внешностью.
– А когда будут полные? – требовательно спросила Женя.
Мужчина виновато пожал плечами:
– Спасательные работы ведутся… Поисковые – тоже.
– Прошло, – Женя выразительно взглянула на часы, – практически полсуток…
Офицер отвернулся:
– Мы делаем все возможное.
По-хорошему, скандалить и придираться нужно было Вере, а вовсе не Женьке.
Но ей казалось неловким кричать на этого солидного офицера.
Да и не умеет она орать…
Тем более при чем тут этот моряк…
Ему и самому тяжело.
Он отворачивал лицо, прятал глаза, мялся…
Вера вежливо спросила:
– Когда можно ждать новостей? Он поспешно ответил:
– В двенадцать.
Потом в два.
И так до вечера…
Каждые два часа – новые списки.
– А этот список, где погибшие… там совсем мало людей…
Вы почти всех спасли?
Офицер закашлялся.
Кашлял долго, старательно отворачивался, вытирал носовым платком слезы.
Вера терпеливо ждала, не сводила с него глаз. Наконец он спрятал платок в карман и сказал тихо:
– В этом списке только те, у кого при себе имелись паспорта.
И кого удалось опознать.
Вера почувствовала, как грудь заполняет злобный, тягучий холод. С ужасом посмотрела на него. Офицер сказал еще тише, почти шепотом:
– Трупы привозят на пятнадцатый причал…
…Вера действовала как автомат.
Словно робот, запрограммированный на выполнение тяжкой, но нужной работы.
Она не стала ждать автобуса, пошла по набережной пешком.
Все равно недалеко, здание морвокзала из окна гостиницы видно.
Вера ничего не сказала Евгении, когда та виновато пролепетала: «Ну, я с тобой, наверно, не пойду…»
Вера не замечала удивленных взглядов, которые прохожие бросали на нее и на ее странное платье:
Не чувствовала солнечного жара, что давил на голову. Она просто шла и шла.
Без чувств и почти без мыслей.
Единственный раз подумала: «Был бы Васька рядом!»
Но Василия нигде не было.
Рядом вообще не было никого.
Ни врача, ни доброго милиционера, ни хоть какого защитника.
Первое, что Вера увидала на набережной. – уродливый корабль с развороченным носом.
Он стоял на самом ближнем к гостинице пирсе. Там толпился народ, вездесущие мальчишки швыряли в поверженное судно камнями.
Вера равнодушно прошла мимо.
Ей было неинтересно…
Спросила у кого-то, где пятнадцатый причал.
Ей показали.
Зашептались вслед.
Она не обернулась, пошла дальше.
Пятнадцатый причал прикрывал милицейский кордон. Вера не обратила внимания на милиционеров, перешагнула через невысокое заграждение.
– Женщина, вы куда? – тут же бросились к ней.
– Искать родителей, – спокойно ответила она.
– Можно ваш паспорт? Вера пожала плечами:
– Мой паспорт где-то в «Нахимове».
Слово «Нахимов», кажется, было здесь паролем. Милиционер тут же повел ее к одному из рефрижераторов.
Она не успевала за его скорым шагом. Перед глазами опять замаячили цветные круги.
– Эй, стойте! – с трудом выдавила она.
Милиционер обернулся и поспешно вернулся к ней. Взял под руку. Крикнул кому-то:
– Врача сюда!
– Не надо врача!
– Она постаралась быть решительной.
– Со мной все в порядке, просто держите меня под руку! Куда надо идти?
Милиционер не стал настаивать на враче. Проводил ее до вагона.
– Сами подниметесь?
– Да! – уверила она его и шагнула на первую ступеньку железной лесенки.
Дверь вагона между тем отворилась.
– Вера! – услышала она сдавленное.
Ей навстречу спускался Василий.
Она вздрогнула, замерла.
Смотрела ему в глаза и не могла вымолвить ни слова. Губы шевелились, но слов не было.
Его лицо сказало ей все.
Говорить больше было не о чем. Вася приблизился к ней. Обнял. Прошептал:
– Я искал там тебя… наврал, что ты моя жена…
А там… там… – его голос сорвался.
– Я хочу их видеть! – с трудом выдавила она. Василий сказал твердо:
– Увидишь. Сейчас успокоишься, пойдем – и увидишь.
Она прижалась к его футболке и поняла, что заплакать не может. Вместо слез из груди вырывались противные вороньи хрипы.
– Вася, Вась, – с трудом выдавила она. – Их убили!
…Вася Безбородое оказался единственным человеком, кто ей поверил.
Но Вася был семнадцатилетним первокурсником без денег, жизненного опыта и связей.
Он сказал, что надо бороться.
Он ходил вместе с Верой к начальнику порта и в милицию, в исполком и в местное управление КГБ.
Веру, как пострадавшую с «Нахимова», все начальники принимали без разговоров и без очередей в приемных.
Только… 'Вы можете показать того человека?
Знаете, кто он? И где он сейчас? Нет? Тогда какие к нам претензии?'
И, сбавив тон на ласково-сочувственный: «Верочка, мы понимаем, у вас горе. Вы были в кризисной ситуации, в шоке… Вам могло привидеться что угодно».
Она билась головой в глухую стену.
Утром четвертого сентября ей сказали, что сегодня – последняя возможность улететь домой бесплатно.
