Леди неукротимость

– Я не нуждаюсь в ваших наставлениях о том, чего девушки должны или не должны делать или говорить, Алексис де Гранвиль. И прекратите улы­баться. И не называйте меня Кэйти Энн. Мой отец был единственным человеком, который называл ме­ня так.

– Должно быть, он был храбрым человеком, – он поймал руку, которая держала лопатку, – если он вырастил такую дочь, как вы, Кэйти Энн.

Он позволил ей выдернуть руку из его ладони. Она обошла его вокруг, и он видел, как в ней закипает гнев. Она была достаточно разъярена для того, чтобы застрелить его, если бы у нее под рукой случайно оказался пистолет. Ее щеки раскраснелись, а глаза сверкали от совсем неизысканной, неистовой ярости. А он чувствовал себя гораздо более живым, чем на протяжении нескольких последних лет. Алек­сис ничего не мог поделать с собой и снова рас­смеялся.

– Та задница, – сказала она.

– Пожалуйста, – он поднял руки вверх в шут­ливом протесте, – пожалей мою чувствительность, Кэйти Энн. Я содрогаюсь от мысли о том, какую из частей тела ты упомянешь следующей.

– Можешь забрать все части своего тела и про­валиться вместе с ними в ад, – сказала она, а затем повернулась к нему спиной и направилась через огород к дверям кухни.

– Вернись, Кейт! – крикнул он ей вслед. – Ты еще не упомянула о самых интересных частях тела.

После ее разговора с леди Джулианой прошло несколько дней, в течение которых Кейт чувствовала себя так, как если бы она была осужденным на смертную казнь, ожидающим приезда палача в го­род. Даже похороны Офелии, состоявшиеся в ясный, солнечный день, не отвлекли Джулиану от ее планов организации приема. Кейт должна была стать ее почетной гостьей. Кейт было тяжело заниматься делами, зная, что вскоре она будет окружена блес­тящими молодыми людьми и девушками, которые непременно сочтут, что она обладает грацией и ма­нерами суслика.

София была вне себя от восторга. Хотя ее глубо­ко опечалила смерть Офелии, особенно после того, как она только что узнала поближе эту молодую женщину, пребывание ее в Англии среди близких людей придавало ей сил, чтобы скорее прийти в себя поле этого несчастья. Кроме того, ее очень утешали визиты, которые она наносила друзьям своего дет­ства, с которыми она теперь возобновляла дружбу. Общество этих людей оказывало на нее целительное воздействие.

Но с Кейт этого не происходило. Когда она проводила время с мамиными друзьями, она начи­нала нервничать еще сильнее. Кейт боялась. Она абсолютно ничего не знала о домашних приемах, а один из этих приемов стремительно надвигался на нее, неотвратимый, как буря короля Лира. Больше всего ее пугала необходимость вести разговоры. Она так и не овладела искусством ведения легких, ничего не значащих бесед. Легкомысленная болтов­ня представляла для нее большую тайну, нежели принцип работы паровой машины. Другие девушки могли хлопать глазами, глядя на мужчин, и щебе­тать какие-то глупые льстивые фразы. Когда Кейт попыталась сделать то же самое, она почувствовала себя настолько нелепой, что ее лицо тут же покрас­нело, а губы просто отказались двигаться.

Джентльмены не хотели разговаривать о вещах, которые она считала интересными. Они не хотели разговаривать о мытье золота или импорте с Гавай­ских островов или из Китая. Им были определенно безразличны произведения Готорна или Лонгфелло. Когда она попыталась обсудить беспорядки в Кан­засе из-за рабства или проблемы штатов, где суще­ствовало рабство, и свободных штатов, то она полу­чила в ответ только бессмысленные, ничего не пони­мающие взгляды– за исключением взгляда мар­киза Ричфилда.

Он не отказался бы побеседовать с ней обо всех этих вещах. Подобные темы не казались ему скуч­ ными, и это было действительно так. Ему, казалось, доставляло удовольствие заводить разговоры на те­мы, которые ей были близки, так чтобы самому принять противоположную сторону в споре и попы­таться выставить ее дурочкой. Змей.

И он продолжал делать это. Кейт прилагала все силы, чтобы избежать его общества, так чтобы ей не приходилось спорить с ним, особенно после той сцены в огороде. Она проводила целые часы в дело­вых совещаниях с мистером Поггсом, и все же, когда она выходила из комнаты, Алексис оказывал­ся тут как тут– он либо проходил в этот момент мимо ее дверей, либо гулял во дворе с собакой. Она брала с собой книгу в самые уединенные уголки сада – он проходил мимо, делая вид что проверяет, как растут его цветы и деревья. Этот человек был необыкновенно надоедлив.

И кроме того, он поступал нечестно. Он прово­цировал ее на спор, а затем обвинял ее в невоспитан­ности, когда она в пылу ссоры пыталась отстоять свое мнение. После четырех дней такого обращения Кейт была готова послать в Калифорнию за от­рядом полицейских и веревкой.

На четвертый день она оставила всякую надежду понять Алексиса де Гранвиля. Она тщательно вы­брала укромное местечко, в котором можно было бы спокойно почитать. Он нашел ее в Красной гостиной, в Кедровой гостиной и в оружейной. На этот раз она попыталась скрыться в Часовой башне.

Башня была построена в XIV веке, и в ней было более пятидесяти комнат. Она стояла вблизи внешней стены укреплений прямо перед подъемным мос­том. Кейт выбрала заброшенную комнату, забитую средневековой мебелью. В комнате был также ка­мин, достаточно большой для того, чтобы в нем мог поместиться человек, стоящий в полный рост. Эта комната привлекла ее своим высоким окном, в которое лился утренний свет. Яркие солнечные лучи врывались в комнату и отражались от побелен­ных стен башни.

Она подтащила тяжелое ореховое кресло к от­крытому окну, а затем устроилась в нем поудобнее и открыла принесенную с собой книгу. В окно ей было видно бирюзово-голубое небо и единственная тонкая прядь облака, которая была похожа на фату невесты, развеваемую ветром. Единственным зву­ком, который доносился до нее, был шорох страниц книги, когда в комнату залетал легкий ветерок. Она постепенно погрузилась в мир яркого света и пре­красных слов.

– Рр-р…

Кейт подпрыгнула. Ее колено ударилось о ручку кресла, и она вскрикнула. Раздался скребущий звук, а затем дверь в комнату приоткрылась под напором плеча Яго. Спаниель тут же проскользнул внутрь. Он подпрыгнул, стал на задние лапы, опершись передними на ноги Кейт, и снова залаял.

– Яго! —у слышала она голос Алексиса, кото­рый звучал слишком невинно.

– Проклятье, – сказала она и оттолкнула Яго от своих колен. – Иди прочь, песик.

Яго зарылся головой в ее юбки. Она поднялась и начала тянуть пса за ошейник.

– Давай, Яго. Если ты не выйдешь из комнаты, он найдет меня.

Она как раз принялась подталкивать пса сзади, когда маркиз вошел в комнату.

– А вот и ты, старина, – сказал он. – Кейт, какой сюрприз!

– Я не вижу никакого сюрприза. Если считать и этот раз, то он выследил меня уже трижды.

– Я знаю. Странно, не правда ли? Мы выходим с ним на прогулку, и он тут же бросается отыс­кивать вас.

Яго залаял, потерся об Алексиса и выбежал из комнаты.

– А сейчас он куда направился? – спросила Кейт. Она попыталась, чтобы в ее голосе не было слышно раздражения.

Маркиз с притворным отвращением вскинул ру­ки вверх.

– Понятия не имею. Иногда мне кажется, что он общается с эльфами и поэтому может исчезать и появляться, когда ему вздумается. А что вы чи­таете?

Прежде чем она смогла остановить его, он схва­тил книгу с кресла, на котором она ее оставила.

– «Le morte d’Arthur», [3] – сказал он. – Я не думал, что вы читаете такую романтическую ерунду о рыцарях и дамах. Вы любите рыцарские романы, мисс Грей? – Он не стал ждать, пока она ответит. – Мне почитать вам?

И вновь он не стал ждать ее согласия. Он начал читать, еще ведя ее к креслу. Кейт нахмурилась, когда он опустился на пол у ее ног. Он был так близко, что почти касался ее колен. Никогда раньше мужчина не читал ей. Она была так удивлена его желанием почитать ей, что позволила ему сделать это. Поначалу она чувствовала себя неловко, но звук его голоса заставил ее забыть обо всем. Это был низкий, чувственный, слегка вибрирующий го­лос, от звука которого у нее начало странно покалы­вать внутри.