Что-то просвистело мимо уха Словотского, ожгло щеку, добавив на ней влаги.
Другой работорговец, светловолосый мальчишка Джейсоновых лет, дрожащими пальцами натягивал арбалет — но Уолтер, не глядя, нащупал один из ножей, вытащил его и метнул, и тут же, едва первый нож нашел цель, метнул второй.
А потом позади работорговцев под дождь на тропу выскочил Ахира — в похожем на котелок стальном шлеме, новой кольчуге и металлической, до колен, юбке.
Его посох, только что срубленное молодое деревце, был втрое выше него; но, хоть и был он вдвое толще запястья Уолтера, ручищи гнома вращали его играючи.
С гортанным криком Ахира послал конец своего шеста в ближайшего врага — удар был так быстр, что деревце явственно прогнулось, прежде чем сбить работорговца с лошади; тот свалился, как сломанная кукла.
Молния на миг ослепила Словотского; когда зрение вернулось, он увидел, что Ахира по-прежнему действует своей великанской дубинкой — причем так легко, как человек управлялся бы с прутиком. Гном быстро вышиб из седла еще пятерых. Остальные приютские воины тут же накидывались на оглушенных или раненых врагов и перерезали им глотки — да так ловко, что Уолтера мороз пробрал.
Всего-то полминуты прошло, как ловушка захлопнулась, а из работорговцев целым и невредимым остался всего один.
Рабство — безусловное зло, повсюду и во все времена. Но из этого вовсе не следует, что работорговцы — трусы. Последний оказался храбрецом: вместо того чтобы удрать или спрятаться и дожидаться своей участи, он спрыгнул с коня и, выкрикнув вызов, бросился на Ахиру.
Ахира выставил ему навстречу посох — но сандалии заскользили в грязи и гном упал навзничь, выпустив свою жердь.
Работорговец был уже близко; острие его меча вот-вот коснется кольчуги гнома.
Как был, на спине, Ахира попытался отползти прочь, но работорговец, на миг обернувшись парировать наскок одного из Уолтеровых бойцов, вновь обратился к гному; он охотился за Ахирой, как удав за кроликом.
Уолтер Словотский уже вырвал из ножен меч; на бегу он, не останавливаясь (в лучших регбистских традициях), отшвырнул с пути вражеский труп — и теперь мчался к гному и его противнику, умоляя про себя Ахиру продержаться еще хоть минутку.
— Не стрелять! — крикнул Уолтер. Ахира и работорговец были слишком близко друг к другу; чуть- чуть ошибившись, можно было запросто подстрелить гнома, а не его врага. А Ахира попал в ловушку: отталкиваясь, он спиной вперед дополз до дерева, уперся в него — и теперь ему некуда было деваться; и защитить себя ему тоже было нечем.
Уолтер отбросил меч и схватился за нож: работорговец занес клинок для последнего, смертельного, удара.
Два выстрела слились в один; шея работорговца исчезла в фонтане костей и крови. Тело рухнуло в грязь, а голова с до странности целым лицом откатилась в сторону и уставилась на Уолтера удивленно распахнутыми глазами.
Всплеск жидкой грязи закрыл эти глаза.
Уолтер обернулся — Эйя опускала второй пистолет. Густые волосы, намокнув, облепили щеки и шею. Она ровно смотрела на него, прижимая к боку свободную руку.
— Я не промахиваюсь по работорговцам, — процедила ока сквозь сжатые зубы. — И не стреляю наудачу.
Чепуха. Промахнуться может любой. Но она не промахнулась — а только это и имело значение. Да и не время сейчас спорить.
— Все по местам, — распорядился Словотский. — Пистолетчики — под парусину, займитесь перезарядкой. — Сам он тоже, нащупывая в поясной сумке рожок с порохом, направился туда, где бросил свои пистолеты. Они все еще могли пригодиться — если использовать просмоленную парусину, как навес, и перезаряжать оружие под ней.
Дождь лил как из ведра; Уолтер подобрал оружие, смахнул с глаз воду, надеясь, что под парусиной найдется достаточно сухих тряпок, чтобы обсушить пистолеты перед зарядкой.
— Джимми, эти деревья надо срубить. Данерель, займись ранеными животными: перевяжи или добей, чтоб не муч…
Он осекся на полуслове.
Эйя зажимала ладонью бок.
Уолтер бросился к ней. Она сидела на земле, прислонясь к стволу иссохшего клена, слепо смотрела в дождь и неловко пыталась что-то нашарить в сумке, не обращая внимания ни на ливень, ни на жуткую темную влагу, что расползалась по ее бедру, пятная тунику.
— Эйя, прошу тебя… позволь мне… — Брен Адахан опустился на колени подле нее, но Уолтер оттолкнул его, едва не сбив с ног.
Много позже Уолтеру пришло в голову, что он действовал в точности как Карл — этот маньяк Куллинан никогда не умел концентрироваться больше чем на одной мысли зараз.
— Лекаря, черт! — рявкнул он, падая на четвереньки рядом с Эйей. — Где он шляется, когда нужен здесь?! — Он выдрал пистолет и рожок из ее онемелых пальцев и — не обращая внимания на слабое сопротивление — взял обе ее ладошки в свою.
— Я решил, что самое главное — здесь, поняла? — Он попробовал разорвать на ней тунику — взглянуть на рану. Мокрая ткань не поддавалась: прилипла к коже.
Вцепившись в тунику обеими руками, Уолтер рванул — открылась рана в боку. Глубокая, почти до почки. Кровь сочилась непрерывной темной струйкой. Стремясь остановить кровотечение, он прижал ладонь к ране — и сразу отдернул: Эйя вскрикнула, тело ее свела судорога.
— Нет, — сказала она, пытаясь высвободиться из его рук — попытка была такой слабой, что он испугался. — Потом. Иди перезаряжай, не то… — Она зашлась кашлем, кровавая рвота брызнула изо рта на Уолтера.
Примчался гонец с бронзовой бутылью бальзама; уголком глаза Уолтер видел, как Брен Адахан, отобрав бутыль, вскрывает ее. Пролив немного на рану, Адахан просунул горлышко меж губ Эйи; Уолтер поддерживал девушку.
Но новый спазм и, напрасно потраченный, бальзам выплеснулся на Уолтера. Брен еще раз полил бальзамом рану — помогло, но не сильно.
— Попробуй еще разок, Эйя, ты должна это проглотить.
— Не могу…
В голосе Словотского звякнула сталь. В отличие от Брена он не просил — приказывал.
— Так надо, Эйя. Выпей.
«Боже, это же не я, это Карл Куллинан», — подумал он — но она, хоть и с трудом, глотнула, потом обмякла на его руках.
— Нет! — то ли вскрикнул, то всхлипнул Брен; Уолтер прижал холодное, мокрое, пугающе неподвижное тело к груди.
Нет. Только не это.
Но — Бог и все его ангелы! — билось не только его сердце. И ее тоже.
— Она жива, Брен. — Уолтер обнаружил, что улыбка только что не разорвала его лицо пополам. — Жива. — Он сжал ее запястье и нащупал пульс. Слабый, нитевидный — но он был. Словотскому показалось — он слышит удары ее сердца.
Где-то среди бури ревел, отдавая приказы, Ахира. С треском упало дерево.
— Уолтер! — позвал гном. — Пора трогаться.
Брен мрачно кивнул, принял на руки безвольное тело девушки — легко, осторожно, — бросил по сторонам острый взгляд, пригнулся и нырнул в дождь.
Уолтер всегда гордился собой за то, что не болтал о своих победах — тем более что было и не
