— Не знаю... Наверно, остался в квартире Балмасова... А в чем, собственно, дело?
— Когда вы фотографировали... Где был пульт?
— Балмасов так и умер, не выпустив его из руки.
— Когда мы вошли, телевизор был выключен. Правильно? А когда убийца стрелял в балмасовский затылок... Телевизор работал. В программе телепередач, которая лежала на полу, была подчеркнута одна- единственная строчка... Это была суббота. По субботам идет сериал «Коломбо». Балмасов смотрел «Коломбо». Ничто другое его не интересовало, потому что ни одна другая программа, ни одна другая передача не были подчеркнуты. Он смотрел «Коломбо», когда раздался выстрел.
— Вы думаете, в этом что-то есть? — с сомнением спросил Гордюхин.
— Что делает убийца после выстрела?
— Линяет.
— Нет, он убирает свои следы. Протирает стол, моет пепельницу, собирает мусор с пола, со стола... Ну, и так далее.
— Согласен! — пристыженно крякнул Гордюхин.
— А что он делает, уходя?
— Я бы на его месте выпил чего-нибудь.
— Он выключает телевизор. Почему-то он выключает телевизор и гасит свет.
Зачем ему это понадобилось? Что его заставило проделать эту совершенно ненужную работу?
— Человек в шоке может и не такого натворить.
— Николай Степанович, если он в шоке проделал уборку, на которую не каждая баба способна... То не такой уж он был и шокированный. А пояс от халата убитого почему-то в ванной висит, — неожиданно произнесла Касатонова, прервав собственные мысли об аккуратности убийцы. Вам это о чем-то говорит?
— Совершенно ни о чем, — честно признался Гордюхин и даже ладонь прижал к груди, как бы клянясь, что говорит от чистого сердца, не лукавя и не тая.
— Ладно, оставим пояс... Уходя, он наклоняется к убитому и, не вынимая пульта из его остывающей руки, нажимает кнопку. Пульт остается в ладони Балмасова. А после этого убийца нажимает кнопку выключателя. Квартира погружается в темноту. Что заставляет его так поступить? Он как бы просит этим у мертвого прощения.
— Ну, Екатерина Сергеевна, это уж вы подзагнули!
— Может быть. Мой вопрос прост и ясен — на пульте искали отпечаток пальца преступника? Ведь для того, чтобы нажать кнопку пульта, который находится в подвешенном состоянии, а пульт в руке мертвеца как раз и находится в подвешенном состоянии... Нужно его обхватить с двух сторон, снизу и сверху. Снизу поддерживать, а сверху нажимать кнопку. Эксперт обследовал пульт?
— Не уверен, — с сомнением проговорил Гордюхин. — Не уверен.
— Куда делся мусор, который преступник собрал со стола, из пепельницы, с тарелок... — Вы думаете, что... — Тарелки вымыты, Николай Степанович! И сложены стопкой. У них донышки мокрые. А на улице неделю стоит жара под тридцать. Все должно просохнуть.
— Откуда вам все это известно?!
— Я понятая! — Касатонова горделиво вскинула подбородок, но не выдержав торжественности, рассмеялась. — Так куда делся мусор, Николай Степанович?
— Я бы на его месте унес с собой в пакете. И выбросил где-нибудь по дороге в мусорный ящик. Стопроцентная надежность.
— Мусор он спустил в унитаз.
— Екатерина Сергеевна! — воскликнул Гордюхин потрясенно, — Кто ведет следствие?!
— Убахтин. Так вот, мусор ссыпан в унитаз. А потом преступник спустил воду. Ручка сливного бачка должна сохранить отпечатки пальцев. Он мог ее тоже протереть, но мог и забыть. Это такая вещь, которую трудно упомнить в спешке.
— Вы уверены, что убийца спустил мусор в унитаз?
— Да.
— И можете это доказать?
— Да.
— Круто! — проговорил Гордюхин. — Так что, едем к Убахтину?
— Один комплект снимков я вам отдала. Второй комплект и пленку оставила себе. На случай, если мне придется отдать их, спасая свою жизнь.
— Думаете, все так серьезно?
— Вы еще этого не поняли?
— Да как-то все довольно зыбко... — А моя разгромленная квартира? А бандиты, которые заявились в проявочный пункт за пленкой? Я бы на вашем месте предложила мне охрану, Николай Степанович! Вы что же, хотите на эту ночь меня одну оставить? На растерзание? А если утром найдут мой холодный труп с простреленной головой?
Гордюхин некоторое время исподлобья смотрел на Касатонову, и на этот раз не было в его взгляде усмешки или недоверия. Словно только сейчас для него открылся истинный смысл случившегося. А Касатонова, высказав все, что считала нужным, раскрыла пачку с коричневыми сигаретами, вынула одну и, щелкнув зажигалкой, прикурила, пустив дым к потолку.
— Вы сменили сигареты? — удивился Гордюхин.
— Да. Решила испытать новые ощущения.
— Хотите сказать... — Убийца курит такие же, — как бы между прочим, произнесла Касатонова, и Гордюхин, уже открывший было рот, чтобы что-то сказать, так и замер. — Вы правильно услышали, Николай Степанович. Убийца курит такие же сигареты. Так и скажите Убахтину. Может быть, это поможет в его опасной работе, полной смертельного риска и непредсказуемых последствий. Да, и передайте ему это, — она вынула из пачки три сигареты и сунула их в конверт со снимками.
— Это не шутка, Екатерина Сергеевна?
— Нет. Это не шутка.
— Вы и это можете доказать?
— Да.
— Прямо сейчас?
— Интере-е-есно! — протянула Касатонова. — Все, что я вам сказала как понятая, вы восприняли с пониманием. Более того, потребовали немедленных доказательств. К Убахтину тащите, улики вам на стол вынь да положь... Николай Степанович! А со мной как быть? Тот замок, который поставил слесарь с неуловимой фамилией... — Пыжов.
— Так вот, этим замком только в носу ковыряться!
— Заменим.
— Николай Степанович... Сегодня мне будут звонить грабители. Я часто вижу в кино, как подключают какую-то записывающую аппаратуру... Вам бы с Убахтиным подумать об этом, а?
— Думаете, позвонят?
— Я совершенно уверена, что пока меня дома нет, они уже звонили не один раз. Хорошо, что я сообразила у соседки взять на два-три дня телефон с определителем. Он мне подскажет, нет, нет, не то, что вы подумали... Не круглые же они идиоты, чтобы звонить с домашнего или со служебного телефона. Они звонили из автоматов. И я могу только знать — сколько раз звонили.
— Вы так уверенно об этом говорите... — Я бы многое могла еще сказать с не меньшей уверенностью. Но давайте все-таки решим мою маленькую проблему. У меня будет охрана?
— Я готов скоротать с вами ночь! — сказал Гордюхин, неловко подбоченясь, но тут же смутился и даже покраснел, хотя при его розовой физиономии заметить это было нелегко.
— Это не худший вариант. На худой конец сойдет, — кивнула Касатонова, но тут же спохватилась — слова выскочили рисковые. — Не обижайтесь, Николай Степанович, это я вас подзадориваю. Если в самом деле соберетесь ко мне, не забудьте захватить пряники.
Кабинет Убахтина был небольшой, но зато отдельный, чем-то он все-таки отличался от прочил
