Леди неукротимость

– Как всегда высоконравственной и суровой, – ответил Алексис. – Виктория боготворит принца Альберта, он боготворит образование и ученость. И оба такие до ужаса праведные. Я не пробыл с ними и десяти минут, как у меня появилось силь­нейшее желание сделать что-нибудь из ряда вон выходящее, например пригласить принца в бордель.

– Алексис. – Фальк сердито посмотрел на мар­киза, но тот только улыбнулся ему в ответ.

– Добродетель не обязательно скучна, – ска­зал Фальк.

– Но грех не бывает скучен никогда, дорогой кузен.

Ханна прощебетала какое-то неодобрительное замечание, а Кейт едва сдерживала себя, чтобы не зевнуть. Она начала считать букеты цветов на пла­тье Ханны. Однако маркиз снова привлек ее внима­ние тем, что взял ее за руку и поднес ее к своим губам, как бы извиняясь за свое неджентльменское поведение. Усевшись на свое место, он продолжал на нее смотреть, но она не отрывала своего взгляда от чашки с чаем.

Фальк снова заговорил:

– Ее величество сказала тебе что-нибудь осо­бенное?

Алексис поставил чашку на столик и провел пальцем по краю блюдца.

– По словам королевы, война преобразила ме­ня в лучшую сторону. Страдания меня облагороди­ли, чего не могло сделать мое наследство. Наша королева любит мучеников и одаривает их своей любезностью. О, Фальк, не сердись. Я же тебе гово­рил, что я не политик и не собираюсь всю жизнь плавать в правительственных чернилах. Это твое дело, а не мое.

– Я думаю, Фальк беспокоится о твоем долге по отношению к Ричфилду, – произнесла Ханна с придыханием. – Он хочет, чтобы ты остался дома навсегда.

Маркиз мельком посмотрел на Ханну, прежде чем перевести взгляд на Фалька.

– Я дома.

– Ханна, дорогая, у нас гостья…– сказал Фальк, указывая жестом на Кейт. Кейт произнесла:

– Не обращайте на меня внимания.

– Видите ли, – продолжал Фальк, – меня по­просили снова выставить мою кандидатуру на вы­борах, а моя жена обеспокоена тем, что Алексис не достаточно хорошо себя чувствует, чтобы самому вести дела.

Кейт бросила взгляд на здорового с виду мар­киза и подняла брови. Уголок его рта приподнялся, когда он на мгновение встретился с ней взглядом, прежде чем перевести его на Яго.

– Зачем держать всех в напряжении, уважае­мый опекун? – спросил Алексис у Фалька. – Вы же не можете упустить возможность объяснить всему королевству, как нужно вести дела, не так ли?

Фальк покраснел.

– Служение королеве и королевству вряд ли можно назвать вмешательством в дела, которые тебя не касаются.

Повисла тишина, и Кейт определенно могла ска­зать, что в этой ситуации только маркиз не чувство­вал себя неловко. Очевидно, Ханна почувствовала себя обязанной загладить то, что она явно считала нарушением правил приличия. Кейт уже знала, что для английской леди любое отступление от бессмыс­ленного разговора было нарушением правил прили­чия. Ханна повернулась к маркизу. Каштановые локоны упали ей на плечи. Пальцы, в которых она сжимала чайную ложку, посинели от напряжения.

– Твоя репутация героя стала предметом для всеобщих разговоров в Лондоне, Алексис. Жена ге­ нерала Эберкромби рассказывала мне, как чудесно ты выглядишь в форме, как великолепно выглядит конница на параде.

Кейт стала умнее с тех пор, как она в последний раз побывала в Англии, и теперь она заметила, как напряглось тело маркиза при упоминании жены генерала. Однако Ханна этого не заметила. Кейт поняла это по тому, что женщина была слишком занята тем, чтобы скрыть свое подлинное сообще­ние, каким бы оно ни было, за театральной улыб­кой.

Маркиз откинулся на спинку дивана, поднес к губам чашку с чаем и встретился взглядом с Ханной поверх чашки. Она вспыхнула и уставилась на свою тарелку.

Алексис посмотрел на Кейт с ангельской улыб­кой на лице.

– Когда приходится командовать мужчинами, очень важно выглядеть решительным. Вы не соглас­ ны со мной?

– Я не вижу, какую помощь могут оказать блестящие пуговицы и сверкающая форма, разве только помочь русским лучше видеть вас, чтобы вернее прицелиться.

Алексис склонил голову, отдавая честь Кейт.

Фальк поднял глаза вверх, к Богу, с которым он так часто совещался, вздохнул и обратился к сво­ей жене:

– Дорогая, чтобы добиться у своих подчинен­ных повиновения, офицер должен пользоваться у них авторитетом и иметь немалую военную прак­тику.

– Разумеется, Фальк.

От всех этих семейных перепалок терпению Кейт, и так находившемуся на пределе, пришел конец. Она терпеть не могла завуалированные сооб­щения и окольные беседы. Она бы ушла раньше, если бы не была уверена в том, что маркиз только этого и ждет. Однако Ханна снова пустилась в свои льстивые разговоры, и Кейт не выдержала.

Сказавшись утомленной, она вышла из комна­ты, оставив этих троих в салоне за их так называ­ емым чаем. Лично ей этот чай казался больше похо­жим на домашний вариант битвы при Балаклаве. Она понятия не имела, что происходит в этой семье: все было точно так же неясно и запутанно, как и расположение комнат в замке. Она поднялась по лестнице, пытаясь отыскать свою комнату, а по дороге молила Бога о том, чтобы не встретить вновь леди Джулиану и Терренса.

После чая Алексис отправился в Доуэр Хауз, который находился в полумиле от ричфилдского замка. Здесь он хотел найти спасение от раздраже­ния, которое вызывали в нем мисс Грей и его соб­ственная семья. Он чувствовал, что от словесных ловушек Ханны его терпению приходит конец. Она давала ему понять, что ей известно о жене генерала Эберкромби. Ему повезло, что она и Фальк скоро уезжают. Он вовсе не хотел, чтобы эти двое разо­рвали его на куски, как две дикие собаки. Единствен­ное утешение он находил в том, что разговоры с ними хотя бы на некоторое время помогали ему забыть о войне.

Алексис остановился на крыльце Доуэр Хауза, собираясь с силами, чтобы войти. Как бы то ни было, война никогда не уйдет в прошлое. В Крыму армия была измучена не столько врагом, сколько собственной беспомощностью и некомпетентно­стью. Выброшенная на берег в дикой стране, она страдала от недостатка еды и лекарств. Алексис и его друзья старались покупать все необходимое для солдат из Тяжелой бригады на собственные деньги, но еду и медикаменты просто невозможно было достать. Свирепствовали дизентерия и холера. Зимой людям приходилось ходить по снегу боси­ком. После битвы раненые часами лежали вместе с мертвыми, без воды и без медицинской помощи.

Именно в Балаклаве, выполняя глупейший при­каз атаковать кавалерией русские пушки, была унич­тожена Легкая бригада и едва не погиб Вэл. Они проскакали полторы мили по долине под артил­ лерийским огнем с обеих сторон. Алексис помнил ужас в глазах своих товарищей по Тяжелой бригаде, когда они наблюдали за этой самоубийственной атакой.

Больше шестисот человек выступили в атаку. Возвратилось менее трехсот. В неразберихе, после­ довавшей за кровопролитием, Алексис принялся ра­зыскивать Вэла. Он нашел друга наполовину погре­ бенным под телом его обезглавленной лошади. Одежда Вэла была пропитана кровью и опутана внутренностями людей и лошадей. Алексис выта­щил друга из-под трупа, посадил на своего коня и помчался в безопасное место, но его тут же ранило осколками очередного артиллерийского снаряда. Слава Богу, что он смог скакать верхом, несмотря на раны в руке и плече.

Это случилось в октябре. Потом последовали два месяца непрерывного кошмара. Он перевел Вэла на собственную яхту, а вместе с ним столько ране­ных, сколько на ней могло поместиться. Его судно превратилось в госпиталь. Если бы он сам не был ранен, ему бы и дальше пришлось наблюдать, как погибают люди из-за глупости таких дураков, как командир Вэла граф Кардиган.

С января Алексис находился дома. Вместе с ним приехал и Вэл, потому что его отец был уже слиш­