— Тогда двигай ко мне прямо сейчас, пока я добрый. Делов-то немного — звонок сделать да код ввести. Потом пошалим, если время останется… Нет, Степка. Сперва пошалим. А потом дела.
«Ты смотри, Карнеги-то работает, — подумал Степа. — А люди не верят…»
— Когда на Багамах полночь? — спросил он, глядя на часы.
— Приедешь, покажу, — хихикнул Сракандаев. — Давай, жми на газ, а я пока подготовлюсь к встрече. Только рясу эту с бородой не надевай, ладно? Один раз классно было, ну и хватит.
— Понял, — сказал Степа.
— И вот еще. Тебе от меня пакет приходил, ты прочел?
— Тут гора бумаг, меня долго в офисе не было.
— Короче, найди там пакет от меня и прочти по дороге. Это важно. Жду.
— Уже еду, — сказал Степа.
Бросив трубку, он еще раз посмотрел на часы, сгреб в портфель всю корреспонденцию со стола и нажал кнопку селектора:
— Срочно машину!
5
Пакет, о котором говорил Сракандаев, был большим желтым конвертом без почтовых штемпелей — его тоже доставил курьер. Он был легким — похоже, внутри лежал небольшой предмет вроде зажигалки или флакона духов.
Отъехав от банка, Степа на всякий случай передвинулся за спину шофера — кто его знает, что прислал ослик, — и оторвал перфорированный край. Ему на колени выпал баллончик спрея, густо покрытый маленькими иероглифами. Кроме иероглифов, баллончик был украшен портретом сурового пожилого китайца в круглых очках. Степа повертел флакончик в руках — ни одного понятного слова или даже символа на нем не нашлось. Тогда он еще раз заглянул в конверт. Оказалось, там была записка:
Пика,
Есть вещи, которые надо обсудить один раз, чтобы потом навсегда забыть. В тот раз в Питере все было дивно. Если не считать того, что от боли я чуть не заехал копытом тебе в лоб. Карамба! Разве ты не знаешь, какое это чувствительное место — анал? Ты что, хочешь отправить ослика на тот свет ? Зачем тебе это дилдо ? Вещица, конечно, неплоха. Но лучше танцевать без костылей, особенно танго.
Поэтому рискну сделать одно предположение. Если мимо, сразу забудь. Может быть, у тебя проблемы с эрекцией и ты боишься меня разочаровать? Глупый. Для меня в отношениях это совсем не главное! Но на всякий случай вот тебе спрей. Эта штучка будет посильнее виагры — правда, чуть пощипывает. Если Танечка думает, что знает об эрекции все, она будет очень удивлена. Спрысни головку члена за полчаса до action, и мы спокойно облетим с тобой все небо, мой электрический зверь. Снизу был подрисован знакомый ослик. Сейчас он показался Степе добрым, умным и удивительно милым животным. Под осликом было добавление:
P. S Ясное дело, двум джентльменам совершенно не обязательно поднимать эту тему в разговоре.
«Надо запомнить, — подумал Степа, — не ляпнуть ему чего про „Астон-Мартин“… А это еще что такое?»
Он повертел в руках флакончик. Сегодня Сракандаева нужно было слушаться, как маму в детстве. Степа поднял глаза на спину шофера. Увидит? Или не увидит? Лучше было не рисковать.
— Сколько ехать еще? — спросил Степа.
— Если пробок не будет, минут двадцать. А с пробками весь час.
— Тормозни где-нибудь, — сказал Степа. — У кафе или ресторана. Мне выйти на пять минут. Отлить. Шофер остановился возле небольшого кафе под названием «Прелюдия» — очень подходит, подумал Степа, выходя из машины.
Туалет внутри, к счастью, нашелся. Степа брезгливо проделал требуемую процедуру, и сразу почувствовал жжение, которое с каждой секундой делалось все сильнее. Вернувшись в зал, он заказал чашку кофе и выпил ее у стойки, разглядывая артефакт советских времен — огромную чеканку, изображающую грустного витязя с луком в руке и поверженную стрелой лань.
— Чего так морщитесь? — спросила буфетчица. — Кофе наше не нравится? Или картина?
— Зуб болит, — соврал Степа.
Ставя чашечку на блюдце, он заметил, что у него дрожат пальцы.
«Нервы ни к черту», — подумал он.
Когда он вернулся в машину, внутри играло радио. Боря Маросеев пел английскую версию стратегического хита «Тату», чуть приспособленную под его хриплый баритон: «All the thing he has running through my ass…»[41] Его голос был полон боли и тоски по несбыточному — выходило грустно и как-то по особому проникновенно. Отметив, что переделка не вполне грамотная (правильнее было бы «the whole thing he has», Мюс поправляла его, когда он делал похожую ошибку), Степа вдруг вспомнил, что у слова «ass» в английском есть два значения — «осел» и «жопа».
— У-у-у! — промычал он и хлопнул себя ладонью по лбу. — Так это жопа семь центов! Вот как ларчик открывается!
— А? — испуганно повернулся к нему шофер.
Степа прокашлялся и сделал серьезное лицо.
— Ты чего радио включил? — спросил он.
— А сейчас из банка звонили, Степан Аркадьевич. В общем, им там тоже кто-то позвонил, я не понял, вроде из «Дельта-кредита», куда мы едем. Короче, просили включить «Авторадио» — сказали, там сейчас сюрприз для вас будет.
— Сюрприз? Для меня?
— Ну да.
— И чего?
— Вот играет, — водитель кивнул головой на светящийся синим щиток магнитолы. — Но сюрприза пока не было.
— Ну и поезжай спокойно, — сказал Степа, — послушаем по дороге.
После Бори запел неизвестный Степе исполнитель — у него был низкий, как у Воланда, голос, а текст был таким замысловатым, что Степа перестал слушать и погрузился в раздумья.
«Даже и не только „осел“ и „жопа“. Кажется, там еще одно значение есть — человеческая личность в ее сексуальном аспекте… I want some ass tonight… Kick some ass… Уж больно глубоко выходит. Интересно, сам он до такого додумался или какого-нибудь Малюту нанял? Сейчас ведь что квартиру обставить, что душу — со всем помогут, был бы лавандос… Так, секундочку… Но ведь душа — это вроде ты и есть? Для кого же ее тогда обставляют, раз становишься просто табуреткой? Наверно, для того, кто на табуретке сидит. А кто это? Зюзя говорит, кто-то невидимый, но с очень тяжелой жопой. А Чубайка надеется, что эта жопа — он сам… Господи, всюду жопа… А еду-то куда? Нет, лучше не думать, не то из бизнеса уходить придется. А мы еще повоюем за место под солнцем, нас так просто не возьмешь…»
Песня доиграла только до середины — когда низкий голос пропел слова: «And then you slip into a masterpiece», далекая рука убрала звук. Напористо затараторил диск-жокей, стараясь втиснуть как можно больше болтовни в дорогие эфирные секунды:
— Какая глыба, какой матерый человечище! Это был Леонард Коэн, который вляпался в очередной шедевр — примерно так можно перевести слова прозвучавшей песни. А сейчас для тех, кто в дороге, мы хотим передать маленький привет от осла Жоры. Только что порадовавший нас Леонард Коэн в свое время посвятил нашей следующей исполнительнице такие слова: «giving me head on the unmade bed», что в дословном переводе значит: «ты давала мне голову на неубранной кровати». На досуге подумайте сами, что делали на этой кровати Джанис Джоплин и Леонард Коэн! А для тех, кто уже понял, —
