— Так тридцать четыре или тридцать пять?
— Тридцать пять, — сказал Степа, чувствуя, как на лбу выступает ледяной пот, — тридцать пять.
— Перезвони минут через сорок-пятьдесят, — сказал Сракандаев. — Я посмотрю.
— А тебе точно пи-о бокс не нужен?
— Точно.
Степа догадался, что значат эти «сорок-пятьдесят минут». Сракандаев мудро укрывал свое число силы в большом мягком футляре, где оно было защищено от черного глаза. А Степа только что вывалил свою главную тайну на прилавок без всякой необходимости, просто по дурной неосторожности.
«Еще раз с днем рождения, идиот», — подумал он.
Чтобы как-то занять время, он начал звонить Мюс. Никто не отвечал. Но Степа звонил снова и снова, каждый раз считая до тридцать четвертого гудка, перед тем как нажать отбой. Один раз он попал на чужой разговор — две женщины обсуждали погоду и болезни. Минут десять он слушал их счастливое, сонное щебетание, полное жалоб на какие-то смешные маленькие напасти.
«Люди просто не понимают, — думал он, — до чего они счастливы. До тех пор, пока это счастье не отберут…»
Положив трубку, он уставился в окно — взгляд проваливался в лежащий повсюду снег. Это успокаивало. Степа почти задремал и вдруг заново вспомнил, что с ним произошло. Волна тошнотворной дрожи прошла по животу. Он поглядел на часы. Прошло чуть больше тридцати минут.
«Так, — подумал он, — бороться и искать, найти и перепрятать… А сделаем-ка вот что — позвоним на тридцать четвертой минуте. Не думаю, что он время засекал…»
Дождавшись, пока секундная стрелка в настольных часах опишет последний круг, он быстро набрал номер. Сракандаев взял трубку сразу.
— Было дело, — сказал он без предисловий. — Тридцать пять лимонов.
— Что-нибудь можно сделать? — сглотнув, спросил Степа.
— Смотря что, — сухо ответил Сракандаев. — Все вернуть не получится. Слишком много участников.
Степин ум заработал с необычайной быстротой.
— Я понял, — сказал он. — Конечно. Я согласен такой же процент отдать. Тот, под который люди… Ну, которые…..Все начинали.
— Тогда можно попробовать, — сказал Сракандаев.
— А где деньги? На Кипре? На Багамах?
— Уже нет. Но я знаю, где.
— Что надо сделать?
— Приезжай ко мне в офис. Думаю, решим вопрос.
— Жор, ты это серьезно?
— Сегодня до двадцати четырех ноль-ноль можно отозвать. Потом все. Даже я не смогу.
— Ты точно знаешь?
— Точно знаю.
— А как ты…
— Мак Ги — это моя компания.
«Вот так, — яростно крикнул чей-то голос в голове у Степы. — Понял?»
— Как твоя? — сказал он.
— Так. Записана, конечно, не на меня. Сам понимаешь.
Степа минуту молчал.
— Слушай, Жор, — сказал он наконец, — вот все эти удивительные слова, которые ты мне только что сказал… Я вот думаю — неужели такие бывают на свете?
— Хочешь, чтоб я повторил?
— Эх, Жора… — Степа почувствовал, как на глаза ему наворачиваются слезы. — Я только сейчас понял, кто ты.
— Кто?
— Самый важный для меня на Земле человек…
Сракандаев хмыкнул.
— Кстати, насчет Мак Ги, — сказал он. — Ты Малюту знаешь, который нам телепроект делает? Он говорит, что часто с тобой общается.
— Знаю Малюту.
— Он для этой конторы даже рекламу придумал.
— Какую?
— «Но трогать ее не Мак Ги за ее малый рост, малый рост».
— А почему малый рост?
— Ну, в смысле, процент небольшой.
— Ну да, небольшой. Это семь-то процентов?
— Чего? — напряженно переспросил Сракандаев.
Степа понял, что прокололся, и вывернуться будет тяжело — придется рассказывать про Лебедкина, и непонятно, как обернется дело… Но Сракандаев вдруг мелко захихикал.
— Тут ты меня подколол, — сказал он. — Один-ноль. Думаешь, раз семь центов, значит, и процентов семь? Хи-хи-хи… Ну ты и язва, Степка, я тебе попомню… Нет, жизнь жестче. Десять.
— Десять? — переспросил Степа. — Да это ж грабеж.
— Грабеж, это когда у тебя тридцать пять лимонов уводят с концами. А когда ты десять процентов платишь, чтоб их вернуть, это чудо. Вот как думать надо. Во-первых, ослик имеет право претендовать на упущенную выгоду. А во-вторых, ты понимаешь, сколько людей в цепочке?
— Догадываюсь.
— Я же никого из них обидеть не могу. Мне с ними и завтра работать, и послезавтра. Я уже не говорю о том, что клиента кидаю. Он, правда, говно, клиент этот, и не со мной работал. Там еще посредник, которого я тоже кидаю.
— Его грохнуть надо, — не сдержался Степа, — клиента этого. И посредника.
— Э-э-э, так нельзя, — протянул Сракандаев. — Грохнуть и все поделить? Шариковых нам тут не надо. Пускай он тебя кинул, но ко мне-то все по нормальным каналам пришло. Обычная трансакция. Бизнес. Ты подумал, чем я рискую? Не только тем местом, по которому ты скучаешь. А еще и головой, понял? Даже еще не факт, что все получится. Далеко не факт…
Степа быстро произвел вычисления. Три с половиной миллиона потерять было можно. Это был удар, возможно, даже нокдаун, но не нокаут. А вот тридцать пять миллионов — это был даже не нокаут, это был ствол «Калашникова» в прямой кишке. И хорошо, если без подствольного гранатомета.
— Я тебя понял, Жор, десять так десять.
Сракандаев молчал.
Может быть, он уже жалел о своей ошибке? Степа укусил себя за щеку так, что почувствовал вкус крови во рту. Нужно было срочно подкинуть пару веток в костер разговора, но, как назло, ничего не приходило в голову. Степа стал лихорадочно припоминать, какие советы на этот случай давал Дейл Карнеги в книге «Как приобретать друзей». Вспомнилась заповедь — интересуйтесь людьми.
«Надо что-нибудь такое срочно спросить, — подумал Степа, — чтобы перевести разговор в дружеское русло…»
— Слушай, Жор, может, не по теме. Я тебя все спросить хотел — что это у тебя за цифры на плече? Триста шестьдесят шесть?
— Число здорового зверя.
— Ага. А что такое семь центов?
— Пока что ты еще не такой близкий мне человек, — ответил Сракандаев. — Позже расскажу. Может, сегодня вечером. Ты дорогу помнишь?
—Да.
