Вчера, например, – обэхаэсэсник достал из внутреннего кармана куртки жеваный листок, заглянул в него, – вышеуказанный кооператив получил на все, взятые вместе, почтовые ящики сто тридцать четыре тысячи двести тридцать семь рублей.
Вероника почувствовала, что ей становится дурно.
Ровно такую сумму – с точностью до рубля! – фирма действительно получила вчера в качестве выручки со всех своих абонентских ящиков. Точно такую сумму занесла она только что, утром, в свой «черный» гроссбух. У нее хорошая память на числа…
«Но откуда они узнали? – пронеслась паническая мысль. – Этих же цифр никто не знает – кроме меня! Меня – одной!»
– Далее, – с размеренной веселостью продолжал милиционер, – пойдем далее…
В глубь истории…
Возьмем – только для примера! – другой день…
Пусть это будет – позавчера…
А позавчера данная фирма, по нашим сведениям, получила через подставных лиц…
– И опять прозвучала цифра, совпадающая с реальной – вплоть до рубля. – А третьего дня…
– Хватит! – выкрикнула, не сдержавшись, Вера. Тяжело задышала. Выдохнула:
– Я-то тут при чем?
– А при том, – усмехаясь, проговорил нежданный гость, – что кооператив, о котором мы ведем речь, по закону должен был заплатить государству только за один месяц в качестве налога…
И опять милиционер назвал цифру, до жути близкую к реальности.
– Она же, эта фирма, перечислила только… – и снова прозвучала фактическая цифра.
– Таким образом, – размеренно, уже не усмехаясь, а ощупывая Веронику своими жесткими глазками, произнес милиционер, – государству только за один месяц нанесен ущерб в размере более ста пятидесяти тысяч рублей. Данное деяние, гражданка Веселова, подпадает.., знаете, под какую статью УК оно подпадает?
Вера, загипнотизированная мощью и уверенной насмешливостью собеседника, только отрицательно покачала головой.
– Под статью, гражданка Веселова, о хищении государственной собственности в особо крупных размерах.
Ясно?
В особо крупных!
И срок по данной статье предусмотрен – от восьми до пятнадцати лет. С конфискацией всего имущества.
Собеседник перегнулся через стол, заглянул в самые ее зрачки:
– Вам все ясно?
Раздавленной Вере вдруг на секунду почудилось, что сейчас мужик схватит ее мощными своими лапами, а затем несколькими движениями сорвет с нее одежду, облапит так, что перехватит дыхание, и – овладеет ею, тут же, на ее же столе.
Больше того, на мгновение она почувствовала возбуждение. Ей захотелось этого.
И она – покраснела.
– Что же, – не заметив ее смущения, продолжил мужчина, – что же, моя дорогая гражданка Веселова Вероника Николаевна, одна тысяча шестьдесят восьмого года рождения, ранее не судимая – пока не судимая!.. Вы ведь совершеннолетняя?
Подумайте, о чем я вам сказал. Крепко подумайте…
Еще минуту он сидел на ее столе, ощупывая своими каменными глазами ее пошедшее пятнами лицо.
Затем нагнулся к ней близко, очень близко, и проговорил хищным, сексуальным шепотом:
– Я тебя съем, воробушек!
После чего быстро встал со стола, развернулся и не спеша пошел к выходу.
…Через два дня Вероника заплатила Баргузинову отступного – сто пятьдесят тысяч рублей.
Через неделю она стала его любовницей.
А еще через месяц она узнала, что Баргузинов действительно милиционер, но только бывший, из органов его уволили три года назад.
Теперь он состоит в небольшой, но весьма осведомленной группе вымогателей.
И отныне ей.
Веронике, придется платить Баргузинову и его команде дань: сорок процентов от чистой прибыли кооператива ежемесячно.
Зато ей не надо ничего платить государству. Пока не надо.
И еще: ей больше не придется никогда и ничего платить Зойке.
Урегулирование этого вопроса Баргузинов взял на себя.
Ей даже не пришлось с Зойкой ни о чем говорить.
Нынешнее положение вещей Вероника приняла очень спокойно. Она ни словом не возразила Баргузинову. Она не протестовала даже внутренне.
Может, оттого, что вместе с Баргузиновым ей было хорошо.
Прошло полтора года
Октябрь 1992
Особняк Баргузинова располагался на самом берегу Клязьминского водохранилища.
Одиноко стоящее кирпичное здание с нелепыми башенками окружал трехметровый забор.
Вера сперва невзлюбила свое новое жилье.
Все огромно, пусто и гулко.
Особенно неуютно она себя чувствовала в монументальной гостиной: по площади – метров пятьдесят.
Просторная комната предполагала большую семью и шумные вечерние чаепития.
Но семьи у Веры не было, только Баргузинов.
А он приходил так поздно, что какой уже там чай…
Но Васечке дом понравился.
Сначала он никак не мог взять в толк, что трехэтажное здание, все, целиком, принадлежит им одним, и порой спрашивал Веронику: «Мам, а где здесь другие квартиры?.. Ну, с другими детишками?..» Но потом привык к простору и одиночеству.
Раскатывал по полу всех четырнадцати комнат особняка игрушечные машинки.
Гонял по двору на трехколесном велосипеде.
Ходил вместе с Верой на собственный песчаный пляж – двадцатиметровый кусок берега.
…Баргузинов настоял, чтобы они перебрались к нему, зимой девяносто второго.
Точнее, в одно прекрасное воскресенье в январе он заявился в ее съемную квартиру в Крылатском и заявил: «Собирай вещи. Вы переезжаете ко мне».
И Вера снова, как и раньше, не смогла, хотя бы для вида, противиться ему: такую силу взял над ней этот мощный волевой человек.
Она покорно собрала пожитки.
Шофер снес их вниз.
Вера с удовольствием отметила про себя, что за три последних московских года ей удалось поднакопить добра. В свою первую столичную квартиру, коммуналку на Бауманской, они с Васильком въехали с двумя чемоданчиками. Когда переезжали во вторую, в Крылатском, вещи поместились в
