оказанное мне высокое доверие, — поблагодарила она. — А часто этих ваших рыб нужно кормить?
— Нечасто. Два раза в неделю. — Начальник не удержался и добавил:
— В свободное от основной работы время.
— Минуточку, — съехидничала Татьяна. — Не поняла: кто я теперь — экономка или креативный директор?.
— Отдавай ключи, — вздохнул генеральный.
— Ладно, не волнуйтесь, — Таня дала задний ход. — Никто не пострадает. Ни работа, ни рыбки.
Хотя рыбки, наверное, все же страдали. Только не могли об этом никому сказать. Работы в последние дни у Татьяны было столько, что золотистым красавицам приходилось голодать. В последний раз она выбиралась в особняк пять дней назад. Вбухнула рыбам полбанки сухого корма, полчасика повалялась в шезлонге — и помчалась обратно, в Москву: назавтра с раннего утра предстояли переговоры…
— В общем, диспозиция такая, — рассказывала Таня своему отчиму Валерию Петровичу. — Это закрытый поселок на берегу водохранилища. Въезд по пропускам, охрана с ружьями, и собак — целое стадо.
— Стая, — машинально поправил Валера.
— Именно стадо! — не согласилась Татьяна и пояснила:
— Потому что они очень добрые. Гавкают, а сами хвостами виляют… Ну, вот. Домик, по местным меркам, маленький: триста квадратов. Но все удобства, конечно, есть. И душ с сортиром, и стиралка, и посудомоечная машина. А, еще джакузи имеется, — она окинула Валеру оценивающим взглядом, — только ты туда, пожалуй, не поместишься…
— Далеко это от Москвы? — с интересом спросил Валера.
— Два шага. То есть километров двадцать. За полчаса домчимся, если пробок не будет.
— Приемлемо, — кивнул Валера. — А когда твой начальник возвращается?
— Не скоро. Он отпуск сразу за два года взял.
— Как там с питанием?
Даже в таких, прямо скажем, экстремальных условиях Валерий Петрович умудрился подумать о пропитании.
— С голоду не помрешь, — заверила его Таня. — Правда, в самом поселке есть только палаточка, но там и кофе, и хлеб, и фрукты — в общем, на первое время хватит. А основную еду я тебе из города привезу.
По списку или по своему усмотрению.
— Но телефона, конечно, нет, — констатировал Валера.
— Обижаешь! — фыркнула Таня. — Полно там телефонов — по аппарату в каждой комнате. Шеф специально так сделал: сидит в зимнем саду или у камина и названивает нам в агентство, демонстрирует полный контроль.
— Да, роскошное лежбище. — Валера поднялся с лавочки. — Поехали.
Таня очень боялась, что когда отчим разместится в особняке, то вежливо отошлет ее прочь: езжай, мол, Танюшка, продолжай свое совещание — не буду тебе мешать. Но уезжать не хотелось, и она таскала Валеру по всем комнатам. Заставляла его любоваться видом на водохранилище, где на рейде дремали яхты. Водила в зимний сад и просила «проверить на прочность» плетеное кресло. Показывала, как включать водонагреватель.
Однако Валера конца экскурсии не дождался.
— Спасибо, Танюшка, хватит. Я сам во всем разберусь. А к тебе у меня есть еще одно поручение.
Танино сердце радостно трепыхнулось. Она успела подумать: «Во, как интересно! Когда на работе мне генеральный что-то поручает — я злюсь, хотя мне там и зарплату платят. А когда Валера о чем-то просит, наоборот, радуюсь…»
Отчим словно прочитал ее мысли, сказал:
— Кстати, напрасно радуешься.
И не удержался, добавил:
— По-моему, ты просто не понимаешь, насколько все это серьезно.
— Да понимаю я! — Таня постаралась, чтобы голос звучал максимально сосредоточенно. Но, видно, у нее не получилось. Потому что отчим продолжил:
— И, пока ты со мной, рискуешь не меньше, чем я.
— Ладно, Валерочка, не хмурься, — утешила его падчерица. — Мы им всем козью морду сделаем!
— Знаешь, Таня, — строго сказал экс-полковник. — Иногда мне кажется, что у тебя задержка…
Танино лицо вытянулось. А отчим закончил:
— ..Задержка в эмоциональном развитии. Ведешь себя как малый ребенок.
— Уж лучше как ребенок, чем как толстая клуша! — фыркнула Таня. — Ну, ладно. Говори, что у тебя за поручение.
— Найди мне Пашу Синичкина, — попросил тот. — И объясни ему, как сюда добираться. Пусть срочно приезжает.
— Может, просто позвонить ему? — предложила она.
— Нет. Я тебя прошу: никаких разговоров по телефону. Звоним друг другу, только если надо срочно договориться. И только из телефона-автомата. И говорим не больше тридцати секунд.
Таня нахмурилась:
— А ты не перестраховываешься? Неужели у них действительно такие неограниченные возможности?
— Надеюсь, что нет, — вздохнул Валера. — Но все равно: говорить о деле лучше лично. И Павлу скажи: по пути сюда пусть на всякий случай проверяется.
— Все сделаю, Валерочка, — заверила его Таня. — Все, как ты сказал.
— А сама сюда не показывайся, — приказал Валера. — Продукты мне будет Синичкин привозить.
— Да мне и самой некогда по всяким дачам разъезжать, — лицемерно заявила Таня.
Но возмущенно при этом подумала: «Ишь, чего захотел! Пашке он все расскажет, а я ни при чем?! Нет уж, Валерочка! Ты меня за простушку-то не держи!».
Таня Садовникова обожала Пашу Синичкина — бывшего опера, а ныне — частного детектива. Как было не любить высокого, мускулистого красавца — острого на язык и бесстрашного. Когда-то, лет пятнадцать назад, Пашка оказался любимым учеником Валерия Петровича. С тех пор он был ему чрезвычайно предан. А после нескольких дел, совместно раскрученных им с Татьяной, Паша стал предан и ей.
Имелся, правда, у Синичкина и недостаток. Единственный, но важный: недостаток извилин. Но, надо отдать ему должное, Павел никогда не корчил из себя Ниро Вульфа. Охотно соглашался на роль Арчи Гудвина.
Он лихо гонял на своей «девятке», указания выполнял четко и без самодеятельности. Большего от него никто не требовал.
'А уж если у Павла будет такой мозговой центр, как Валерочка (ну, и я, конечно), мы их всех разорвем.
В клочья', — самонадеянно думала Татьяна.
Она быстро и уверенно ехала по Ленинградскому шоссе, направляясь к Паше.
Синичкин проживал в самом что ни на есть центре — на Большой Дмитровке. Когда-то его квартира представляла собой ужасную, неухоженную коммуналку. Народу там было прописано, правда, меньше, чем в Вороньей слободке, но имелись, по законам жанра, и пьющий сосед, и вздорная соседка. Конечно, постоянно полыхали скандалы — как обычно, из-за всякой дряни: непотушенной лампочки в туалете или поздних возвращений с громким топотом по коридору.