Солнце плавилось в безоблачном небе, заливая землю океаном света. Мы шли по извилистой узкой дорожке в сторону циклопического пирамидального сооружения с гигантским ветряком вверху. Ветряк медленно вращался.
– А для чего эта мельница? – спросил я.
– Она дает электричество, – сказал Глауп.
– Как дает? Ладно, не важно…
Сооружение состояло в основном из стекла, или, во всяком случае, из чего-то очень напоминающего стекло. И оно сверкало на солнце как заснеженная горная вершина. От ветряка доносился тяжелый гул. Справа торчали одинаковые серые домики-коробки с плоскими горизонтальными крышами – наверное, тут никогда не бывало дождей – и запыленными, покрытыми решетками узкими окнами, больше похожими на бойницы. По левую сторону тянулась местами провалившаяся, провисшая на столбах металлическая сетка, за ней был выкопан глубокий ров, на дне которого копошились полуголые люди с лопатами и кирками. Над рвом висел без движения небольшой, похожий на блюдце прайтер, в котором, свесив с борта ноги, полулежал одетый в зеленую тогу человек – видимо, охранник. На плече его виднелось нечто, напоминающее оружие, а в руках он держал флягу.
– Это осужденные? – спросил я.
– Да, – ответил инсайдер сзади. – Карьер легкого режима, куда бы вы попали, если бы не пропажа КРЭНа.
– Хрен вам я бы туда попал. И по-вашему, это легкий режим? Почему вы не используете свои хитрые машины для таких работ?
– Зачем? – искренне удивился он. – Что ж тогда делать с осужденными?
– Да просто рассадите их по камерам.
– В чем же тогда смысл наказания? Большинство из них с радостью согласятся провести свой срок в хорошо проветриваемых помещениях с визорами, бесплатным питьем и едой. Зато физический труд, причем достаточно бессмысленный – это совсем не то, чего им хочется. Машины здесь ни к чему.
– Ущербная логика, – проворчал я.
Циклопическое сооружение вырастало на глазах, но все же я успел вспотеть и запыхаться, прежде чем мы достигли его. Вблизи оно выглядело еще поразительнее, особенно здоровенная арка входа, с двумя какими-то голыми курчавыми мраморными мужиками, которые, подняв над головой руки, якобы поддерживали верхнюю ее часть. Туфта чистой воды.
Возле входа чиновники шныряли, как муравьи в муравейнике, даже в глазах зарябило от разноцветных тог. Мне пришло на ум, что в такой толпе можно будет скрыться от Глаупа, но он, видимо, подумал о том же, потому что поравнялся со мной и крепко взял за локоть.
– Это и есть Эгида? – спросил я.
– Это? – он явно не сразу понял. – А! Нет, это – корпус судебной администрации. Весь комплекс состоит из ста семнадцати таких зданий, они располагаются по всему Зениту, а еще восемьдесят три филиала – в других реальностях.
Мы вошли внутрь, и я остановился, пораженный размерами помещения.
Сквозь купол падали, рассеиваясь, солнечные лучи, озаряющие огромных размеров зал с мраморным полом, по которому одновременно топало множество ног, и сверкающими стенами, среди которых звучало одновременно множество голосов, сливающихся в неровный гул. Вверху, под далеким голубым куполом, были протянуты веревочные лестницы, канаты, висячие мостики и изгибающиеся трубы. На моих глазах двое чиновников в голубых тогах, несшиеся по канатам вниз, столкнулись и рухнули в толпу с небольшой высоты.
– Сумасшедший дом! – прокричал я Глаупу в ухо. – Называется Бедламом! Тоже мне, организация, взявшая на себя… как это…. контроль за реальностными деформациями! Вы все – кодла разноцветных придурков, не способных взять на себя контроль даже за собственными дефекациями! Да я не доверил бы вам и чистку клеток в обезьяннике!
Инсайдер тащил меня через толпу, расталкивая чиновников свободной рукой, и вскоре подвел к квадратной платформе возле стены. Мы встали на нее. Глауп нажал что-то, и платформа довольно быстро начала подниматься вдоль металлической вертикальной рельсы, за минуту достигнув приблизительно середины высоты здания. Переплетение канатов и лестниц почти скрыло от нас толпу чиновников внизу. Платформа остановилась, мы сошли с нее, и она немедленно отправилась обратно. Теперь мы стояли на узком карнизе без перил, который тянулся по периметру всего зала. Может быть, чиновники Эгиды и привыкли к этому, но мне такая высота совсем не понравилась. Я прижался спиной к стене, всеми силами стараясь слиться с ней и унять головокружение.
Глауп повернулся к тонкому канату, прикрепленному к стене посредством железного крюка. Рядом с крюком красной краской были выведены три цифры.
– Какой он назвал номер лесы? – забормотал инсайдер. – Двести… двести двадцать семь! Точно, она…
Я уже понял, что в его сумке могут находится самые неожиданные вещи, и поэтому не удивился, когда он извлек лакированную деревянную крестовину с тремя веревочными петлями, две – поменьше, одна – побольше. На большей петле была скоба. Надевая ее на канат, он озабоченно спросил:
– Сколько вы весите?
– Где-то семьдесят, – ответил я, наблюдая за его действиями.
Он с сомнением посмотрел на меня.
– Семьдесят чего? Неважно, с виду все равно меньше… Наверное, вы ширококостный. Дайте сообразить… У лес с таким разрядом номеров… предельная нагрузка до ста пятидесяти… а у нас… Да, сойдет… – заключил он и приказал, подводя ко мне крестовину: – Сядьте и возьмитесь за эти петли.
– Что мы теперь будем делать? – подозрительно спросил я, усаживаясь.
– Мы отправляемся в триста пятнадцатую комнату, к судье Суспензорию.
– Отправляемся? Каким это образом мы отправляемся?
– По лесе.
– Ни за что не стану носиться по этому вашему сопливому шнурку! – заявил я. – И вообще, катитесь-ка вы… – тут он сильно толкнул меня в спину. Я уперся ступнями в карниз, но они соскользнули, и я полетел вниз. Несколько мгновений я падал, а затем петля натянулась, и падение перешло в стремительное скольжение. В копчик мне уперлись колени инсайдера, который каким-то невероятным образом удерживался на крестовине позади.
Сплетение канатов и мостков рванулось нам навстречу. Я, кажется, заорал, когда мне показалось, что сейчас моя голова будет размозжена об узкий висячий коридорчик, протянувшийся горизонтально от одной стены к другой. Но канат не был натянут и провис под нашим весом, так что мы благополучно пронеслись под препятствием.
Стало видно, что канат исчезает в круглом отверстии в противоположной стене. Перед самым отверстием мы чуть не столкнулись с чиновником в синей тоге, летящим наискосок, но пронеслись впереди за мгновение до него.
– Скорость очень велика, – пробормотал Глауп над моим ухом.
– Вообще-то я, кажется, вешу семьдесят пять, – крикнул я.
Теперь мы неслись по узкому наклонному коридору. Скорость постепенно гасла за счет трения и того, что канат уже значительно провис, но была еще слишком велика.
– Осторожно! – сказал Глауп. – Там амортизационная сеть!
Я хотел спросить, что такое «амортизационная», но не успел.
Коридор кончился и мы влетели в небольшую светлую комнату.
Мгновение я видел двух людей – один сидел за широким письменным столом, другой стоял рядом – большой шкаф с разноцветными папками, кресло, стулья и сетку, натянутую почти вертикально в том месте, где канат заканчивался, а потом мы врезались в эту сетку так, что она затрещала, и повалилась вниз, на квадратный матрац, причем я упал на живот, сильно ударившись подбородком, а Дури Глауп рухнул рядом со мной.
Прямо перед моими глазами оказался его худосочный торс с голубой сумкой на ремне. Сумка была приоткрыта, из нее торчала блестящая часть некоего устройства…
