вернулся!
Глава 6
(Выдержка из записи в журнале от 2 сентября 2185 года).
…Я часто размышляю о том, как же случилось, что мы остались здесь.
Если Людей куда-то перенесли, что кажется гораздо более вероятным, нежели то, что они просто перенеслись куда-то сами, то вследствие какой причуды судьбы или рока вызвавшая их исчезновение сила не тронула тех, кто находился в этом доме? Монахов из монастыря, что стоит в миле от нас по дороге, забрали. Людей с сельскохозяйственной станции, которая сама по себе являлась довольно крупным поселком, еще на полмили дальше, забрали.
Большое поселение в пяти милях выше по реке, где жили рыбаки, было опустошено. Остались только мы одни.
Порой я думаю, не сыграло ли здесь свою роль то социальное и финансовое положение, которое моя семья занимала в течение последнего столетия – что почему-то даже эта сверхъестественная сила не смогла нас коснуться, как не затронули нас (мало того, даже принесли определенную пользу) нищета, нужда и всякого рода ограничения, что были вызваны перенаселением Земли. Видимо, это социальная аксиома – в то время, как многие терпят все большую нужду и лишения, немногие обретают все большую роскошь и комфорт, питаясь за счет нищеты. Возможно, даже не сознавая, что живут за счет нищеты других, не желая того – но живут.
Конечно, только обращенное в прошлое сознание вины заставляет меня так думать, и я знаю, что не прав, поскольку многие семьи, помимо нашей, так же жирели на чужой нищете, и не были пощажены. Если «пощажены» верное слово. Мы, разумеется, ничего не знаем о том, что означало это исчезновение. Оно могло означать смерть, а могло также означать перемещение в какое-то другое место или во множество других мест, и если это так, то перемещение могло быть благом. Ибо в то время большинство людей покинули бы Землю без сожаления. Вся поверхность суши, часть водного пространства и вся получаемая энергия использовались лишь для того, чтобы поддерживать простое существование огромных масс людей, населявших планету. Простое существование – не пустая фраза, ибо людям едва хватало еды, чтобы прокормиться, едва хватало места, чтобы жить, едва хватало одежды, чтобы прикрыть наготу.
То, что моей семье, равно как и другим подобным семьям, было позволено сохранить за собой то относительно большое жизненное пространство, которым они располагали задолго до того, как связанные с перенаселением проблемы достигли критической остроты, является лишь одним из примеров существовавшей несправедливости. То, что племя индейцев с озера Лич, тоже оставленное на Земле той сверхъестественной силой, жило на относительно большом и малозаселенном пространстве, объясняется иначе.
Земли, куда столетия назад их вытеснили, по большей части были бросовыми, хотя с течением лет неумолимая сила экономической необходимости отнимала у них кусок за куском, и в недалеком будущем они всего бы лишились и оказались бы загнаны в безымянное всепланетное гетто. Впрочем, по правде говоря, во многих отношениях они жили в гетто с самого начала.
В момент, близкий к исчезновению человечества, строительство этого дома и приобретение окружающих его земель было бы невозможным. Во-первых, не нашлось бы подобного участка, а если бы и нашелся, то цена его была бы столь высока, что даже самые богатые семьи не смогли бы себе его позволить. Далее, некому и не из чего было бы строить дом, поскольку мировое хозяйство было напряжено до предела, чтобы содержать восемь миллиардов людей.
Мой прадед построил этот дом почти полтора века назад. Даже тогда землю уже было трудно купить, и он смог приобрести ее только потому, что монастырь по соседству переживал тяжелые времена и был вынужден продать часть своих земель, чтобы уплатить по некоторым неотложным обязательствам.
При строительстве дома мой прадед пренебрег всеми современными направлениями в архитектуре и вернулся к основательности и простоте огромных сельских домов, которые люди строили несколько веков назад. Он часто повторял, что дом будет стоять вечно, и хотя, разумеется, это было преувеличением, несомненно, дом все еще будет стоять, когда многие другие здания рассыплются в прах.
В нашем нынешнем положении большое счастье, что у нас есть такой дом, столь прочный и большой. Даже сейчас шестьдесят семь человек проживают в нем, не испытывая особых неудобств, хотя с ростом нашего населения, видимо, придется искать и другие места для проживания. Жилье на сельскохозяйственной станции уже пришло в негодность, однако можно рассчитывать на монастырские постройки, гораздо более основательные (а четыре робота, которые их сейчас занимают, вполне могут обойтись и меньшим пространством), а также с некоторыми оговорками можно рассчитывать на бывший рыбацкий поселок вверх по течению реки. Простояв пустыми все эти пятьдесят лет, многоквартирные дома там требуют некоторого ремонта, однако наши роботы, я полагаю, под должным наблюдением справятся с этой задачей.
Мы имеем достаточные средства к существованию, ибо попросту отвели себе нужное количество земли из той, что в прошлом обрабатывали рабочие сельскохозяйственной станции. Роботы являют собой рабочую силу, которая вполне справляется с необходимыми задачами, и поскольку старые сельскохозяйственные машины пришли в полную негодность, мы вернулись к обработке земли с лошадьми в качестве движущей силы и к простому плугу, косилке и жатке, которые наши роботы сделали, растащив по частям более современные и сложные орудия.
Мы теперь живем, как мне нравится это называть, манориальным хозяйством, производя в своем поместье все необходимое. Мы держим большие стада овец, с которых получаем мясо и шерсть, молочное стадо, коров мясной породы, свиней, дающих нам мясо, ветчину и грудинку, домашнюю птицу и пчел, мы выращиваем сахарный тростник, пшеницу, большое количество овощей и фруктов. Мы ведем простое существование, спокойное и чрезвычайно приятное. Поначалу мы жалели о прошлой жизни – по крайней мере, кое-кто из молодых, но теперь, я полагаю, мы все убеждены, что жизнь, которой мы живем, чрезвычайно хороша.
Лишь об одном я глубоко сожалею. Как бы мне хотелось, чтобы мой сын Джонатан и его милая жена Мэри, родители троих наших внуков, были живы и находились здесь с нами. Им обоим, я знаю, наша нынешняя жизнь доставила бы истинное наслаждение. Ребенком Джонатан не уставал бродить по поместью.
Он любил деревья и цветы, тех немногих диких существ, что обитали в нашем маленьком лесу, то свободное и спокойное чувство, которое дает пусть небольшое открытое пространство. Теперь мир (или известная мне его часть, а как я полагаю, и все остальное) возвращается в дикое состояние. На месте прежних полей растут деревья. Трава пробралась в такие места, где раньше ее никогда не бывало. Цветы выбираются из укромных уголков, где скрывались, и живая природа возрождается и набирает силу. В речных долинах, теперь довольно густо поросших лесом, во множестве водятся белки и еноты, и порой можно встретить оленей, вероятно, пришедших с севера. Я знаю пять перепелиных выводков, а на днях наткнулся на стаю куропаток.
Перелетные птицы вновь каждую весну и осень огромными клинами летят по небу. Когда тяжелая человеческая рука перестала давить Землю, маленькие, робкие, незаметные существа вновь начали вступать в свои древние права. С определенными оговорками, нынешнюю ситуацию можно уподобить вымиранию динозавров в конце мелового периода. Одна значительная модификация, разумеется, состоит в том, что динозавры вымерли все, а здесь горстка людей еще продолжает жить. Однако я, возможно, прихожу к заключению относительно данной модификации несколько преждевременно. Трицератопсы, как полагают, были последними из существовавших динозавров, и вполне возможно, что небольшие их стада встречались еще в течение полумиллиона или даже более лет после того, как вымерли прочие динозавры, прежде чем они также поддались воздействию факторов, вызвавших исчезновение остальных. В таком свете тот факт, что еще существуют несколько сотен людей, жалкие остатки когда-то могущественной расы, может не иметь большого значения. Возможно, мы трицератопсы человеческого рода.
