И опять непонятно: почему тетенька не отвечает на вопрос, а говорит о чем-то своем? Придется повторить:
— Мне нужны тесты на беременность. У вас они есть?
— Да-да, конечно! По семнадцать рублей, штучки три вам дать?
— Да, наверное… (зачем она произнесла это «наверное»?)
— Да что вы так волнуетесь? — не отстает фармацевт. — Это же такое счастье!
Умильный взгляд с той стороны прилавка — как на него реагировать? Наверное, просто сказать «спасибо»? А когда вслед кричат: «Удачи вам, девушка! И здорового потомства!» — тут уж остается только промолчать. И порадоваться — потому что в голове наконец промелькнула не программа, а вполне человеческая мысль: «Да что она прицепилась?! Какое ее дело?»
Таня вышла из аптеки, села в машину и пробурчала в адрес фармацевтши:
— У, старая мымра…
Конечно, безобидная, любопытствующая старушка таких слов не заслуживала, да на самом деле Таня на нее и не злилась. Наоборот: назойливое участие фармацевта помогло ей проснуться.
Таня покрутила головой. Ура, наваждение пропало, робот внутри нее исчез. И мир вокруг — уже не картинка из компьютерной программы, а настоящий, живой! И она сама — тоже живая. Правда, чуть живая. Как в играх-стрелялках бывает — когда в запасе остается только четвертушка жизни из отмеренных вначале девяти…
Четверть жизни. Или даже одна восьмая. Интересный образ. Надо запомнить. И где-нибудь использовать. Скажем, в социальной рекламе о вреде курения…
«Вот, уже о работе думаю. Совсем хорошо!» — снова порадовалась Татьяна.
Хотя что толку сейчас думать о работе — ее пока нет и в ближайшее время не предвидится, нечего даже расстраиваться. Все равно сейчас не до рекламы. Нужно думать, как выжить, — при условии, что в наличии не целая жизнь, а только ее дохленькая частичка…
И как же в таких обстоятельствах справляться? Очевидно, что тоже по правилам компьютерной игры. Во-первых, проявлять крайнюю осторожность — чтобы и жалкую четвертушку не отобрали, а во- вторых, на максимум включить соображаловку и попытаться отыскать запасную жизнь.
Татьяна осторожно — надо беречься! — тронула с места верного «пёжика». Перестроилась в самый безопасный средний ряд, убедилась, что никаких подозрительных автомобилей за ней не едет. И только тогда включила мозги и принялась продумывать цепочку своих дальнейших действий.
Первым звеном в цепочке шел тест. Так, инструкция — все очень просто. Достоверность, как пишут, девяносто восемь процентов… Эффективен, как заявлено на обложке, «с первого дня задержки». А у нее какая задержка? Таня дала тесту, как просили в инструкции, «пять минут на оценку результатов» и не поленилась полистать ежедневник. Где же записи тех времен, когда они над рекламой водки работали?… Когда это хоть было-то? Месяц назад? Полтора? Ага, вот: «водка — эликсир молодости», ровно два месяца назад… Плохи дела. Да ладно, погоди паниковать! Вдруг задержка из-за расшатанных нервов? Или она простудилась? А может, у нее уже сверхранний климакс начался — из-за вредной работы и плохой столичной экологии?… В общем, куча версий, и Таня на все согласна, даже на климакс, — хотя раньше от мыслей, что у нее, как и у всех женщин в мире, когда-то случится угасание репродуктивной функции, она впадала в жуткую панику.
Ладно, пора смотреть. Таня зажмурилась, извлекла на свет божий индикатор, сосчитала до трех и открыла глаза. Две полосочки. Жирные, наглые, уверенные. Может, все же ошибка? Или тест бракованный? Таня разорвала еще одну упаковку. Уходить или зажмуриваться в этот раз не стала. Стояла и наблюдала, как на индикаторе опять проступает не одна (ах, если бы причина была в нервах, простуде или даже климаксе!), а две безжалостные полоски…
«Что ж, остается принять, — пробормотала Таня. И, пробуя новое слово на вкус, выпалила: — У меня будет малыш!»
Замерла, прислушалась к себе. Почему-то ждала, что внутри нее что-то всколыхнется — новые чувства, новые эмоции… Но никаких необычных ощущений не было: совершенно заурядное состояние и совершенно обыденные, довольно отстраненные мысли: «Хорошо, что сейчас — двадцать первый век! А ведь живи я в пуританском Средневековье — уже бы рыдала, что ребенок может родиться вне брака… На Кавказе, наверное, из-за этого до сих пор рыдают… А если б я, скажем, американкой была? О, тогда без вопросов — вместо того чтоб рожать, я бы в суд подала на производителей „резинового изделия номер два“… Мы, понимаешь ли, на них надеялись — а они нам такой сюрприз выкатили! Но раз в России таких исков не подают, придется смириться: у меня будет малыш и, скорее всего, муж: Макс. Надежный, немного скучный и не самый богатый — но тем не менее кормилец, поилец и опора семьи».
«Что ж, Макс, я тебя поздравляю! — пробормотала Таня. — Ты оказался шустер и вездесущ — несмотря на все принятые меры… Признайся, может, ты особо и не старался предохраняться? Ты ведь хотел детей. И сколько раз говорил, что так сильно меня любишь, что хочешь чтоб на земле появилось наше с тобой, твое и мое, продолжение…»
Вот продолжение и появилось. Точнее, скоро появится. Что ж, такое событие нужно отметить — чашкой доброго кофе. Или кофе теперь нельзя?… Таня задумчиво замерла над банкой растворимого порошка и решила, что чуть-чуть, наверное, можно — это ж не алкоголь. А сырокопченой колбасой, интересно, закусывать не вредно? Тьфу, ну и жизнь начинается: думать приходится не о себе, а о непонятном существе, спрятанном у нее внутри…
«Что-то мысли у меня совсем не материнские, — расстроенно подумала Таня. — Впрочем, материнский инстинкт ведь не сразу просыпается — подождем… Интересно, а как с отцовскими инстинктами у Макса? И как он себя поведет?»
Таня представила, что сообщает ему сногсшибательную новость… и Макс сначала замирает, а потом расплывается в счастливой улыбке, подхватывает ее на руки, целует, зарывается лицом в ее волосы…
«Конечно, Макс будет счастлив. И, конечно, он мне сделает предложение, — думала Таня, — а я его, разумеется, приму, и рожу ребеночка, и буду кормить его, и пеленать, и тетешкать, и вскакивать к нему по ночам… А мама-то как обрадуется: дочка остепенилась, одомашнилась и вместо танцев в ночных клубах фальшивым голосом распевает колыбельные песенки…»
Таня представила себя в застиранном халате, с небрежно сколотыми волосами, в сношенных тапочках, а на руках — младенец. Трогательная картинка. Даже циник Полуянов — и тот протащится. Одного жаль: рушатся планы. Не на жизнь и не на карьеру, бог с ней, с карьерой, да и, потом, ребенок работе не помеха, всегда можно памперсов накупить, няню нанять, маму с отчимом к воспитанию внука приспособить… Жаль другого. Жаль, что рушатся планы на любовь, которая только-только, впервые в жизни, начала проклевываться, как ей казалось, в ее отношениях с доктором Кириллом… Впрочем, что сделано, то сделано. И если всевышний дал ей малыша от Макса — значит, этот малыш появится. И она его будет любить, оберегать, учить и баловать.
Картинка на мониторе шла в режиме «он-лайн». Максимальное увеличение, сочные краски, два плана: общий и крупный. Вполне достаточно возможностей, чтобы прочитать всю радугу чувств у нее на лице… Радуга: Каждый Охотник Желает Знать… Вот и девушка Тоже: Краснеет, Опасается, Ждет, Задумывается… Как это красиво! Жаль, не слышно, что она говорит… Хотя — разве дело в словах? Дело — в ее глазах, одновременно счастливых и тревожных, умиротворенных и жалобных. А слова — за нее уже сказал Моцарт в своем гениальном «Реквиеме», нужно сделать погромче…
Он прослушал заключительные аккорды. С сожалением выключил музыкальный центр. Еще с минуту полюбовался, как губы девушки дергаются в нервной гримаске, а руки нервно теребят клетчатую салфетку…
