Леди неукротимость

– Мне кажется, я предпочла бы болтаться на стропиле крыши, как боевой вымпел, возможности оказаться в той потайной тюремной камере, где есть место для того, чтобы лежать, – она вздрогнула, и Алексис проводил ее наружу. Они задержались на пороге на несколько мгновений, чтобы дать глазам снова привыкнуть к солнечному свету.

Алексис наклонился и прошептал Кейт на ухо:

– Ты единственная женщина из всех, кого я знаю, которая может носить траур и не выглядеть при этом бесцветной. От черного цвета твои волосы сверкают еще сильнее, а кожа приобретает белизну снега.

Она повернулась к нему, и его сердце подпрыг­нуло, когда он увидел улыбку у нее на губах.

– Я думаю, что ты тоже красивый.

– Красивый! Она кивнула:

– Если бы ты отправился в Сан-Франциско, то все женщины города стали бы мечтать о тебе, а это значит очень много, так как там на каждую женщи­ну приходится сотня мужчин. Я думаю, это потому, что ты выглядишь так, как будто ты только что сошел с одной из твоих картин.

– С какой?

– С той, что висит в большом зале. Где изобра­жен принц, который был убит. Он с мечом в руках скачет на гигантском черном коне. Когда ты вхо­дишь в комнату, у всех тут же становится такой вид, как будто бы они собираются упасть на колени или как минимум поклониться.

– Я думаю, тебе все это кажется. Она покачала головой:

– Ты принимаешь все это как должное, но я ду­маю, что ты должен был впитать это достоинство и властность из камней замка.

– Если послушать тебя, то я похож на какого-то слабоумного архиепископа. Она снова покачала головой:

– Ты не понимаешь. Я приехала из города, который до золотой лихорадки был деревней, где жило не больше двухсот человек. Самому старому зданию в Сан-Франциско не может быть больше десяти лет. Но это место…

Они пошли дальше, и Кейт внимательно раз­глядывала башни и зубчатые стены. Алексис смот­рел туда же, куда и она. Ее волнение было очень заразительным.

– В этом месте я чувствую время, – сказала она. – Иногда, когда я поднимаюсь по одной из каменных лестниц, из тех, где ступеньки протерты посредине, я думаю обо всех тех ногах, которые, должно быть, поднимались по этим самым ступень­кам в течение многих веков, чтобы протереть их до такой степени. И я думаю: действительно ли мы настолько отличаемся от них, как нам хотелось бы думать?

Он повернулся к ней и схватил ее за руку:

– Я тоже чувствую это. Сейчас больше никого не волнует, что более старые части замка развалива­ются на куски, что в Главной башне нужны новые стропила, что в библиотеке разрушаются древние саксонские и норманнские манускрипты.

– Это должно волновать, – она ткнула его па­льцем в грудь. – Люди не просто очутились на земле в наше время такими, какими они являются сейчас. Все, что мы имеем, построено на опыте и знаниях предшествующих веков.

– Именно это я и сказал Вэлу позавчера. Зна­ешь, что он мне ответил?

– Нет.

– Он сказал, что нам бы жилось лучше, если бы мы жили племенами, как американские индейцы.

– Не знаю, – сказала Кейт, посмотрев на по­крытую мхом Главную башню. – Мне здесь нра­ вится.

– Это замечательно. Наконец у меня есть кто-то, кому я могу рассказать все ужасные истории, связанные с моей семьей. Хочешь посмотреть нашу Башню духов?

Она тут же принялась тянуть его за руку:

– Конечно, хочу. Пойдем, покажешь мне ее прямо сейчас.

Он взял ее под руку, и они направились к круглой башне в восточной части стены. Он толкнул дверь, за которой была узкая каменная лестница. Кейт заколебалась и посмотрела вниз на свой кринолин.

– Тебе придется помочь мне протиснуть все это сквозь дверь, чтобы я могла войти.

Это было нелегко сделать, но вдвоем им уда­лось сжать обручи кринолина так, чтобы Кейт смог­ла подняться по лестнице на вершину башни. К то­му времени, когда они достигли комнат, располо­женных на самом верху, они оба едва дышали от усталости.

Алексис открыл дверь, распложенную в конце последнего лестничного пролета, и Кейт протисну­ лась сквозь нее. Ему пришлось наклониться, чтобы попасть внутрь. Кейт направилась к длинной свод­чатой арке, которая заканчивалась небольшим окошком. Она попыталась подойти поближе так, чтобы иметь возможность выглянуть наружу, но ее огромный кринолин делал это абсолютно невоз­можным. Она отступила назад.

– Проклятье! Ох, какая досада. Алексис хмыкнул:

– Я думаю, что на какое-то время мы можем отбросить условности в сторону. Мне отвернуться?

Она закивала головой с таким энтузиазмом, что он улыбнулся и повернулся лицом к темным пане­ лям. Услышав шорох ткани, он не смог удержаться от того, чтобы не бросить взгляд через плечо. Кейт раскраснелась от усилий, пытаясь подобрать ярды и ярды ее юбок до талии, а затем, заглядывая через горы ткани, развязать ленты кринолина. Он резко отвернулся, когда она подняла глаза.

– Алексис.

– Да.

– Будет ли это ужасно неприлично, если я по­прошу тебя помочь?

Бог оказался милостив к нему.

– Я никому не скажу.

– Тогда не мог бы ты расстегнуть это дья­вольское, то есть я хочу сказать ужасное приспо­ собление?

– Думаю, что могу это сделать.

Он старался не прикасаться к ее телу, но после того, как он развязал узлы, стянул это неловкое приспособление с ее бедер и помог ей переступить через его обручи, его руки дрожали. То, что его руки от ее кожи отделяли чулки, белье и нижние юбки, не играло никакой роли. Он мог чувствовать очертания ее фигуры, контуры ног и ягодицы. Именно в этот момент он решил, что он не остановится на том, что снимет с нее кринолин.

Нарочито небрежно поднявшись, он позволил ее юбкам упасть на место, а затем положил руку ей на талию. Она удивленно посмотрела на него, но он подвел ее к скамье, стоявшей у окна. Он помог ей встать на нее на колени, а потом открыл одну из рам. Они высунули головы наружу. Внизу был об­рыв, который казался еще круче из-за того, что башня была построена на скале. Мох почти полно­стью покрыл скалу и уже подбирался к стенам баш­ни. От свежего ветра волосы Кейт слегка растрепа­лись, и одна прядь упала ей прямо на лицо. Он обмотал этот локон вокруг пальца и прижал шелко­вистую прядь к своей ладони. Она отвернулась от окна, и он отпустил ее волосы.

– Это был один из моих первых проектов, – сказал Алексис. Он помог Кейт устроиться поудоб­нее на скамье. – В комнате нужно было поставить новые перекрытия и заново все оштукатурить. И за мебелью никто не следил со времени смерти Джей­мса I.

– Она выглядит очень неудобной.

Он улыбнулся, когда увидел, как она рассматри­вает кресла, сделанные из тяжелого темного дерева. Нигде не было видно ни единой подушки.

– Я должен признаться, – продолжал он, – что кровать все же была починена. Это та самая кровать, в которой погибли любовники. В ней про­гнили веревки.

Кейт тут же вскочила и направилась к кровати.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что в ней погибли любовники?

Он подошел и стал рядом с ней.

– Эту башню иногда называют Башней Летиции. – Опершись на один из столбов, поддерживав­ших