в самой выигрышной позиции, но в устах фенгола она звучала не страшнее писка новорожденного птенца.
– Вы, Смолкин, молчали ли бы лучше в марлечку, – посоветовал я, чувствуя, что очередное окно наконец-то сдвигается под моей рукой. – Тоже мне, гроза Конгломерата! Может, у вас девять пядей во лбу и ума палатка, но в каком бы положении я ни был, вам со мной не совладать, чурка вы летающая.
– И все же… – начал он, приближаясь.
Локтем одной руки я вдавил окно внутрь, другую вытянул и, схватив фенгола за подтяжки, натянул их до предела, а затем отпустил.
Подтяжки со звонким шлепком ударили Смолкина в грудь, он завращался в воздухе по часовой стрелке, медленно уплывая от меня во тьму и жалобно бормоча: «Ну зачем вы…». Я уселся на подоконник, перекинул ноги и в качестве компенсации сказал вдогонку:
– Окно в лабораторию еще открыто. Свет там электрический, выключатель возле двери. Там еще осталось много кристаллов, дерзайте…
В этой комнате – узкой, со стеллажами вдоль стен – пахло очень специфически. Прикрыв окно, я подошел к двери в противоположном конце и стал ощупывать ручку. Простое нажатие ни к чему не привело, но под ручкой обнаружилась выступающая кругляшка. Понажимав на нее и подергав в разные стороны, я услышал короткий щелчок, после чего дверь открылась. За ней был уже знакомый коридор, к счастью, пустой. На противоположной стене горел факел, так что, открыв дверь пошире, я сумел разглядеть, что из себя представляет помещение.
Оказалось, что это та самая кладовая, о которой упоминал Чоча. На стеллажах лежала аккуратно свернутая форма наемников. Обмундирования было немало. Вспомнив совет Патрая, я нашел более или менее подходящее по размеру, прикрыл дверь и быстро переоделся. Обуви здесь не было, да я бы, наверное, и не согласился расстаться со своими сапогами. Кроме того, раз Полпинты поверил моей байке, то почему бы ей не поверить и другим…
Выйдя в коридор, я остановился и приложил палец ко лбу. У меня возникло мучительное ощущение, будто я о чем-то позабыл, но, хоть удавись, я не мог вспомнить, о чем именно. Покачав головой, я пошел дальше, и когда достиг каменной лестницы, по которой поднялся сюда, то услышал сверху голоса, один из которых показался знакомым. Стараясь ступать как можно тише, я поднялся на один пролет и выглянул из-за перил.
– Да, это плохо, – донеслось до меня. – Так, говоришь, на горбатых животных, которые быстро ходят и мало пьют?
– Точно, Ваше Боссовство…
В поле моего зрения появились Свен Гленсус и какой-то высокий человек, одетый в широченные красные шаровары, с обнаженным могучим торсом и с таким количеством цепочек, цепей, браслетов и колец, что их хватило бы на целый гарем. Следом топали два наемника.
– И скоро они будут здесь?
– Да, уже скоро. И два по пять летучих кораблей вчера отправились в путь.
– Эх, не вовремя! – воскликнул Гленсус.
– Я хочу напомнить, Ваше Боссовство…
– Я ничего не забыл, Стурласана.
Продолжая разговаривать, они свернули в коридор второго этажа и скрылись из виду. Дождавшись, когда голос стихнут, я стал подниматься. Лестница вывела к еще одному коридору – короткому, с единственной распахнутой дверью в конце. Малец в грязном фартуке как раз входил в нее с подносом. Когда он скрылся, я приблизился и, осторожно заглянув, увидел ярко освещенный зал с длинным заставленным посудой столом, вокруг которого суетились несколько человек.
– Это не про тебя, парень, – произнес голос за спиной, и я обернулся. Передо мной стоял еще один приятель в фартуке.
– Чего? – спросил я.
– Хочешь поживиться с хозяйского стола? Мы от этого быстро отучаем. Кто старший в твоем звене?
– Плутарх, – сказал я. – А твое какое дело?
– А такое, что как расскажу сейчас Плутарху, где ты шляешься…
Я перебил:
– Давай, стучи. Получишь от Плутарха по шее – и что дальше?
– В общем, вали отсюда, наемник!
Я пожал плечами, вернулся на лестницу и поднялся еще на один, последний пролет. Опять коридор, только на этот раз длинный, с двумя рядами дверей и перегороженный в самом начале ржавой решеткой.
Ближайшая дверь в левом ряду была полуоткрыта, и, как раз когда я поднялся, из-за нее раздался визг и в коридор кубарем вылетела волосатая фигура. Я присел за перилами. Фигура ударилась о противоположную стену и метнулась к решетке. Из двери вышли двое – Полпинты с закатанными рукавами и какой-то незнакомый наемник. Убегавший от них одноглазый, не переставая верещать, вцепился в решетку и затряс ее, приникнув мордой к просвету между прутьями. Мочки левого уха у него не было, под единственным глазом синел фингал.
– Будешь знать, как крысятничать!.. – сказал Полпинты, вместе с напарником приближаясь к циклопу сзади. – Шибко вумный, да? – он съездил Меченному кулаком по уху и тот, взвизгнув, стукнулся лбом о решетку.
Не выпрямляясь, я попятился назад и стал спускаться. Несколькими пролетами ниже и одним коридором левее я обнаружил, что в воздухе вновь возник запах съестного, но несколько иной консистенции, чем в зале с длинным столом – запах не готовой, а пока только приготавливаемой пищи.
И точно, на первом этаже поварята и девицы с какими-то кухонными причиндалами в руках вбегали и выбегали из наполненного пряным дымом помещения. Внутри за столами и шкафчиками виднелось распахнутое настежь окно, я быстро направился к нему, но, не сделав и нескольких шагов, остановился – до меня донеслось:
– Недавно здесь, да? Что-то раньше я тебя здесь не видывал, милая…
Кивнув самому себе, я повернулся.
В закутке между печью и разделочным столом среди жаркого марева виднелись две фигуры.
Лата, которая успела где-то раздобыть фартук, стояла перед столом и, насколько я мог разглядеть, делала вид, что что-то режет. Повар со здоровенным животищем пристроился рядом.
– И это чудно, что я тебя не видел, – продолжал он развивать свою мысль. – Потому как на службу принимаю тут я. Кухня – моя епархия.
Лата пожала плечами.
– Хотя, конечно, такое могло случиться, но это все равно ничего не меняет, дочь моя. Все новенькие послушницы в ентой обители долженствуют пройти отбор через меня, папаши-настоятеля. Натурально, во славу Господа… Сечешь, в чем сей отбор заключается?
– Отстаньте, папаша, – сказала Лата.
– Во имя мощей святых, вот истинно глаголешь, дщерь! – я теперича и есть твой папаша. В духовном, конечно, смысле. Сколько лет тебе, милая?
– Сорок! – буркнула Лата.
– Неисповедимы пути Господни, ибо выглядишь ты младше. Али посмела ложью осквернить уста? Покайся мне, грешная… Что ж, приступим во имя пресвятой девы…
Широченная длань повара опустилась на ягодицу Латы и стиснула ее. Лата ахнула, попыталась отпихнуться плечом, но повар лишь благостно осклабился и обхватил ее другой рукой.
– Папаша! – завопила Лата. – А ну, отвалите к разтакой деве!
Я подошел ближе и увидел лежащий на столе массивный половник. Это мне кое-что напомнило… не такую уж и давнюю ситуацию.
– Бог в помощь! – сказал я, беря из стоящей рядом с половником тарелки кусок пирога. Они разом оглянулись.
