Дел хмурилась, прислушиваясь к нашему разговору.
Шока и Песчаный Тигр целую вечность сжигали друг друга взглядами, пока наконец старик не хмыкнул, отказываясь от своих притязаний.
— Я говорил: если женщина победит, она будет вольна сделать выбор. Женщина будет выбирать.
Я вздохнул с облегчением.
— Решай, кто тебе больше нравится, баска.
Дел долго молча смотрела на меня, демонстративно сравнивая нас. Я понимал, что она играла ради шоки, а сам не мог сказать ни слова, опасаясь обвинений вождя в том, что это я заставил Дел сделать нужный выбор.
И она это знала.
В конце концов Дел кивнула.
— У женщины есть муж, шока. Женщина выбирает его.
Я перевел.
О других достоинствах не скажу, но Ханджи честный народ. Шока сказал, что она может выбирать — он позволил ей выбрать. Он не мог взять назад свое слово, не потеряв уважения своих людей. Я решил, что для нас не все еще потеряно.
Шока посмотрел на меня с неприязнью, — лучше бы это была обычная ярость. Видимо он придумал что-то еще.
Я оказался прав.
— Шока ничего не обещал Песчаному Тигру. Его судьба — страдание. Поскольку женщина по своей воле выбрала его, она тоже будет страдать.
— Ну-у, — зашипел я.
— Что? — прошептала Дел.
— Мы свободны, — сказал я ей, — в определенном смысле.
Дел открыла рот, чтобы спросить что-то, но тут же закрыла его, увидев жест шоки. Через несколько минут к нам подъехали Золотое Кольцо и все тридцать девять воинов племени. Золотое Кольцо вел двух лошадей: серого мерина Дел и моего гнедого жеребца.
— Ты отправляешься, — сказал шока и сделал знак, благословляющий Солнце. Довольно ясное благословение.
Я вздохнул.
— Этого я и боялся.
— Да в чем дело? — взорвалась Дел.
— Это жертвоприношение солнцу. Они нас не убьют и не сварят… они предоставят солнцу сделать это.
— Тигр…
— Садись в седло, баска. Пора ехать, — я вскочил на жеребца. Помедлив, и Дел села на серого мерина.
Золотое Кольцо вез нас в пустыню. Час или два мы мотались кругами по дюнам, а потом он приказал нам слезть. И даже в этот момент, я думаю, Дел еще ничего не понимала. Даже когда два воина взяли поводья наших лошадей.
Я успел похлопать жеребца прежде чем его увели.
— Удачи, старик. Не забудь все свои выходки, — я ухмыльнулся, вспоминая его привычки. Кое-чему я сам его научил, а кое-что было у него от природы, бывают такие лошади.
Дел смотрела как уводили ее серого. И тут все поняла.
Никто из нас не сказал ни слова. Мы просто смотрели как Ханджи скрываются за горизонтом, превращаясь в черную неровную линию на фоне коричневого песка. Солнце припекало нам головы, напоминая о себе, и в тот миг я действительно хотел, чтобы оно было богом.
Потому что тогда мы могли бы с ним договориться.
Дел повернулась ко мне. Она ждала.
Я вздохнул и ответил на ее невысказанный вопрос:
— Надо идти. Может встретим караван.
— А если пойдем за Ханджи? По крайней мере мы знаем, где они.
— Нас посвятили солнцу, — напомнил я. — Если мы вернемся, они нас точно сварят.
— А тут мы зажаримся.
— Ну это еще неизвестно.
Мы посмотрели друг другу в глаза. На обожженном солнцем лице Дел гордость и вызов боролись со смирением. Победил здравый смысл. Она раздраженно покосилась на меня.
— Мы можем умереть.
— Но еще не умерли. А я жесткий как кожа старой кумфы, помнишь?
— Ты ранен, — сухой резкий тон исчез. Она встревожилась. — Я зацепила тебя.
Порез был неглубоким, просто небольшая царапина вдоль ребер. Кровь шла лишь несколько секунд и теперь все подсохло, порез покрылся коркой и почти не беспокоил меня.
Вспоминая довольно болезненную уловку, которую она отработала на мне в круге, я собирался изображая тяжело раненого. Но в свете сложившейся ситуации решил, что глупо трепать ей нервы.
— Ерунда, — сказал я, — чуть глубже царапины, смотри сама.
Она осторожно коснулась пореза и поняла, что я был прав. Ее губы сжались.
— Я думала, что клинок прошел гораздо глубже.
— Только не в танце против меня, — отрезал я. — Тебе повезло, что ты подобралась достаточно близко и для такой царапины.
— Это был не настоящий танец, а что-то вроде разминки. И не такой уж ты жесткий, — парировала она. — Свалился сразу после того, как я тебя ударила. И пискнул как ребенок.
Я нахмурился.
— Хватит, женщина. Ты представляешь, каково мне было ехать сюда верхом?
Дел расхохоталась, а я помрачнел еще больше. Потом она вспомнила, где мы находимся и смех замолк.
— Почему они оставили нам оружие?
— Это Жертвоприношение Солнцу. Было бы святотатством отправлять нас к богу неполными, а Ханджи верят, что личное оружие мужчины это часть его. Отобрав оружие, они бы обесценили жертву. А что касается тебя… видимо ты показала себя достойной в круге.
— Не знаю, что хорошего мне это принесло, — нахмурилась она. — Может если бы я проиграла, мы бы здесь не оказались.
— Не оказались бы, — согласился я. — Если бы ты проиграла, мне бы пришлось драться с шокой. И если бы я проиграл, ты бы стала его женой, в шрамах и раскраске. А меня бы это не устроило.
Минуту она смотрела на меня без всякого выражения, потом отошла в сторону и вынула меч. Дел поставила клинок вертикально и села, скрестив ноги, на горячий песок. Рукоять притягивала солнечные лучи, тени извивались под коркой металла.
Я поежился, нахмурился. Хотел сказать, что поскольку она носит заколдованный меч, я не в силах танцевать с ней в круге на равных.
Но Дел беседовала со своими богами, и мне пришлось говорить с самим собой.
10
Через два часа Дел вся покраснела. Нежную Северную кожу больше не защищал бурнус и я смотрел на нее, опасаясь увидеть первые пузыри. И раньше на моих глазах люди получали солнечные ожоги, но не у кого кожа не становилась такой яростно-красной. На фоне светлых волос, бровей и голубых глаз ожог выглядел в два раза страшней.
