белую хризантему.
Глядя куда-то вбок, Васечка невнятно прогудел, что холодно, Москва вся перекрыта – демонстрация, поэтому:
– Давай рванем ко мне в общагу, а?
Он наконец взглянул ей в глаза с отчаянной решимостью.
– К тебе?.. – засмеялась Вероника.
– Хм-м…
– На секунду задумалась, а потом сказала:
– Ну что же, давай рванем.
Всю дорогу куда-то к черту на рога, в Беляево, Вася смущался. Прятал лицо.
Нес какую-то скучную лабуду. «Выйдем в поле… Шурфа… Породы…»
Вера-понимала, отчего смущается Вася.
После тех страшных новороссийских ночей он исчез из жизни Вероники – ни слова, ни полслова.
Словно не было его никогда. Будто не он объяснялся ей в любви на горячем новороссийском пляже. Ну, или почти объяснялся.
А главное: будто не он находился рядом с нею – словно брат, словно близкий человек, потом, в самые тяжелые для Веры минуты.
Был столь близко от нее – и исчез совсем.
Вера и не заметила, когда он ушел. Но ей было тогда не до Васи. И не до его проблем…
Теперь Безбородов возник снова.
Словно привидение – с белой хризантемой наперевес.
– А ты с кем живешь? – осторожно спросила уже на подходе к Васиной общаге Вероника – Ну, с мужиками… – смущенно прогудел Вася.
– А где они сейчас?
– Кто где… – еще больше смутился Безбородов.
Вероника на секунду подумала: что бы сказала мама, если бы узнала, что она, Вера, идет в гости к парню?
Да еще в общежитие!
И предполагается тет-а-тет!..
Но мамы нет, и сказать она ей ничего не может.
А Вася – первый парень, который за целых два месяца ее хотя бы куда-то пригласил.
А она…
Если что – она сумеет постоять за себя.
Парень, дежуривший на вахте в Васиной общаге, проводил Веру долгим, циничным взглядом. От этого стало нехорошо на душе.
В комнате у Безбородова действительно никого не оказалось.
Застарелый запах курева и мужского житья.
Четыре по-солдатски застеленные койки. Прикрыты тяжелые шторы. Полумрак.
Вася помог Веронике снять муфлоновую шубку.
Нажал клавишу катушечного магнитофона «Яуза».
Разнеслись аккорды 'Отеля «Калифорния».
Безбородов стал доставать (не открывая штор) из межоконного проема свертки, лихорадочно разворачивал их на столе.
Провизию он заранее нарезал.
Домашнее сало тоненькими кусочками.
Вареная колбаса. «Российский» сыр.
Явилась бутылка портвейна «Массандра». Подготовился, сукин сын.
«Ну, хоть наемся», – почти весело подумала Вероника.
Она расхаживала по комнате, как кошка, изучая чужое жилье.
На книжной полочке – четыре книжки: «Высшая математика», Юрий Шпанов «Дело было в Атлантиде», календарь первенства мира по футболу в Мексике и ободранный англо-русский словарь.
На стенах висели прикрепленные изолентой плакаты.
Перефотографированные битлы с обложки «Белого альбома».
Какой-то голый по пояс мужик с гипертрофированными мускулами, на плече – гранатомет.
Подпись под плакатом Вероника едва прочитала в полутьме: SCH… SHC… Словом, какой-то там Шварценеггер.
– Ты бы шторы, что ли, открыл, – усмешливо сказала она Васечке (тот занимался приготовлением стола). – Темнотища-то какая…
– А зачем нам шторы? – пробормотал Вася.
– Все равно стемнеет скоро на улице… У меня вот что есть…
Вася достал из тумбочки три разноцветных сувенирных свечи. Зажег.
'Мальчик настроился на романтический вечер, – весело подумалось Веронике.
– В его понимании…
И как далеко, интересно, он хочет его завести?.. Ох, чует мое сердце – далеко… Придется ему жестоко разочароваться…'
– Прошу пожаловать к столу! – с деланой веселостью провозгласил Васечка.
Он подпалил спичкой пластмассовую пробку «Массандры», лихим движением откупорил портвейн.
Налил Вере в единственный фужер, себе плеснул в граненый стакан.
– Ну, за встречу!
– Потянулся чокаться.
– Рад тебя видеть.
Налегай на закуски. Чем богаты, тем, как говорится, и рады…
Странно, но в Москве Васечка выглядел каким-то провинциальным. И – жалким.
Вера выпила.
Голова на удивление сразу же захмелела. 'Давно не пила?
Наверно… А может, он в портвейн подмешал чего?'.
Вася, не вставая, вставил в магнитофон новую бобину. Раздались первые аккорды «Джулай монинг», бесконечно тягучей песни «Юрайя Хип».
– Потанцуем? – хрипло предложил Безбородов.
– Дай поесть-то, – с набитым ртом простодушно возразила Верочка. В голове кружилось.
Васечка не послушался, встал со своего стула, очутился за спиной у Веры.
Обнял сзади. Его губы оказались у ее шеи и защекотали кожу.
– Давай.., давай потанцуем… – как в бреду зашептал Васечка.
Вера сделала движение вырваться – его сильные руки пригвождали ее к стулу.
Она рванулась, вскочила, выскользнула, отпрыгнула.
– Вася, прекрати! Прекрати сейчас же! В голове шумело. Ноги слабели. Вася подступал, расставив руки. Обнял, уткнулся куда-то в шею.
Проскулил:
– Ну я же только потанцевать…
Знаем мы эти – «потанцевать»!
Она снова вырвалась – и с размаху, кулачком, в глаз: бац!
Бросилась к выходу из комнаты.
Схватила шубку.
Дернула дверь: заперто.
Сзади подступал Васечка.
Нащупала ключ: слава богу, в двери.
Повернула, открыла.
