Ноги из глины (пер. М.Губайдуллин)

Вам недавно дал, сэр?

– Я был очень занят! – автоматически ответил Ваймз.

– Ничего страшного, сэр, – сказал Посети и улыбнулся изнуренной улыбкой тех кто борется с большим злом. – В любое удобное для Вас время.

Страницы из многих сброшенных на пол книг были вырваны и разбросаны повсюду.

На многих из них были пятна крови.

– Некоторые из них, похоже, религиозные, – сказал Ваймз. – Можно найти кое-что, – он повернулся. – Камнелом, огляди все здесь, хорошо?

Камнелом перестал очерчивать труп мелом.

– Есть, сэр. Что искать, сэр?

– Все что найдешь.

– Хорошо, сэр.

Ваймз с ворчанием присел на корточки и потыкал пальцем серое пятно на полу.

– Грязь, – сказал он.

– Энто бывает на полу, сэр, – подсказал Камнелом.

– Только это белая. А у нас здесь чернозем, – сказал Ваймз.

– А, – сказал Камнелом. – Улика.

– Конечно, может быть, и просто грязь.

Было что-то еще. Кто-то попытался привести в порядок книги. Несколько дюжин книг были сложены в одну аккуратную башню, толщиной в одну книгу, самые большие книги в основании, края подогнаны с геометрической точностью.

– Вот чего я не понимаю, – сказал Ваймз. – Была борьба. Пожилого человека жестоко атаковали. Потом кто-то – может он сам, умирая, может быть убийца – пишет что-то, используя кровь бедняги. И аккуратно сворачивает и засовывает в рот как конфетку. Потом он умирает, кто-то закрывает ему глаза, укладывает его аккуратно, строит аккуратную башню из книг и… что делает? Выходит в бурлящий круговорот, что называется Анх-Морпорк?

Сержант Камнелом самым честным образом поднял в одну бровь, изображая задумчивость.

– Могет быть… могет быть ест следы снаружи энтого окна, – сказал он. – Энтот «улика» завсегда надобно искать тама.

Ваймз вздохнул. Камнелом, несмотря на то, что у него была всего одна извилина, да и та от шлема на несколько размеров меньше требуемого, был хорошим полицейским и чертовски хорошим сержантом. У него был тот особый тип глупости, который невозможно обмануть. Донести до него хоть какую-нибудь мысль было практически невозможно, но еще сложнее было выбить ее из него[9].

– Камнелом, – сказал он, как можно мягче. – На той стороне окна тридцатифутовый обрыв к реке. Там не могут остаться… – он запнулся.

Вообще-то это была река Анх.

– Любые следы уже должны быть смыты, – поправил себя. – Почти наверняка.

Однако он выглянул из окна, на всякий случай. Река булькала и бурлила под ним. Не было никаких следов, даже на знаменитой коре спекшихся отбросов, держащихся на реке. Но было еще одно пятно грязи на подоконнике.

Ваймз соскреб немного и понюхал.

– Похоже, что еще немного белой глины, – сказал он.

Он не мог вспомнить хоть где-то место с белой глиной в окрестностях города. Как только выходишь из города, то везде есть только жирный чернозем вплоть до Рамтопса. Человек, перешедший через поле, вырастал на два дюйма.

– Белая глина, – сказал он. – Где здесь поблизости, черт побери, земля с белой глиной?

– Это мистично, – сказал Камнелом.

Ваймз весело ухмыльнулся. Это действительно мистика. А он не любил мистики. Мистика обычно становилась сложнее, если ее не отгадать с самого начала. Она размножалась.

Обычные убийства случались всегда. И обычно даже Камнелом мог разобраться в них. Когда обезумевшая женщина стоит над лежащим мужем с торчащей из него изогнутой кочергой и причитает: «Он не должен был так говорить о нашем Невилле!», то получаешь слишком мало вариантов для обдумывания между двумя чашками кофе. И когда в субботнюю ночь находишь кучу различных частей тела, пригвожденных к стенам, потолку и полу в «Штопанном барабане», а остальная клиентура сидит ошарашенная, глазея по сторонам, совершенно не нужен интеллект Камнелома, чтобы разобраться что произошло.

Он посмотрел на останки отца Тубелчека. Было удивительно, сколько вытекло крови, с его тонкими руками и неразвитой грудью. Он, конечно же, не мог сильно драться.

Ваймз наклонился и осторожно поднял одно веко трупа. Мутный голубой глаз с черным зрачком смотрел на него из того места, где сейчас находился старый священник.

«Религиозный старик, что жил в двух тесных комнатках и конечно же не делавший ничего такого… Какую угрозу кому он…?»

Констебль Посети просунул голову через дверь.

– Там гном внизу, без бровей и кудрявой бородой, говорит, что Вы сказали ему прийти, сэр, – сказал он. – И некоторые граждане говорят, что отец Тубелчек был их священником и они хотят похоронить его как подобает.

– А, это должен быть Малопопка. Пришли его сюда, – выпрямляясь, сказал Ваймз. – Остальным скажи, что придется подождать.

Малопопка забрался по лестнице, увидел сцену и успел добежать до окна еще до того как его вырвало.

– Теперь лучше? – спросил Ваймз, когда все закончилось.

– Э… да. Я думаю.

– Тогда займись этим.

– Э… а что конкретно Вы хотите, чтобы я сделал? – спросил Малопопка, но Ваймз уже спускался по лестнице.

* * *

Ангуа зарычала. Это послужило сигналом Кэрроту, что он может опять открыть глаза.

Женщины, как однажды заметил Кишка Кэрроту, думая, что ему нужен совет, в мелочах бывают очень забавны. Им может не нравится, если кто-то видит их без косметики, они могут настаивать на покупке маленьких чемоданов, хотя вещей берут гораздо больше, чем мужчины. В случае с Ангуа она не любила когда кто-нибудь смотрел ее превращение из человеческой в волчью форму или наоборот. Она говорила, что она стесняется этого. Кэрроту можно было видеть ее в обоих видах, но не в тех нескольких, которые она принимала при превращении, иначе он бы никогда не увидел бы ее еще раз.

Мир был другим глазами волка.

С одной стороны, он был черно-белым. В той его части что называлось «зрение», он был одноцветным, но о чем беспокоится, если зрение уходит на задний план, когда обоняние выходит на первый, смеясь и высовывая руки из окна, чтобы показать неприличные жесты всем остальным чувствам. После она помнила запахи как цвета и звуки. Кровь была темно-коричневой и низким басом, черствый хлеб, на удивление, был звонким ярко-голубым, и каждое человеческое существо было четырехмерной калейдоскопической симфонией. С носовым видением можно было смотреть сквозь время, так же как и на расстоянии: человек мог постоять минутку и уйти, но часом позже он все еще стоит там, для носа запахи только едва улетучивались.

Она обошла все островки в Музее Хлеба Гномов, мордой вниз. Потом она вышла и обошла аллею, стараясь также найти что-нибудь там.

Через пять минут она вернулась к Кэрроту и дала сигнал.