Ее лицо побелело, а потом к нему прилила краска. От ярости.
— Я делаю то, что меня вынуждают делать, — рявкнула Дел, — и также, согласно воле богов, живешь ты.
Я снова закрыл глаза.
— Я уже жалею о своем решении.
Дел вскочила и со словами:
— Жалей о чем хочешь, — быстро ушла.
Но уже через минуту она вернулась, положила мне под голову сложенное одеяло, а вторым одеялом меня укутала.
В этом вся женщина: то ласкает, то угрожает.
10
— Тигр, — позвала она, — пора ехать.
Может быть, но я бы предпочел еще немного отдохнуть. Я не пошевелился.
Дел потянула за край одеяла.
— Мы должны идти, — настаивала она. — Они уже оттаивают.
Я начал выпутываться из одеяла.
— Кто от… — я откинул одеяло, сел и сердито посмотрел на сияющее солнце. В сторону борджуни я намеренно не поворачивался.
— Если ты голоден, мы можем поесть по дороге, — объявила Дел. — Я не хочу здесь больше оставаться.
Что-то в ее голосе меня насторожило. Дел и раньше убивала, ей к этому не привыкать, и будет убивать и дальше. Она привыкла к смерти как и полагается танцору меча, не находя ни радости, ни удовлетворения, ни ненормальной гордости в убийстве. Дел была лишена фантазии и действовала как профессионал, не выставляя напоказ свои чувства. Но произнесенные ею слова звучали странно. Что-то взволновало Дел до того, что ее голос дрожал.
Я смотрел на своего талантливого собрата по мечу и видел испуганную женщину.
— Дел, — я поднялся на колени, — баска, в чем дело?
Как только я начал двигаться, Дел шарахнулась от меня. Она согнулась, сгорбилась, словно чувствуя свою уязвимость. Дел не лишена обычных человеческих эмоций — я видел ее испуганной, разъяренной, довольной и счастливой — но обычно она глубоко скрывает свои чувства из страха раскрыть себя. Дел носит щит и нередко скрывается за ним даже от меня.
Теперь она снова прикрылась этим щитом. Дел была похожа на привидение.
Она отошла еще дальше, когда я начал вставать. В ее руке сверкнула Бореал.
— Нужно уходить отсюда, — повторила она.
— Аиды, Дел, в чем дело?
— В этом месте! — отчаянно закричала она и по долине пронеслось эхо.
— Это случилось здесь… здесь…
Она не могла продолжать, а когда я сделал шаг, чтобы дотронуться до нее, повернулась ко мне спиной. Она торопливо прошла по траве, обходя замерзших борджуни, и застыла в другом конце крошечной долины. Сжимая меч, Дел упала на колени.
— Здесь, — повторила она. — Это было здесь.
Я едва слышал ее. Не желая беспокоить Дел, я подошел к ней медленно, бесшумно, раздумывая, как же вывести ее из этого состояния. Дел себя не контролировала.
Она покачивалась вперед-назад, сжимая обнаженный меч. Подносила рукоять к губам, обхватив пальцами крестовину, прижимала к себе Бореал, словно меч мог успокоить ее.
Что ж, раньше у него это получалось.
— Я не знала, — шептала Дел, — я не знала… я не узнала это место. Я отошла в сторону и только тогда все поняла, — она жадно захватила воздух.
— Я даже представить не могла, что снова…
Я посмотрел на расщелины между пригорками. Краски в этом мире были охряно-золотые и лиловые, солнечный свет золотил рожденную мечом изморозь и подтаявшие льдинки. Такая симпатичная маленькая долинка для такой неприятной истории.
— Я думаю, забыть было нетрудно, учитывая обстоятельства.
— Обстоятельства, — слабо отозвалась она. — А ты знаешь, какими были эти обстоятельства?
Конкретно не знал. Дел никогда не рассказывала.
— Их было очень много, — заговорила она, — все закутанные в Южные шелка… они орали, смеялись, подзадоривая нас бросить им вызов… — она вздрогнула и еще сильнее сжала клинок. Дыхание со свистом вырывалось через рукоять. — Мы не поняли их намерений и, как положено, оказали им гостеприимство. Они приняли его, приняли и отплатили нам за нашу доброту, не заботясь, кого убивают и как, — она крепко зажмурила глаза. — Детей они убили сразу, не хотели с ними возиться… мужчин разрубили на части… женщин оставили для себя и издевались над ними, пока не замучили до смерти. Те, кого они не убили — не слишком молодые и не слишком старые — предназначались для продажи в рабство.
— Дел…
— Нас осталось двое, Джамайл и я. Все были мертвы.
— Дел…
— За ним, как за мужчиной, следили. Но я женщина, и я принадлежала Аджани. Он объявил меня своей и должен был сам беспокоиться, чтобы я не сбежала, — она снова открыла глаза и уставилась в никуда. — Потом Аджани расслабился, перестал следить за мной… и мне удалось бежать. Оставив им брата.
— Баска…
— Я бросила его! — закричала она. — Ты видел, что с ним случилось, что с ним сделали!
Это был крик не страха и боли, а ярости и осознания. Злой, задушенный крик, который поднимался к причитанию от слепой ненависти к себе. Я и представить не мог Дел в таком состоянии. Она уже ничего не видела и не слышала.
И я понимал почему.
Я дотянулся до нее, схватил за плечи и поднял с земли. Я не взглянул на Бореал, даже когда та с глухим звуком упала на дерн. Я крепко сжал Дел и заставил ее посмотреть на меня.
— Не вини себя.
— Я бросила его…
— …потому что была вынуждена. Потому что у тебя не было другого выхода. Потому что только так ты могла помочь ему освободиться.
— Они увезли его на Юг…
— …и продали его, что собирались сделать и с тобой, — мне хотелось встряхнуть безвольное тело, но я только сжал ее руки. — Ради своей родни и долга ты сделала больше, чем кто-либо, кого я встречал в своей жизни. Но у всего есть конец, Дел… должен быть. Ты не можешь потрошить себя за это вечно. Ты считаешь, что недостаточно страдала?
Ее голос был безжизненным.
— Джамайл страдал больше.
— Он такой, каким стал! — зашипел я. — Немой, кастрированный. Он уже не тот мальчик, которого ты знала. Он уже не станет прежним… ты должна понять это.
— Ему было десять…
— …а тебе пятнадцать. Ты потеряла не меньше чем он, только кое-что другое, — я прерывисто втянул воздух. — Баска, ты думаешь я так мало знаю? Ты забыла, сколько ночей мы провели вместе? Я знаю все твои сны и грезы.
