Ноги из глины (пер. М.Губайдуллин)

– Извините… давайте удостоверимся, что я понял правильно. Капрал Ноббс… мой капрал Ноббс… является графом Анха?

– Ему надо будет удовлетворить нас с доказательством своего происхождения, но все кажется правильным.

Ваймз тупо уставился в точку. По всему образу своей жизни капралу Ноббсу не удалось бы представить доказательства, что он вообще относится к роду человеческому.

– Боже мой! – сказал Ваймз еще раз. – И я так думаю, у него есть собственный герб?

– И довольно замечательный.

– Ох.

Ваймз даже не хотел герба. Час назад он бы с удовольствием пропустил бы эту встречу как он это и делал уже столько раз. Но…

– Нобби? – сказал он. – Боже мой!

– Ну, ну! Это была очень удачная встреча, – сказал Дракон. – Мне так нравится заполнять записи до нынешних дней. Ах-ха. Между прочим, как поживает юный капитан Кэррот? Я слышал его подружка – оборотень. Ах-ха.

– Действительно, – сказал Ваймз. В темноте, Дракон сделал движение похожее на секретный знак показывания носа. – Мы знаем это!

– У капитана Кэррота все хорошо, – максимально ледяным голосом сказал Ваймз. – У капитана Кэррота всегда все хорошо.

Уходя, он хлопнул дверью. Огоньки свечей качнулись.

* * *

Констебль Ангуа вышла из переулка, на ходу застегивая ремень.

– Мне кажется, что все прошло очень хорошо, – сказал Кэррот, – и если дальше будет продолжаться также, а мы будем приобретать все большее уважение общества.

– Пфф! Ну и рука у того мужика! Я сомневаюсь, знает ли он вообще, что означает выражение «нижнее белье», – сказала Ангуа, вытирая рот.

Автоматически они начали шагать вдоль по мостовой – энергосберегающей походкой полицейских, когда нога раскачивается как маятник для придания движения полицейскому с минимальным расходом энергии. «Умение ходить очень важно», – всегда говорил Ваймз, и потому что Ваймз говорил так, Кэррот в это верил. Ходить и разговаривать. Ходить достаточно далеко и разговаривать с достаточным числом людей, и рано или поздно ответ найдется.

«Уважение общества», – подумала Ангуа. Фраза Кэррота. Фактически это была фраза Ваймза, хотя Сэр Самуэль обычно сплевывал после этой фразы. Но Кэррот верил в это. Это Кэррот предложил руководству города, чтобы рецидивисты получали шанс «искупить вину перед обществом» ремонтируя дома престарелых. И это стало еще одной проблемой стариков, ведь, учитывая уровень преступности Анх-Морпорка, такая практика привела к тому, что за полгода прихожую одной старушки столько раз обклеивали обоями, что она могла двигаться в ней только боком[7].

– Я нашел кое-что интересное, тебе тоже интересно будет на это посмотреть, – сказал Кэррот после короткой паузы.

– Интересно, – сказала Ангуа.

– Но я не скажу тебе что это, я хочу, чтобы это было сюрпризом, – сказал Кэррот.

– О. Хорошо.

Ангуа прошла немного в задумчивости и потом сказала:

– Мне интересно, это будет таким же сюрпризом, как и та коллекция камней, что ты показал мне на прошлой неделе?

– Хорошая была коллекция, правда? – сказал Кэррот с энтузиазмом. – Я столько раз проходил по той улице, и никогда не подозревал, что там находится музей минералов! И какие там силикаты!

– Удивительно! И ты думаешь, что люди толпой ринутся туда, как узнают об этом?

– Да, не могу представить, почему нет!

Ангуа напомнила себе, что в душе у Кэррота не было и намека на иронию.

Она сказала себе, не его вина, что гномы показали ему некоторые шахты, и он действительно думал, что куски камней могут быть интересны всем. А за неделю до этого они ходили на сталелитейный завод. Там тоже было очень интересно.

И все равно… все равно… Кэррот не мог не нравится. Кэррот нравился даже людям, которых он арестовывал. Он нравился даже старухам, которые постоянно дышали из-за него свежей краской. Он нравился ей. Очень. Из-за этого бросить его будет еще тяжелее.

Она была оборотнем-волком. В этом было все. Приходится или тратить все свое время, на то чтобы люди не узнали этого, или позволить им узнать и тратить все свое время, наблюдая, как тебя сторонятся и перешептываются у тебя за спиной, хотя для того чтобы увидеть, как они перешептываются, надо оглянуться.

Кэрроту было все равно. Но ему было не все равно, что другим людям было не все равно. Ему было не все равно, когда даже самые близкие друзья-коллеги начинали носить кусочки серебра где-нибудь на теле. Она видела, как он расстраивается из-за этого. Она видела, что напряжение растет, и он не знал, как с ним бороться.

Все стало, как предсказывал отец. Общайся с людьми не только во время еды, и это будет все равно, что спрыгнуть в серебряную шахту.

– По-видимому, будет огромный салют после празднества в будущем году, – сказал Кэррот. – Мне нравятся салюты.

– Я поражаюсь, почему Анх-Морпорку нравится отмечать факт того, что триста лет назад здесь была гражданская война, – сказала она, возвращаясь к действительности.

– Почему бы и нет? Мы победили, – сказал Кэррот.

– Да, но вы и также и проиграли.

– Всегда ориентируйся на положительные моменты, так я говорю. Ага, вот мы и пришли.

Ангуа посмотрела на вывеску. Она уже научилась читать руны гномов.

– Музей Хлеба Гномов, – сказала она. – Черт. Не могу дождаться.

Кэррот счастливо кивнул и толкнул дверь. Внутри стоял запах засохших корок.

– Эй-ей, мистер Хопкинсон? – позвал он. Ответа не было. – Он иногда уходит, – пояснил он.

– Наверно, когда радостное возбуждение становится слишком сильным для него, – сказала Ангуа. – Хопкинсон? Что-то не очень похоже на фамилию гнома.

– О, он человек, – сказал Кэррот, переступая порог. – Но известный авторитет. Хлеб – это его жизнь. Он опубликовал полное описание наступательной выпечки. Ну… раз его нет здесь, я возьму два билета и оставлю два пенса на столе.

Музей мистера Хопкинсона не производил впечатления, что у него бывало много гостей. На полу и витринах лежала пыль, и очень много пыли было на экспонатах. Большинство из них были классической боевой формы, с чертами своего съедобного происхождения, но там были и буханки, ватрушки ближнего боя, убийственные метательные гренки, огромное количество других запыленных орудий, изобретенных расой, занимающейся едой как оружием и зашедшей дальше всех в создании его убийственных видов.

– Ты чего ищешь? – спросила Ангуа.

Она понюхала. Чувствовался знакомый противный резкий запах.

– Это… ты готова для этого?… Это… боевой хлеб Б'храйена Кровавого Топора! – сказал Кэррот, копаясь в столе на входе.

– Буханка хлеба? Ты привел меня сюда, чтобы показать буханку хлеба?

Она фыркнула опять. Да. Кровь. Свежая кровь.

– Точно, – сказал Кэррот. – Его позаимствовали для показа только на две недели. Это тот самый хлеб, которым он размахивал во время битвы в долине Кум, когда убил пятьдесят семь троллей, – здесь тон Кэррота понизился с энтузиазма до гражданского уважения, – это было очень давно, и мы не должны