этого… до определенной черты. Но если ты приговоришь женщину к смерти, я буду мстить. Это будет месть Песчаного Тигра.
Его подбородок задрожал.
— Ты угрожаешь старику.
— Нет, — я покачал головой. — Я говорю с воином, Стиганд, с ан-кайдином. С человеком, которого я уважаю, потому что на моем языке ты — шодо. Мастер меча. Тот, кто обучает других кругу и красоте танца.
Стиганд взглянул на меч.
— Он не твой.
Я поднял яватму с бедер и положил ее на шкуры.
— Тогда я с радостью отдам его. Он принадлежит Стаал-Китра.
Старик нахмурился, провел языком по зубам и кинул быстрый взгляд на спящую женщину.
Он глубоко вздохнул.
— Тяжело терять друга.
— Еще тяжелее терять напарника.
— Иди, — сказал Стиганд.
Я начал подниматься, но задержался.
— Могу я получить ответ?
— Утром, — отрезал он.
Я забеспокоился. Кроме него в вока еще девять человек. Без заверений этого…
— Шодо…
— Ан-кайдин, — поправил он. — Я сказал тебе уйти.
Аиды. Больше делать нечего.
Я поднялся. Посмотрел вниз, на яватму, которую так долго носил. Потом мысленно попрощался с ней и повернулся, чтобы уйти.
— Южанин…
Я обернулся. Стиганд странно смотрел на меня.
— Сколько тебе лет?
Вопрос застал меня врасплох.
— Всего? Не знаю. Тридцать четыре, может тридцать пять… Я вырос без родителей.
— Сколько занимаешься танцами?
Я пожал плечами.
— Восемнадцать лет, плюс-минус несколько дней. Не зная мой возраст, трудно сказать, когда я начал.
Наши взгляды встретились.
— Балдур и я родились в один день в одной деревне. С рождения мы были друзьями. Это была прочная связь, и мы ее глубоко почитали.
Я только кивнул.
— Я живу с этой женщиной более пятидесяти лет. Эту связь я тоже почитаю.
Растерявшись, я нахмурился.
— Это мой ответ, — холодно сообщил Стиганд. — Теперь иди.
Я молча вышел. Хотел бы я знать, что он имел в виду.
Я пошел обратно к отделению, которое занимали мы с Дел в доме Телека, но до Дел я не дошел. Я задержался, чтобы посмотреть на самого Телека, спящего в углу с женщиной и дочерью, которую родила Дел.
Чтобы было теплее, они лежали под шкурами вместе. Девочка спала между взрослыми, плотно прижавшись к ним, но одна рука выбралась из-под шкур и одеял. Одна маленькая тонкая рука с изящной кистью и тонкими пальцами. Глядя на нее, я задумался, будет ли эта рука держать когда-нибудь меч, как делает это ее мать. Войдет ли девочка когда-нибудь в круг.
Светлые мягкие волосы запутались в мохнатой шкуре, покрывавшей тюфяк, на котором она лежала. Большая часть лица была скрыта, но я видел рот — рот Дел… Нежная впадинка на подбородке… может от Аджани? Изгиб щеки. И ресницы…
Я отвернулся и пошел в наше отделение, чтобы присоединиться к Дел. Ее глаза были открыты и смотрели на меня. В них блестели слезы. Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Я хотел сказать ей, что это не имеет значения, что я понимаю, каково ей было вспоминать о брошенном ребенке. Я даже припомнил нашу короткую дискуссию о матерях, отцах и детях, рождавшихся у танцоров мечей, задумчивую меланхолию Дел, отчаяние в ее голосе. Я хотел сказать, что теперь все понял и ни в чем ее не виню.
Но едва я лег рядом, Дел отвернулась к деревянной стене.
Остаток ночи я уже не мог заснуть. Дел, я знал, тоже.
37
Перед рассветом нас с Дел развели по разным отделениям. Мне это не очень понравилось, я серьезно за нее беспокоился, но Телек убедил меня, что это обычай. Его женщина, Хана — с Калле в качестве помощницы — увела Дел в дальнее отделение в конце дома. Телек отвел меня в то, которое он занимал со своей семьей, и дал мне чистую одежду.
— Это Северные вещи, — извинился он. — Но они тебе подойдут, а других ты здесь не достанешь.
Я пожал плечами.
— Если бы я пошел на Север в набедренной повязке, бурнусе и сандалиях, я бы давно отморозил себе гехетти… примерно это мне Дел и говорила, — Телек охотно улыбнулся. — Я уже привык к теплой одежде.
Северянин посмотрел на Хану, помогавшую Дел.
— Я не буду спрашивать, что было между тобой и Стигандом прошлой ночью — это не мое дело — но я прошу тебя помнить о договоре, который мы заключили.
Я снял пояс, гетры и ботинки.
— Я все помню. Я подчинюсь решению суда, — я стянул через голову тунику. — Ты, конечно, даже не намекнешь мне, чего ожидать.
Телек покачал головой.
— Мое мнение это мое мнение. Вока принимает решение большинством голосов. Даже если бы я сказал тебе, за какой приговор буду бороться, ты не получил бы гарантию, что весь вока согласится на это.
Я потер грудь. Аиды, чего бы я не отдал за возможность хотя бы несколько часов походить в шелках и газе Юга, освободившись от грубой шерсти, тяжелых мехов и жесткой кожи.
— Тебе, Телек, нужно, чтобы Дел уехала из Стаал-Уста, — Стиганду тоже, хотя Телеку я об этом не сказал. Я решил, что все будет ясно после вынесения приговора.
Лицо Северянина было мрачным, глаза смотрели со странной враждебностью.
— Я боюсь, — тихо сказал он. — Боюсь, что она привяжется к девочке если останется, и заявит о своих правах на Калле.
Я понизил голос, чтобы ни Дел, ни Калле ничего не услышали.
— Но она отдала ее тебе, разве не так? Просила тебя вырастить девочку?
Он быстро кивнул.
— На другой день после рождения Калле отдали на наше попечение. Мы выбрали для нее имя. Дел было все равно. Я был кайдином, когда Дел стала истойя и ее начал обучать Балдур. Она знала меня, уважала, почитала… Я с радостью принял ее дочь. Хана… бесплодна, — он кинул взгляд на дальнее
