увидела, как рыдают и одновременно смеются слепые. И праздничный неон улиц, отражавшийся в окнах, наконец обрел те цвета и то настроение, для которого и был предназначен~
Еще через час захмелевшая от вина гостья нагло требовала от хозяина ответа: зачем она пришла к нему. Мельник улыбался и говорил, что не знает.
— Нет, Илья, ты должен знать. Не догадываешься, почему?
— Нет.
От удивления девушка всплеснула руками.
— Потому что я этого не знаю, — доходчиво пояснила она. — Это же так просто, Илья! А теперь отвечай: зачем я здесь?
Хозяин ничего не ответил. Он подошел к зеркалу в легкой раме и провел рукой по его поверхности.
— У меня до сих пор сохранилась привычка подходить к зеркалу~ А твой приход не стал для меня неожиданностью. Если ты настаиваешь, я объясню тебе, почему ты пришла.
— Да, я настаиваю.
— Хорошо. За последние несколько лет у меня сложилась привычка искать и, самое главное, добиваться ответа на все, что мне казалось неправильно либо неверно истолковано, будь то в личной жизни, в книгах, по радио или по телевизору. Что касается тебя, вернее, твоего поведения, которое показалось тебе странным, то здесь все построено на чувствах. Ты слушаешь меня, Света?
— О, да! Очень внимательно.
— Поначалу — там, в лифте — у тебя родилось чувство глубокого презрения ко мне. Я достаточно хорошо ощутил это. Потом был испуг. Далее идут чувства стыда, вины, жалости. Ароматный букет, правда? Он и привел тебя ко мне. Убери из него что-то одно, ты бы не пришла. И еще. Все эти чувства по глубине и силе одинаковы. Хотя во главу можно поставить то, что накануне тебя подвел, как мне думается, твой друг.
— Это правда, — прошептала Светлана, жалостно и в то же время удивленно глядя в черные стекла очков хозяина. — Но как ты узнал об этом, Илья?
— Это не так уж и трудно. Следи за ходом моих мыслей, и тебе все станет понятно. Вместе снами в лифте находилась женщина, ты была к ней абсолютно равнодушна. Если бы причиной твоего раздражения была особа женского пола, то эта чаша миновала бы меня, но все ее содержимое вылилось бы на пожилую даму. Итак, я пришел к выводу, что причина твоего плохого настроения — мужчина. Я ненамного ошибусь, если предположу, что вы крепко с ним повздорили.
— Ты прав, Илья.
— Вы поссорились вчера вечером?
— Да.
— И все мужчины стали для тебя одинаковыми, похожими на твоего друга. Я чувствовал, как в тебе все кипит от негодования. Пошли дальше. Как только наша попутчица вышла и мы остались вдвоем, ты испугалась. Мой приемник постоянно настроен на круглосуточную волну новостей местной радиостанции, и я могу назвать точную дату, когда арестовали того насильника. Ты, наверное, тоже в курсе тех событий, это обильно подавалось в эфир и на ТВ. Глядя на мою сумрачную неподвижную фигуру, ты могла принять меня за очередного маньяка. Клянусь, ты хотела обрызгать меня перцовым газом из баллончика.
— Нет, — выдавила подавленная девушка.
— Нет? — Мельник несколько разочарованно покачал головой. — Выходит, я ошибся.
— Ты не ошибся, Илья. Хотя у меня и не было газового баллончика. Я хотела двинуть тебя электрошоковой дубинкой.
Мельник рассмеялся.
— Ты занервничала, — продолжил он, — и уронила сумку.
— Ага, и даже хотела нагнуться за ней.
— Неосмотрительный поступок с твоей стороны. Если хочешь, я могу прочитать тебе небольшой курс о поведении в экстремальных ситуациях, в частности, в подъездах и лифтах.
— Не надо, я знаю. Я действительно тогда занервничала. Но~ перед этим мне захотелось узнать, какого цвета у тебя глаза. Голова у тебя была опущена, мне казалось, что ты демонстративно не замечаешь меня. Прости меня, Илья~
— Все нормально, Света. Мне объяснять дальше, почему ты пришла ко мне?
— Нет, я все-все поняла. И только благодаря тебе. Ты гений, Илья, честное слово!
Девушка посмотрела на часы: половина двенадцатого ночи. А ей так не хотелось уходить из этого дома. Но завтра на работу, и, не дай бог, она снова опоздает. И перед глазами возникла розовая лысина «Познера» с маленьким ушами-пельменями.
— Илья, — Светлана вернулась от лифта к открытой двери квартиры. Несколько мгновений поколебавшись, она спросила: — Помнишь, ты говорил, что имеешь полное представление о моей внешности? Скажи мне, для меня это очень, очень важно: какая я?
Мельник ответил сразу:
— Ты красивая.
Не то.
Светлана покачала головой. Ей не хотелось выглядеть в его представлении ярко накрашенной блондинкой с ногами-ходулями и полуторакилограммовыми грудями. Но он сказал, что не в его силах что- либо изменить. А ей необходимо быть такой в его глазах, какая она есть на самом деле.
Этот день еще не закончился, до полуночи еще несколько минут, а чувства продолжают свою нескончаемую череду. Ну, Илья, последний цветок в тот букет, о котором ты говорил. Главный цветок. Это очень важно.
Жаль, что он не видит ее глаз, он бы многое прочел в них: просьбу, мольбу оставить на память о ней фотографию, а не негатив. Давай, Илья, ведь у тебя дар чувствовать, он развит в тебе взамен того, что ты потерял навеки. Только не ошибись, Илья.
Он понял ее.
Глядя поверх головы девушки, он медленно произнес:
— Тебе двадцать пять — двадцать шесть лет, у тебя карие глаза и пушистые ресницы, ты невысокая, но стройная. У тебя короткие каштановые волосы, нос с едва заметной горбинкой, на щеках ямочки~ Если я наберусь смелости приобрести для тебя что-то в отделе женского белья, это будет~ второго или третьего размера.
Светлана счастливо улыбнулась и поцеловала Илью в щеку.
— И вовсе он у меня не с горбинкой, — прошептала она. — А в остальном ты прав.
Хозяин дождался, когда двери лифта закроются, и вошел в квартиру. Сняв очки и положив их на журнальный столик, он взял из бара чистый стакан и прошел в ванную. Наполнив стакан на две трети холодной водой, он при помощи специальной присоски, поочередно приоткрыв веки, проделал несложную манипуляцию. Два предмета легли на дно стакана. В них было все: глубокая синева, отчетливый зрачок, даже тонкие красные прожилки. Не было только жизни. И пусто смотрели они не со дна, а с поверхности воды, на продолжении преломленных лучей света. Но хозяин вскоре погасил свет и лег в кровать. И то, что было в стакане, успокоилось, легло на дно, пока не забрезжит рассвет~
Глава четвертая
Владимир Першиков обеспокоено глядел на секретаря-машинистку. Светлана порхала пальцами по клавиатуре пишущей машинки, не отрывая взгляда от документов на своем столе. Начальника она не замечала.
Нотариус вздернул рукав пиджака: время 8.55.
— Что случилось, Светлана? — Он приготовил носовой платок и уже поднес его к розовой лысине.
— А~ Это вы, Владимир Владимирович? Здравствуйте.
