И я понял, что это.
Да благословят боги Кантеада.
Руки оторвались от меня. Тела отодвинулись, ведомые назад песней, и им подчинились демоны, заключенные в чужую, человеческую плоть.
Я сел. Адара, Киприана и Массоу застыли, прижав ладони к ушам. Их лица кривились от боли.
— Дел, — я подполз к ней, положил ладонь на ее плечо и почувствовал как дернулось тело. Она лежала лицом вниз на земле.
— Дел…
Она медленно, неуклюже приподнялась и тут же шарахнулась от меня, отталкиваясь от земли руками и ногами. Она карабкалась по грязи, пока не уткнулась в каменную стену, и там села, вжавшись в скалу, словно хотела скрыться в ней.
— Дел, — позвал я, — баска… — но запнулся, потому что понял, что она меня не слышит.
Аиды, до чего же страшно смотреть в лицо безумию.
Баска, только не ты.
За моей спиной стояли локи, пойманные в ловушку песней Кантеада.
Баска, смотри на меня, а не на них.
Она вжала пальцы в камень. Она всегда коротко стригла ногти, но все равно, один за другим они трескались, вонзаясь в скалу.
Я побоялся коснуться ее.
За моей спиной повизгивали локи.
— Делила, — позвал я со всей твердостью, на какую был способен.
Она посмотрела на меня. Тупо, но на меня, что было явным улучшением.
— Делила, — повторил я.
Губы дрогнули. Искусанные, окровавленные губы, которые уже начали припухать. Она говорила что-то, но я ничего не слышал.
Очень нежно, в третий раз.
— Делила…
Она взглянула на меня и наконец увидела. И пришла в себя.
Дел снова стала Дел. Разъяренной Дел.
Грязь покрывала ее лицо. На подбородке перемешались слюна и кровь. Мокрые от пота волосы лезли в глаза, пачкаясь в слезах и крови. Ее трясло так, что она едва держалась на ногах, но она стояла и пыталась вынуть меч.
Будь у нее время, даже в таком состоянии Дел убила бы тела, оболочки, приютившие локи, но времени не хватило, потому что за дело взялись Кантеада. Мелодия снова изменилась, и мы уже не управляли собою, подчинившись могучей силе.
И эта сила заставила Дел прервать начатую песню, песню войны и смерти, звуки которой обещали гибель. Эта сила вмешалась в песню, а потом заглотнула ее, прожевала и выплюнула на землю. Почувствовав это, Дел замолчала и снова начала дрожать.
Я хотел коснуться ее, но не стал, понимая, что она еще не готова. Передо мной стояла не хорошо знакомая мне Дел, а девочка, которую чуть не уничтожил Аджани на самом пороге ее жизни. В конце концов ей удалось переступить этот порог, но мир, в который она вошла, оказался миром ненависти и мести. Она могла умереть — и так бывало с женщинами — но не умерла, а превратилась в Дел, не поддававшуюся ни одному мужчине, честно не заслужившему победы. Аджани победы не заслужил. Ему удалось ненадолго украсть ее, но Дел не сдалась.
Дел смотрела на Массоу, Киприану, Адару. На злобных демонов, похожих на людей, которые как-то заменили человеческий мозг на обман локи, человеческие желания на потребности локи. Дел смотрела на женщину, мальчика и девочку, которые где-то во время нашего путешествия проиграли битву трем локи, случайно освобожденным мною.
В пещерах и тоннелях загорелось множество свечей. За локи в темноте двигались тени, маленькие бледные тени, поющие песню ловушки.
Они появлялись отовсюду, Кантеада. Выбираясь из пещер и спускаясь со скал, неся свечи, подходя все ближе, чтобы образовать круг, в который попали мы все, даже Дел и я.
Локи мучительно стонали.
Было холодно. В темноте, рассекаемой светом свечей, я видел как от моего дыхания шел пар, но дрожь, которая сотрясала мое тело, шла изнутри, а не снаружи.
Локи не просто приняли форму людей. Их лица кривились от бешенства, разочарования и отчаяния. Связанные песней, они могли только страдать. Может быть так же, как страдали человеческие хозяева этих тел.
Круг замкнулся. Меня окружали пламя, песня и лица. Необыкновенные, нечеловеческие лица. Пушистые гребешки, окрашенные огнем, стояли ото лба до шеи и дрожа, говорили на своем языке. До этого момента я видел только мастера песни. Теперь я увидел остальных. Я услышал их пение.
Я не из тех, кого берет за душу музыка, я глух к ее сложностям. Я уже говорил: музыка это шум, издаваемый с разными целями. Но на этот раз я слышал не просто шум. Не просто песню. Звук, который наполнил каньон, был силой.
Ноги подогнулись, я сел. Так же как другие: Дел рухнула рядом со мной, безвольно свесив руки, расслабившись, уронив рядом меч, неуклюжая от неожиданной потери контроля над телом. То же происходило с локи: один за другим, они превращались в комки плоти, как глина, ожидающая, что из нее что-то слепят.
Я открыл рот, чтобы заговорить, спросить Дел что происходит, что они собираются делать и что хотят от нас — она Северянка, разумеется она знала
— но я ничего не спросил, потому что не мог. Потому что песня стала моим миром.
Пламя растеклось, слилось, образовало круг. Я видел свет, только свет и сиял он так, что я не мог его вынести. Я мог сделать только одно и сделал это. Я убежал.
Но пламя пошло за мной. Как и песня.
— Песня рождения? — спросил кто-то.
Песня рождения. Песня рождения? Я тупо смотрел на свет.
Молчание.
Имя при рождении?
Имя при рождении. Это уже другое дело. Фраза имела смысл.
Я нахмурился, задумался и понял, что у меня нет ответа.
Мать или отец дают ребенку имя. Я родителей не знал, а значит при рождении у меня имени не было.
Я просто покачал головой.
Песня немного изменилась.
— Имя при рождении? — настаивала она.
Мастер песни? Я задумался. И снова только покачал головой.
Песня стала еще настойчивее. Это было невыносимо. Что-то разрывало мой череп.
А потом вдруг мелодия задрожала. Я почувствовал след удивления, которое ко мне не имело отношения.
— Как тебя называют? — спросили мягко.
На этот вопрос я мог ответить.
— Песчаный Тигр, — сказал я.
Песня задержалась у меня в голове в поисках правды или фальши, нашла ответ и позволила мне удалиться.
Удалиться. Я нахмурился. Уставился в пламя. Потом понял: от меня хотели, чтобы я прошел сквозь него.
Я поднялся, глубоко вздохнул и вышел из круга.
Я прислонился к стене каньона, чувствуя только что истощен умом и телом. Я уже не сомневался в рассказах Дел о магии в музыке Кантеада. Эта музыка прошла через мою душу и теперь я понимал ее.
