Опер сделал паузу и тут же с официального тона перескочил на удивительно человечный:
— У вас прямо-таки камень с души свалится, обещаю вам, Анжелочка.
— Игорька убили, — вдруг вымолвила девушка, и тут как будто это известие наконец по-настоящему достигло ее измученного мозга. Лицо закаменело. По щекам сами собой потекли слезы. Анжела их не вытирала, только глядела прямо перед собой, а слезы все катились и катились по ее щекам. Потом, наконец-то сообразив, что на нее, плачущую, с холодным любопытством смотрят трое совершенно незнакомых, посторонних мужчин, Анжела закрыла лицо руками и зарыдала еще пуще.
— Как вы думаете, — вполголоса спросил Костик у Опера, — можно ее сейчас допрашивать?
— Нужно, — тихо, но твердо заявил оперативник и добавил: — Ну-ка, сгоняй, притащи ей воды.
Костик мгновенно испарился — кажется, он, в отличие от Опера, и представления не имел, как приступить к допросу подозреваемой.
Варвара сочувственно посматривала на Анжелу. Та захлюпала, зашмыгала носом, Варя протянула ей бумажный носовой платок, которые у нее всегда были при себе в кармане куртки. Девушка автоматически поблагодарила и принялась вытирать слезы и сморкаться. Лицом она, с первого взгляда, показалась Варваре неотличимым ксероксом со Снежаны. Такая же вроде безмозглая фотомодель — кукольная крашеная блондинка. Правда, совсем не длинная и ногастая, а, наоборот, маленькая, миниатюрная, «карманная». И, приглядевшись, Варя поняла, что Кондакова все-таки отличается от Снежаны, и, кажется, в лучшую сторону. Та была пробка пробкой, а у этой особы в глазах светится природный ум. А ум у женщины подразумевает хитрость, и, значит, все то горе, которое Анжела демонстрировала тут перед ними, могло оказаться всего лишь хорошо разыгранным спектаклем. И она, Анжела, действительно могла зарезать собственного мужа. Тем более что львиная доля бытовых убийств — хорошо знала Варя и в теории, и уже по кое-какому практическому опыту — совершается половыми партнерами убитых. И при таких преступлениях первый же подозреваемый, которого берутся отрабатывать оперативники и следователи, это супруг или сожитель погибшего. Сотрудники органов редко промахиваются — очень часто такие убийцы раскалываются немедленно. Да к тому же у Анжелы Кондаковой имелся замечательный мотив, которого не было ни у кого из присутствующих здесь, на базе: материальный. Она наследовала все имущество и ценности убитого, а материальных благ, Варя не сомневалась, молодой футболист сумел, несмотря на возраст, накопить преизрядное количество.
Однако Анжела, конечно, выглядела действительно потрясенной происшедшим. И Варя никак не могла понять: что это было — искреннее чувство или же искусная игра?
А тут и следователь подоспел со своим стаканом, полным ледяной воды. Протянул вдове.
— Спасибо, — механически поблагодарила она и принялась пить.
Зубы постукивали о стакан, влага проливалась на подбородок, и опять Варя не могла понять: что это — представление? Или — все всерьез?
Анжела утерлась Вариным платком и отдала стакан следователю.
— Анжела, — вдруг мягко-мягко проговорил Опер, — а вы загорели. Вы ведь отдыхали?
— Да, — прошелестела та.
— Говорят, вы в отпуске были? — ласково спросил Опер.
— Да, — выдавила из себя жена Кондакова.
— Где же вы побывали?
Оперативник выглядел чрезвычайно участливым, и, если бы Варя уже не изучила в деталях его повадки, она запросто могла бы принять эту участливость за чистую монету. Как, наверное, и обманулась в отношении его Анжела.
— На Шри-Ланке, — вздохнув, сказала Кондакова. И зачем-то добавила: — Это остров Цейлон.
— А вы ведь вроде бы собирались сегодня утром прилететь?
Опер (человек и на вид, и по сути, в общем-то, циничный) был сейчас само сострадание.
Кондакова кивнула:
— Да. И Игорек меня встретить хотел. В аэропорту. А потом бы мы с ним в Питер поехали…
Она судорожно всхлипнула.
— А почему же вы переменили свои планы?
— Я… — жена убитого Кондакова прерывисто вздохнула, — я не в ту сторону время посчитала… Думала: прибавлять надо время. А его, оказывается, отнимать нужно. Ведь Цейлон восточнее Москвы. Как Япония. А не западней. Ну, вот и получилось, что я не в одиннадцать утра сегодня прилетела, а вчера в одиннадцать ночи…
«Я думала, она умная, — мелькнуло у Варвары, — а она такая же овца, как Снежана. Надо же: забыть, в какую сторону планета вертится. И где Цейлон находится. Одно слово — жена футболиста!… Или это она просто хитрит, морочит нам голову, играет в недалекую простушку?»
А Опер все гнул свою линию.
— Значит, — ласково проговорил он, — вы прилетели в Москву вчера вечером. Около двадцати трех часов по московскому. Вы куда прибыли, в Шереметьево?
Девушка кивнула.
— Да. В Шереметьево-один. Это потому что чартер.
— А где же тогда ваши вещи?
— Я их в камере хранения оставила.
— Зачем?
— Нам же дальше в Питер надо было лететь. Тоже из Шереметьева-один. С Ига-арь-ком…
Рот Анжелы снова скривился, и она, кажется, собралась опять заплакать.
— А вас в Шереметьеве, в аэропорту, кто-нибудь встречал?
Девушка отрицательно покачала головой.
— Никто-никто? — уточнил Опер.
— Не-ет.
— А подружку вашу?
— Какую подружку?
— Да Лену, из Петербурга, — вовремя встрял Костик. — Вы ведь с ней прилетели?
Опер бросил на следователя поощрительный взгляд.
— Ну, с ней, — кивнула Анжела, — а откуда вы это-то знаете?
— Да мы многое, Анжелочка, знаем, — с умудренным видом покачал головой Опер. — Так ее, Лену вашу, тоже никто не встречал?
— Ну, ее и не должны были. Она сразу из Шереметьева в Питер улетела.
Опер со следователем переглянулись — покуда показания Анжелы совпадали с теми данными, которые им удалось собрать.
— А вы, Анжелочка, что же? — продолжал осторожный допрос Опер. — Вы на такси сюда доехали?
Кондакова кивнула.
— Сколько заплатили?
— Пятьдесят долларов.
— Досюда, до базы?
Девушка кивнула.
— По-моему, переплатила, — сказал Опер, обращаясь к следователю.
— Время-то ночное, — защитил Кондакову Костик. — А таксисты в Шереметьеве известные рвачи.
Варвара понимала: оперативник изо всех сил превращает допрос в обычный, вроде бы бытовой разговор, а следователь по мере сил пытается подыгрывать ему. В такой обстановке подследственному разговориться проще. Да и проговориться — тоже..
— А примерно в котором часу вы из аэропорта выехали? — невзначай спросил следователь.
— В час ночи, наверно…
— А что ж так поздно? Самолет ведь по расписанию прилетел? В одиннадцать?
— Да пока то, пока се… Паспортный контроль, багаж, на таможне еще шмонали… А может, я и полпервого поехала… Я не помню… Да какая разница!