— Это вам на бензин и за приятную компанию.
Седой водитель расплылся в улыбке:
— Спасибо.
— Вы не подскажете, где здесь, в Воронеже, железнодорожный вокзал?
— А ты иди все прямо. На третьем или на четвертом светофоре. Тебе на вокзал надо? Садись, я тебя подвезу.
— Нет, спасибо, я хочу пешком пройтись.
Вторник, 22 июня, вечер. Город Костров
Они расположились на лавочке в сквере в самом центре города.
Прямо перед ними, через площадь, серело монументальное сталинское здание бывшего обкома (ныне здесь размещалась областная администрация). Напротив площади возвышался памятник. Это был, на удивление, не памятник Ленину, а скульптурный триптих, изображавший революционных бойцов. Один каменный человек вздымал знамя, другой палил из «максима», третий, перевязанный, из последних сил бросал гранату. Едва памятник, лет сорок назад, соорудили в Кострове, как местные острословы стали поговаривать, что его чересчур далеко от обкома поставили. «Почему?» — удивлялись непосвященные. «Солдат гранату не докинет», — смеялись остряки.
Времена обкома давно прошли. Он сам собой развалился, безо всяких гранат. Свято место заняла областная администрация.
У подножия памятника бойцам революции, где раньше замирал почетный караул, теперь прыгали на мраморных ступенях, словно в какой-нибудь Праге или Барселоне, скейтеры со своими досками, роллеры на своих роликах.
Пожилой человек, сидящий на лавочке с краю, с неудовольствием взирал на это богохульство. Двое других, молодых, поместившихся с ним на лавочке бок о бок, никакого внимания на тусующихся «агрессивщиков» не обращали. Тот из молодых, что сидел в центре, что-то негромко рассказывал — можно даже сказать, судя по напряженным лицам всех троих, не рассказывал, а докладывал.
— Вчера его засекли в Шахтерске, — говорил молодой человек в белой рубашечке и тщательно отутюженных брючках. — В пятнадцать сорок он там снимал деньги с кредитной карты «Виза — Сбербанк».
Мы выслали в Шахтерск группу захвата, предупредили коллег из райотдела, поработали с агентурой. А потом Шангин звонил своей начальнице Садовниковой на мобильник из Воронежа…
— Ну?! — подался к рассказчику второй моложавый. Он был одет во все черное: рубашка с длинными рукавами, джинсы, мокасины. На землистом, нездоровом лице — темные очки.
— Телефон ее мы, конечно, поставили на прослушку, так что беседу записали. Но ничего интересного ни он, ни она не сказали. Она сообщила ему об ограблении в офисе и о том, что вскрыли его машину. А он попросил ее, чтобы она обратилась за помощью в его деле к своему отчиму…
— А кто у ней отчим? — нахмурился седовласый.
— Отставник, бывший чекист, полковник, — с оттенком неприязни проговорил аккуратист в белой рубашечке.
— Что еще?
— Как раз за час до звонка я опросил эту самую Садовникову.
— Ну?! — не выдержал черный.
— Она ничего не знает. И ничего от Шангина не получала.
— Уверен?
— Зуб даю.
— Смотри, парень, — усмехнулся седовласый, — ты зубами-то своими не разбрасывайся. А то и прокидаться можно.
Вторник, вечер
Таня ушла из офиса в половине седьмого — надо было спешить: принять душ, переодеться, погладить теннисную форму — и к восьми мчаться на корт. Как некстати этот злосчастный теннис с главным заказчиком! Может, отменить? «Ага, щас. А Глеб Захарович в отместку свой заказ отменит», — вздохнула она. Будет ей на орехи. Брюс Маккаген и без того на Татьяну уже зубы точит…
Перед уходом из конторы она поимела крайне неприятный телефонный разговор со своим московским боссом.
— Н-да, мисс Садовникова, вечно с вами что-нибудь случается, — ледяным тоном ответствовал тот на Танины пени по поводу разгрома в офисе и исчезновения Лени. — Мне остается только молить бога, чтобы ваши неприятности не помешали вам исполнить наши обязательства по отношению к главному заказчику.
— А если помешают? — с довольно глупым вызовом спросила изнервничавшаяся за день Татьяна.
— Тогда, боюсь, нам с вамп придется расстаться, — сказал Маккаген официальным гоном и бросил трубку.
…И вот теперь, стоя на лестнице у дверей своей квартиры, Таня в очередной раз прокручивала в уме этот проклятый разговор с Маккагеном. «Лучше б я ему вообще не звонила, — с раскаянием подумала она. — И без того неприятностей хватает». Один видок в офисе чего стоил: Изольда Серафимовна хотя и навела порядок, но без компьютеров, с креслами, дыры в которых были заклеены скотчем, кабинеты выглядели убого и сиротливо.
…Перед тем как вставить ключ в замок, Татьяна прислушалась к тишине собственной квартиры. Промелькнули воспоминания: разгромленный офис, испохабленная Ленина «девятка»… Вспомнила она и осторожные шаги внутри Ленькиных апартаментов, когда она вчера днем разыскивала его. «А вдруг и у меня побывали гости! — мелькнула паническая мысль. — Вдруг и у меня тоже все раскидано, изломано? Или, может, они до сих пор еще там?»
Даже несмотря на то что из-за двери не доносилось ни звука (а может быть, наоборот, именно из- за этой проклятущей тишины), Тане захотелось все бросить и бежать куда глаза глядят. К черту! Прочь из этого дома и из этого города! Однако… Она не должна, она не может… И Таня пересилила себя, глубоко вздохнула и вставила ключ в замочную скважину. «Будь что будет».
Она осторожно открыла дверь. Нет, все тихо-спокойно. Ничьих следов присутствия. В прихожей вещи — на своих местах. Не разуваясь, Таня прошла в гостиную. Пусто и полутемно от закрытых штор. И ничего не тронуто. Ф-фу, слава богу. Таня заглянула в спальню — тут тоже порядок. Точнее, творческий беспорядок — все, как она оставила, уходя на работу: неубранная постель, распахнутый шкаф, на полу — книжка обложкой кверху. На сердце отлегло.
Но тут она подумала: через полчаса ей придется снова уйти. А после тенниса, поздно, наверное, часов в десять — вернуться. И что, она опять будет дрожать под дверью собственной квартиры? И гадать — ждут ее или нет? Может, пока она будет играть в теннис, разгромят и ее жилье или просто навестят, чтобы понатыкать «жучков» и поставить телефон на проел ушку?
Нет, ей надо с кем-то поделиться событиями двух последних дней. Надо позвонить отчиму. Тем более что Леня сам ее об этом попросил.
И, вместо того чтобы гладить теннисную форму, Таня набрала московский номер полковника Ходасевича. Тот, как всегда, оказался дома.
— Танюшка! — обрадовался Валерий Петрович. — Рад, что позвонила. Ну, как твои дела?
— Плохо, Валерочка, — бухнула с налета Татьяна.
— Что случилось? — И такой участливостью повеяло от вопроса отчима, что Таня чуть не
