Леди неукротимость

руки.

Это была ее идея – завести пансион, когда ста­ло очевидно, что отец не найдет золота раньше, чем кончатся их сбережения и растает мамино на­следство.

Кейт нашла полотенце и понесла его к тазу с водой. Она окунула руки в таз, и вода сразу же стала белой. Иногда ей хотелось просто кричать на свою мать.

Когда им грозил финансовый кризис, мать толь­ко всплескивала руками. Английским благовоспи­ танным дамам не пристало ничего знать о деньгах или бизнесе, и только Тимоти Грей был виноват в том, что этот вопрос вообще поднимался. Если бы он не добивался независимости от своей богатой семьи в Вирджинии, София и ее дети жили бы сейчас в комфорте и безопасности, вместо того чтобы ме­сить грязь в приграничном городе.

Кейт стряхнула муку с платья и попыталась подумать, как бы смягчить гнев матери, когда в дом ввалился отец и сообщил, что нашел золото. Весь дом праздновал это событие, и с этого мгновения жизнь Кейт полностью изменилась.

– Проклятье!

Кейт захлопнула книгу и пыталась отделаться от раздражавших ее воспоминаний. Иногда леди приходится делать вещи, которые лишены утончен­ности, и стирка белья золотоискателей была одной из них. Маме хотелось, чтобы она была леди, но мама хотела также, чтобы на столе была еда. Кейт давно усвоила, что иногда не получается иметь и то, и другое одновременно.

Оглядывая гостиную, которая была увешана со­биравшими пыль кружевами и оборками, Кейт пре­ зрительно фыркнула. Для Софии, дочери английско­го джентльмена, единственным подходящим для молодых леди местом были комнаты, подобные этой в Англии.

Сколько Кейт себя помнила, мама рассказывала о своем английском происхождении так, будто оно занимало второе место после святости. Она рас­сказывала истории о том, как она жила, будучи еще Мэйтленд. Она рассказывала о происхождении Мэйтлендов, о Мэйтленд Хаузе, который располагался неподалеку от замка Ричфилд в Сассексе. Для мате­ри все изящное и благородное было сосредоточено в стенах Мэйтленд Хауза. Ее брат, его жена и дочь Офелия жили в сказочном мире, имя которому было Общество.

Кейт подозревала, что маме никогда не следо­вало покидать общество, потому что не проходило и дня, чтобы она не горевала о том, что та или иная из сторон ее жизни были вовсе не такими, как того требовало общество. Иногда, когда мама пускалась в свои бесконечные рассказы о Мэйтленд Хаузе и об обществе, папа выглядел очень грустным. Когда они разбогатели, мамины жалобы приняли новый оборот. Она начала настаивать на том, чтобы от­править Кейт в Англию, в семью своего брата. Кейт была против, и началась война.

Одна победа досталась Кейт очень быстро, по­тому что она и отец любили читать. Разбогатев, Тимоти возобновил уроки со своими детьми, кото­рые он начинал еще давно. Закария и Робби страда­ли от этих уроков. Кейт же их очень любила. Она погрузилась в Вольтера, Аристотеля, Геродота и Евклида. Вместе с отцом они быстро поглощали книги, быстрее, чем Робби мог проглотить яблоч­ный пирог. Потом Тимоти выяснил, как много времени отнимает богатство. Кейт наблюдала, как он сгибается под бременем управления семейным богатством, и предложила ему свою помощь. Они стали соратниками, деловыми партнерами, и их партнерство стало следствием их общих ин­тересов.

Тем не менее то, что казалось разумным реше­нием их проблем, было совершенно неприемлемо для Софии. Тимоти нагружал их дочь заданиями, которые могли вызвать перенапряжение ее утончен­ной женской натуры. Кейт заметила, что ее утончен­ная натура пережила Скалистые горы, пустыни и зо­лотые прииски. Мама отмела этот аргумент манове­нием своего кружевного платочка. Кейт все больше ненавидела этот платочек. Каждый раз, когда мама обнаруживала в ней нечто, чего она не могла одоб­рить, она размахивала этим платочком, как знаме­нем на поле боя.

Неуверенные шаги за дверью гостиной Кейт оз­начали, что ее двоюродная бабушка Эмелайн про­ шла к себе по коридору немного вздремнуть после завтрака.

Для Кейт завтрак был очередной пыткой, кото­рая только усиливалась старческим слабоумием ба­ бушки Эмилайн и беспокойством Софии и ее матери по поводу бала, который должен был состояться сегодня вечером.

Она уронила книгу на пол. Она должна считать себя счастливицей, поскольку ей так долго удава­ лось избежать превращения в леди. И если бы мама не узнала о ее дружбе с Пейшенс, ее бы не было сейчас в Англии.

Мама назвала Пейшенс падшей женщиной. Кейт была знакома с девушкой вот уже больше года, и поэтому она знала, что падшая женщина– это попросту шлюха. Но ей было все равно. Пейшенс спасла ее от изнасилования, когда Кейт случайно попала на ту улицу в Сан-Франциско, по которой ходить не следовало, и ничто не могло заставить Кейт разорвать дружбу с девушкой.

Кроме того, она узнала от Пейшенс немало интересного. Например, почему мужчины могут на­ броситься на тебя без какой-либо видимой причины, и как получаются дети, и почему кажется, что муж­ чины не могут контролировать то, что происходит у них ниже пояса.

Взамен Кейт научила Пейшенс читать и дала ей несколько советов по поводу вложения части зара­батываемых ею денег. Но именно в тот момент, когда мама узнала о существовании Пейшенс, ма­ ленькая война, которую она так долго вела со своей мамой, была проиграна.

– Проклятье!

Кейт прикусила нижнюю губу и оглянулась. Во­круг не было никого, кто мог бы ее услышать. Хорошо. Это было еще одно обстоятельство, к ко­торому Кейт еще предстояло привыкнуть: избыток людей, которые считали своей обязанностью делать что-либо для нее. Англичане в отличие от американ­цев держали очень много людей, которые все для них делали. Были люди, которые открывали двери, люди, которые принимали у вас плащи, люди, кото­рые водили вас по дому, люди, которые помогали вам раздеваться и одеваться. Был кто-то, кто раз­водил огонь, кто приносил воду, и было очень мно­го людей, которые готовили и подавали пищу. Не было ничего удивительного в том, что эта малень­кая страна была так густо заселена.

Она должна написать матери. Она обещала де­лать это каждую неделю, и каждый раз, когда она бралась за перо, она понимала, как сильно скучает по маме. Возможно, мама зачастую суетилась по пустякам и ворчала, но все это было только из-за ее большой любви к детям. А Кейт все же нравилось кое- что из того, что должны были уметь настоящие леди и чему она должна была научиться: например, музыка и танцы.

Если бы только она так сильно не нервничала. Вечером ей нужно идти на бал. Кузина Офелия сказала, что это просто позор, что за двадцать лет своей жизни Кейт ни разу не была на балу. Как раз этим вечером Кейт представлялась возможность по­знакомиться с тонкостями танцев. Офелия настаи­вала на том, что Кейт не сможет появиться на балах в Лондоне во время весеннего сезона, если к тому времени не побывает на нескольких балах хотя бы ради практики.

И этикет. Как она может помнить соответствую­щие формы обращения и правила старшинства? Кейт поднялась со стула и пошла, едва не наступая – на собственные юбки. Она подняла ярды материала выше колен– она знала, что ни в коем случае не должна этого делать, – и подошла к окну. Из окна ее комнаты открывался вид на вход в поместье, и она заметила, как у ворот остановился экипаж. Это был самый прекрасный из всех экипажей, кото­рые ей только доводилось видеть: весь сияюще-чер­ный, с отделкой из начищенной меди, а по бокам его красовался герб, сочетавший в себе яркое золото, красные и белые тона.

Если этот благородный посетитель приехал с ви­зитом к Офелии, она точно выпрыгнет из корсета от волнения.

Кейт облокотилась о подоконник и прижалась лбом к стеклу. Она позволит себе немного поглазеть в окно, а потом займется списком важных гостей, которые сегодня вечером должны быть на балу.

Опираясь головой о стекло, Кейт увидела, как из экипажа вышел его пассажир. Со своей удобной позиции она могла четко его разглядеть, поскольку их разделял только один экипаж. Кто бы он ни был, он, должно быть, был важной персоной, потому что ему на помощь пришли дворецкий и два лакея.

Гость сделал несколько шагов по направлению к дому и снял шляпу. Это заставило ее плотнее прижаться к стеклу не только лицом, но и руками.