Леди неукротимость

Алексис рассмеялся и свернул в небольшой ко­ридор, который вел в столовую.

– Именно поэтому я и собираюсь после зав­трака отправиться в Мэйтленд Хауз и сделать ей предложение.

Он увидел открывшийся рот своего друга и сно­ва рассмеялся. Они уже сидели за столом, когда Валентин пришел в себя настолько, чтобы закрыть его.

В Мэйтленд Хаузе Кейт Грей сидела в кресле в своей гостиной. Ее взгляд был прикован к страницам «Отелло» на случай, если кто-нибудь войдет, но она кипела, как перегретый паровой котел. Она не могла этого делать. Она не могла быть леди, как того хотела мама. Что она здесь делает, американ­ка, привыкшая к пограничным городам и деревян­ным домам? Это не ее вина, что мама хотела снова пережить прошлое, превратив дочь в напыщенную, жеманную леди. Она была все той же простой Кейт Грей, дочерью старателя. Матери не следовало рас­ставаться с обществом ради него.

Кроме того, леди не могли заниматься ничем интересным. Они только и делали, что вышивали салфеточки или читали возвышающие душу книги. У нее не было времени на то, чтобы быть леди. Теперь, когда они были богаты, нужно было делать настоящую работу, но мать настояла на том, чтобы Кейт отправилась к родственникам в Англию и там стала наконец настоящей леди. Мама не переставая говорила об этом и постоянно падала в обморок, так что папа в конце концов уступил. И вот она здесь, в Мэйтленд Хаузе, в окружении своей тетуш­ки-вдовы, кузины Офелии и двоюродной бабушки Эмелайн. Она окружена и пригвождена, и у нее нет никакой надежды сбежать от этого чудовища, о ко­тором мама всегда говорила, – «от Общества».

Да, она действительно оказалась в неприятном для себя положении, а все потому, что папа почти два года назад нашел золото. Кейт очень хорошо помнила тот день, потому что она как раз работала в то время, когда отец пришел домой и сообщил эту новость. Она делала грязную работу, за которую не взялась бы ни одна леди. Она стирала белье.

Во дворе за деревянным столом Греев стояло пять лоханей для стирки. Здесь работала Кейт и еще четыре женщины-китаянки. Кейт терла одежду о стиральную доску до тех пор, пока ее пальцы и ладони не начинали болеть. Мыльная пена брыз­гала ей в лицо. Грязная вода попадала на грудь. Она не смотрела ни на других женщин, ни на заходящее солнце. Ей нужно было закончить стирку до того, как на землю спустился вечерний туман.

Рубашка выскользнула из ее пальцев, онемевших от постоянного трения. Она склонилась над лоха­нью, чтобы ее выловить.

– Господи, пожалуйста, – молилась она над мыльной водой, – не дай маме увидеть меня.

Прядь волос упала ей на лицо. У нее были волосы цвета меди и корицы. Она откинула непо­ слушный локон назад. Она не успела еще выпря­миться, как что-то обвило ее вокруг талии, и она почувствовала, что ее тянут назад. Борода уткну­лась ей в левое ухо, а две руки сжали ее ребра.

– Бог мой, – сказал мужской голос. – Бог мой.

Кейт почувствовала, как ее подбросили вверх. Когда она снова опустилась на землю, мужчина прижал ее к себе, лицом к лицу, схватил ее за ягодицы и прижался к ней своим бедром. Слишком разъяренная, чтобы кричать, Кейт отвела руку назад и ребром ладони ударила его по носу. Он отпу­стил ее.

– Бог мой!

Кейт попятилась и, подойдя к табуретке, стояв­шей возле лохани, схватила лежавший там револь­ вер. Она повернулась как раз в тот момент, когда мужчина снова направился к ней, и взвела курок.

– Стоять!

Мужчина подмигнул ей. Судя по его внешности, это был еще один старатель, только что вернувший­ся со своего участка. Усталый, грязный, полностью освободившийся от всяческих манер за время изоля­ции У него была длинная борода, и от него разило лошадью, мулом и недельной давности потом. Он посмотрел на оружие и осклабился.

– Ну же, малышка, я не причиню тебе вреда. Опусти свою старую пушку. – Произнося эти слова, мужчина подошел поближе. Еще три шага – и его можно будет достать пулей.

– Проклятье – воскликнула Кейт. – Ненави­жу, когда со мной разговаривают как с двухлет­ней!

Дуло револьвера опустилось вниз, и в тот же момент пуля разорвала землю в сантиметре от ног мужчины. Для такого большого мужчины он под­прыгнул очень резво. Он отскочил назад, не переста­вая повторять при этом свои льстивые слова. Внеза­пно он бросился к ней, и Кейт выстрелила во второй раз. Старатель завопил и схватился за руку повыше локтя. Затем он взвыл и бросился прочь со двора.

Задняя дверь дома распахнулась. Кейт посмот­рела через плечо и увидела своих братьев. Робби сбежал по ступенькам, держа в руке ружье, за ним торопился Закария, а последней шла мама.

Вздохнув, Кейт вытерла пот со лба. Она вздрог­нула, когда мать пронзительно закричала:

– О Боже! О Боже, о Боже, о Боже!

Робби остановился, направив свое ружье на уда­лявшегося старателя. Закария указал на мелькаю­ щие ноги мужчины и рассмеялся. Кейт сама с тру­дом сдерживала улыбку. Это было нелегко, так как мама непрерывно что-то лепетала и всплескивала руками, стараясь справиться с восемью нижними юбками и шелковой юбкой. Она пыталась протис­нуться сквозь двери, которые никогда не предназ­начались для людей в подобной одежде. Восхище­ние Кейт усилилось еще больше, когда София про­тиснулась сквозь дверь и спустилась по ступенькам, умудрившись при этом не выставить наружу даже щиколотки.

Кейт снова вздохнула, когда мать подплыла к ним. Закария обошел вокруг и стал рядом с ней, бросив на нее сочувствующий взгляд. Робби не дви­гался с места. Кейт знала, что он будет стоять там до тех пор, пока не уверится в том, что опасность, угрожавшая его семье, миновала. София плавно прошла вперед и остановилась между дочерью и ло­ханью, на единственном месте, где не было грязи. Она прижала дрожащие пальцы к губам, а потом протянула руки Кейт:

– Вы снова занимаетесь стиркой. Позор. И это – после всех моих усилий научить вас правильно себя вести, мисс. Вы больше не находитесь на золотых приисках. И я не хочу, чтобы вы здесь надрывались.

– Мама, одна из китаянок заболела.

– А ваше платье! – София поджала губы и со­дрогнулась. – Выйти на улицу, не одевшись соот­ ветствующим образом!

– Ты хочешь сказать, не надев двадцать ниж­них юбок и корсета? – Кейт сделала паузу в то время, как ее мать охала и прижимала ладони к по­красневшим щекам. – Как же я буду стирать белье, если я не могу наклониться, чтобы дотянуться до лохани? У меня и так слишком большая грудь, чтобы еще выпячивать ее с помощью корсета.

– Ох! Молчите, мисс. Вам восемнадцать лет, вы– молодая женщина. Если бы вы были одеты, как леди, тот… тот джентльмен никогда бы не… не…

Кейт передала револьвер Закарии и подбочени­лась.

– Не беспокойся. Я бы сначала выстрелила ему между глаз.

– Ох! – София приложила тыльную сторону ладони ко лбу.

Ссутулившись, Кейт прилагала все силы, чтобы не заткнуть уши. Мама могла визжать, как паровоз­ ный свисток, когда была чем-то расстроена. Позвав сыновей, она развернулась в вихре нижних юбок и исчезла в доме.

Одна из прачек молча склонилась над лоханью Кейт. Кейт в знак благодарности улыбнулась и ус­ тало направилась в здание, где находилась кухня. Ей нужно было накормить восемнадцать старате­лей, а одна из помощниц кухарки обожгла руку. Закатав рукава, она вошла на кухню. Вскоре она уже месила тесто, а ее влажное платье покрылось мукой от груди до бедер.

Это продолжалось уже четыре года. Четыре го­да прошло с тех пор, как отец вытащил мать с се­ мейной плантации в Вирджинии и отправился ис­кать судьбу на золотые прииски в Калифорнию. С тех пор как они приехали на Запад, Кейт поняла, что она была разочарованием для матери. Но у нее не было времени, чтобы быть леди. Леди не ста­новятся в обозе, пересекающем пустыни и горы, где вашу жизнь может спасти выносливость, а не утонченность. То же и в Сан-Франциско, где за­работать на жизнь значило больше, чем тот факт, что леди даже не представляют себе, где находится мужское нижнее белье, не говоря уже о том, чтобы прикасаться к нему.

Кейт переложила тесто на сковороду и огля­делась вокруг в поисках полотенца, чтобы вытереть