опустились обратно на столешницу.
Наваждение сгинуло. Они стояли в той же самой камере, всё так же горели масляные лампы; вот только отец Этлау теперь не стоял, а лежал. Глаза инквизитора закатились, по подбородку стекала слюна.
— Папа! — Рысь-драконица оказалась рядом, обняла его, крепко прижалась.
— Ты видела, дочка? Ты видела?..
— Видела, и не только, — шепнула она. — Душа гнома… она возвращалась. Честное слово, папа, я такого никогда не… и мама тоже… память крови молчит, вернее, говорит — небывалое!
— Небывалое… — эхом повторил Фесс, по-прежнему не отрывая взгляда от сомкнувшихся век гнома.
Что это было? Иллюзия, до которых так охоча и в которых так сильна Западная Тьма? Иллюзия, которую почета невозможно отличить от реальности? Или инквизитору действительно удалось небывалое, что — если верить священным книгам Церкви Спасителя — доступно было только Ему?
— Давай поднимайся, Этлау. — Фесс подхватил обвисшего инквизитора под мышки, приподнял. — Нашёл время валяться… вставай… — Он затряс отца-экзекутора, словно пёс схваченную за загривок крысу.
Нет, слишком силён был откат. Тряси сейчас инквизитора, не тряси — не поможет.
Рысь подскочила к двери, прижалась, к чему-то прислушиваясь.
— Нет, не идут, — удовлетворённо сообщила она. — Нет смысла, папа, не надо…
Фесс только кивнул.
Делать. Что-то делать, немедленно, всё, что угодно. Делать или даже сражаться, пусть насмерть — чтобы хоть на время уйти от проклятого вопроса, взаправду Этлау сумел на миг вернуть душу бездыханному Сугутору или это лишь только видение, насланное Сущностью? Или… неважно кем, если Сущность, к примеру, не может дотянуться до святая святых Аркина.
— Пап, ты сделаешь, как он просил?
Рысь-драконица. Смотрит в глаза, резко, пронзительно. И всё время оглядывается на тонкий профиль другой Рыси, первой, в чью честь и получила это имя.
— Аэсоннэ… дочка… — невольно некромант вспомнил истинное имя юной драконицы.
— Ну конечно, сделаешь, — закончила она за него, осторожно поглаживая по плечу. — Пап, ты не думай. Я не… я тебя пойму, — решительно закончила она.
— Вот он, союз с инквизицией, — пробормотал Фесс, всё ещё удерживая висящего на руках безжизненного отца Этлау. — И наступающие на Аркин маги. И Птенцы. И наши собственные поури. И… и Фейруз.
— А ключ, папа? Что с ключом? То, за чем мы сюда шли?..
У Фесса вырвалось нечто вроде свирепого, рыкающего выдоха.
Ключ. Да, понятно, как же без него. Но… Этлау, будь ты проклят, очнёшься ты когда-нибудь или нет?!
Рысь поняла его. Коротко, без замаха, хлестнула инквизитора по щеке, раз, другой и третий.
И — то ли помог сей старый, как мир, способ, то ли Этлау пришёл в себя сам — но глаза отца- экзекутора открылись, мутные и красноватые, словно после долгой ночной попойки.
— Ох… о-ох, ох… не надо, дитя моё, не надо, вполне достаточно…
— На ногах стоять можешь, инквизитор? — получилось грубовато, но иначе Фесс сейчас вообще не мог.
— Чтобы убраться отсюда, сил хватит, — сухо отозвался Этлау. Он быстро овладевал собой. — Особые камеры, к сожалению, рядом с главным хранилищем аркинских архивов Святого Престола. Думаю, Неясыть, тебе было б небезынтересно в них заглянуть…
— Мне ещё предстоит заглянуть кое-куда. — Фесс поставил инквизитора на ноги. — Ну, выводи нас отсюда, преподобный отче. Не люблю оставаться в долгу. Не зря ж говорят, мол, инквизитор во взаймодавцах — не к добру.
Этлау растянул губы в подобии улыбки, постоял некоторое время, тяжело опираясь на стол.
— Идём, идём, некромант. Обратно в заброшенные катакомбы. Там есть несколько подходящих залов. Уму непостижимо, сколько труда в это вбито…
Тем же порядком они выбрались из особой камеры, Фесс с трудом заставил себя не оглядываться, словно не хотел выказывать слабости перед инквизитором.
— Всё в порядке, преподобный отче? — медовым от почтительности голосом осведомился всё тот же Эзра. — Вы бледны, преподобный. Не требуется ли помощь?
— Продолжай нести службу, доблестный страж, — скрипнул зубами инквизитор.
— Не нравится мне этот Эзра, — шёпотом закончил Этлау, когда они уже шагали по широкому подземному коридору, вежливо сторонясь, чтобы пропустить куда-то торопящихся и очень озабоченных монашков с охапками манускриптов. — Таким, как я, обычно не задают вопросов.
— Кто-то заподозрил самого преподобного? — ехидно осведомилась Рысь-драконица.
— В Аркине всё возможно, — коротко отмолвил Этлау.
— Но разве есть кто-то ещё, способный помериться силами с…
— Есть, — ещё резче бросил инквизитор. — Если не один человек, то… их совокупность, скажем так.
— Несмотря на знаменитый негатор? Кстати, как преподобный вступил во владение им? — Хватит отсиживаться, некромант. Этот самый «негатор» памятен ещё с Кривого Ручья. — И, кстати, раз уж пошёл такой разговор — почему этого негатора не было возле Чёрной башни?
— Хорошие вопросы ты задаёшь, Неясыть… — Против всех ожиданий глубокий вздох Этлау казался искренним. — Раньше мною владела гордыня. Великая гордыня, не стану скрывать. Мне казалось, что мои сила, таланты и умения… имеют начало во мне, проистекают от моей глубокой и сердечной веры, от моей преданности Спасителю… Сейчас я в этом усомнился.
«Давно пора». Фессу очень хотелось сказать это вслух.
— Мы с тобой слишком долго оставались врагами, Некромант.
— Едва ли мы можем стать союзниками, Этлау. Ведь ты долго и неотступно преследовал меня, и до Чёрной башни, и после.
— Всё верно, Неясыть. Я преследовал тебя. Будучи уверен, что я, воин Добра и Света, стою на пути кошмарного порождения Тьмы и соответственно Зла. Чтобы остановить тебя, годились любые средства.
— А что же теперь, ты уже не считаешь меня, преподобный, этим самым «кошмарным порождением Тьмы»?
Рысь хихикнула.
— Считаю, — очень серьёзно и без тени насмешки сказал Этлау. — Но… впрочем, это самое «но» будет зависеть от твоего ответа на мой вопрос, некромант.
Возвращались той же дорогой. Вновь тишина и мрак давно заброшенных коридоров; но отец- экзекутор, похоже, чувствовал себя тут как дома. Фесс с горечью признался себе, что одно преподобному отцу уже удалось — как следует запутать его, некроманта.
—
Негатор Этлау так и остался в бездействии, драконица и Фесс могли свободно обмениваться мыслеречью.
…Остановились, как и обещал бывший инквизитор, в обширном зале, совершенно пустом, если не считать пары деревянных столов, столь же древних, как и всё остальное в этих катакомбах. По полу, пересекая помещение и деля его на свого рода дольки, тянулись высеченные в камне прямоугольные желоба шириной в локоть и такой же глубины.
— Здесь когда-то практиковали алхимики. — Отец-экзекутор поставил фонарь на покрытую тёмными подпалинами и пятнами столешницу. — Приступай, некромант.
— К чему? — Рысь опередила Фесса.
— К ответу на вопрос, — терпеливо пояснил преподобный. — На вопрос о том, есть ли во мне
