— Ты очень красивая.
Она улыбнулась:
— Странно, что ты мне это говоришь.
— А что, тебе никто до меня этого не говорил?
— Говорил, но…
— Ой, засмущалась! Не надо… Все будет хорошо.
Даже лучше чем хорошо… Давай для начала поедим.
Хочешь?
— Хочу.
— Знаешь, что у меня есть — вон там, в пакетиках?
— М-м?
— Очень вкусненькие вещи. Бутылочка бордо. Знаешь такое вино?
— Да-а… Я читала, Д'Артаньян такое пил…
— А еще есть фляжечка коньяка, если тебе вдруг не понравится вино… И сыр бри…
— Это такой, с плесенью?
— Ну да. А ты что, не любишь с плесенью?
— Да нет. Можно. Прикольно даже.
— А еще там есть сырокопченая колбаска, и консервированный язычок, и салатик из мидий с помидорами…
— М-мм… Кажется, это вкусно…
— Слюнки текут?
— Знаешь, текут.
— Ну, тогда давай накрывай на стол. А я… Я пока пойду приму душ — если ты, конечно, не возражаешь.
— Не возражаю. Люблю чистеньких. Там в ванной есть свежие полотенца. И тапочки.
— А потом я вернусь, и мы с тобой поедим… А затем поиграем. Да?
— Не больно?
— Нет, ну что ты!.. Я знаю одну очень, очень интересную игру…
Примерно к пяти часам вечера Валерий Петрович и Паша Синичкин определились со списком «кандидатов».
Таня все это время как паинька выполняла обязанности высококвалифицированной секретарши: сидела в кресле за низеньким столом, на котором стоял компьютер (спина стала уставать и чертовски болеть!), и стучала по клавишам. Отчим сидел рядом, вглядывался в экран и коротко командовал:
— Вниз гони!.. Стоп. Вернись чуть назад…
Таня послушно гоняла курсор по спискам, привезенным Пашей.
От фамилий, имен, адресов у нее рябило в глазах.
Центральный аппарат МВД, центральный аппарат ФСБ… Сотрудники, члены семей… ФСО, СВР, Минобороны…
— Вот этого пометь… А теперь гони дальше… Стоп!
Назад!..
Отчим работал как бешеный — ни на минуту не отвлекался. И курил тоже как бешеный. Таня только и успевала — между делом, не отрываясь от экрана, — останавливать Валеру, вынимать новую, нераскуренную сигарету из его рук. Если бы не она — Ходасевич бы, наверно, пачку извел. Атак — всего половину.
Синичкин тоже сидел рядом — но скорее как мебель. Пялился в экран, в стремительно летящие строчки. Украдкой позевывал.
У Тани устали спина, плечи, руки и особенно глаза. Да и голова под конец перестала соображать — она действовала как автомат. А отчим оставался сосредоточенным и неутомимым.
В итоге за пять часов безотрывной работы они просмотрели все данные с Пашиного диска. И получили, как его назвал Валерий Петрович, «первоочередной список» — двенадцать человек. И еще семь «запасных».
— Будем надеяться, что он — среди них… — пробормотал Валерий Петрович. — Танюшка, ты можешь вывести это на печать?
— А почему нет? — усмехнулась она.
— Приятно иметь дело с компьютерно грамотным человеком, — удовлетворенно потянулся отчим. — Нда-с. По-моему, мы заслужили хороший обед… Танюшка, сварганишь чего-нибудь перекусить? Господин Синичкин привез нам всяческой провизии…
— Слушаю и повинуюсь, товарищ полковник.
Таня смиренно склонила голову и отправилась на кухню. Компьютер, надо признать, изрядно ей надоел.
Закупленная Пашкой еда была типичной для мужчин: все самое дорогое, но отнюдь не самое вкусное.
Эскалопы. Замороженная картошка фри Салат «Столичный» в пластиковом корытце. Два сорта соков. Две бутылки пива. И хлеб — далеко не первой свежести.
При этом никаких приправ, равно как соли и масла, Синичкин купить не догадался.
Ну, ладно: без приправ еще можно обойтись. Соль и перец, слава богу, нашлись у хозяина. А вот без масла поджарить картошку и мясо будет трудновато…
Таня порылась в кухонных тумбочках, заглянула в посудомоечную машину. Ура! — нашлись три сковороды с антипригарным покрытием. Значит, можно выкрутиться и без масла.
Татьяна принялась отбивать эскалопы — и думала: до чего же приятно кормить дорогих тебе людей.
Для отчима она вообще готова все на свете сделать. Он столькому ее научил! От стольких бед спас! Да и вообще, все самые светлые детские воспоминания с ним связаны. Дура мать, что с ним развелась… Ох, какая дура! Такими мужиками не бросаются. Да, по-моему, она и сама сейчас жалеет…
Паша Синичкин — тоже, в общем-то, близкий Тане человек. Совсем в другом роде, конечно, чем Валерочка. Но он — ее верный друг. Друг в самом прямом смысле этого слова. Ничего сексуального ровным счетом между ними не было (если не считать одного-единственного давнего поцелуя в Кусковском парке).
Таня порой Пашу годы напролет не видела, но если с ней случалась неприятность, она всегда бежала за помощью к нему. К Пашке — Пашуне… Вроде бы все просто с Синичкиным: он — боец, не рассуждающая гора мускулов. Но при этом у него имеется четкое представление, где в мире зло, а где — добро. И постоянно действующая внутренняя установка: зло должно быть наказано, а добро — торжествовать. И — внутренняя готовность сделать для этого все, что в его силах. И даже больше.
Пока она избивала эскалопы, на плите раскалились все три сковороды. Таня посолила-поперчила мясо, вывалила на одну сковородку картошку, на две другие разложила пять эскалопов: мужчинкам — по два, а ей и одного куска хватит.
Пища тут же зашкворчала, застреляла на огне. Эх, для полноценного обеда не помешали бы, конечно, помидорки, маслинки, огурчики… Ну, ладно, ограничимся глупым салатом «Столичный» — если уж Пашка такой тупой и хватает в супермаркете все подряд, не рассуждая.
Таня выглянула из кухни в гостиную.
— Ма-альчики! Идите мыть руки. Скоро обедать.
Но что это?
Отчим — еще минуту назад, кажется, безнадежно уставший от поиска «первоочередных» подозреваемых — сейчас сидит, сосредоточенный, над только что отпечатанными списками и что-то тихо- тихо втолковывает Синичкину. Тот притулился рядом в кресле, ловит каждое его слово и сосредоточенно кивает.
— Вы что это там обсуждаете?!
Отчим, не отрываясь от списка с «кандидатами», повел носом:
