– Разумеется, закрыт! Не хватало еще, чтобы мою частную собственность кто-то обнюхивал. – Кажется, Санчес немного обиделся – в его голосе проскочили соответствующие данной эмоции нотки. – Разве ты не хочешь увидеть, к чему привела эволюция амеб из первичного бульона?
– Да как-то не слишком. А что, интересно?
– Конечно! – Дизайнер с явной досадой плюнул в отверстие, однако не смог оставить отпечатка слюны на поверхности камня – образы посетителей и среды обрабатывались независимо. Программа лишь следила за созданием иллюзии непосредственного контакта с твердой решеткой узла (то есть камнями). – Это прорыв в познании Сети!
– Ну, если прорыв… Ладно, полезли.
41
Тима почти сразу потерял всякую ориентировку, а потому перестал следить за тем, куда они поворачивают и по каким лестницам поднимаются. По коридорам с каменными лицами сновали бионы в белых халатах, но их было немного. Люди в этой часть здания, похоже, вообще не совались, а может, их и вовсе не было среди персонала клиники.
Напоследок они поднялись на неизвестную высоту в реактивном лифте с полуавтоматической крепежной сетью (для предотвращения травм) и вышли в ничем не отличающийся от предыдущих отрезок коридора. Здесь, правда, по углам стояли цилиндрические емкости, наполненные непонятной субстанцией серо- черного цвета. Из цилиндров торчали тонкие стволы карликовых деревьев, форма которых была знакома Тиме по интерьеру некоторых традиционных баров. Очевидно, своим «теплым» пластиком древесные стилизации были призваны создавать этакий «домашний» уют.
Бион ввел мальчика в компактное помещение с полностью чистыми стенами. Из мебели здесь имелось лишь два обыкновенных стула, и они были зачем-то привинчены к полу.
Белизна резала глаз. Когда Тима обернулся, то вместо провожатого увидел совершенно другого биона – или, может быть, уже человека, поскольку крупные черты его лица искажала мягкая, добродушная улыбка. Деликатно изучив облик посетителя клиники, медик уселся на ближний к двери стул и жестом пригласил Тиму занять его место.
– Я ваш лечащий врач, Людовик первый, – сказал он. – А вас зовут Дмитрий Гамов, не так ли?
– Так, – пробормотал Тима. Он все еще с трудом верил своим глазам: судя по имени, его собеседник был бионом, но интонационное богатство его речи, созданное им самим, а не программой, озадачивало. – Я не болен. Вот разве что обмен веществ… – Он смущенно потрогал бугорок фурункула.
– Я занимаюсь вашим делом с самого начала, и уже почти уверен в наличии у вас заболевания, – сказал медик. На кожное новообразование пациента он не обратил ни малейшего внимания. – Вы получили психическую травму и не справились с ее инкапсуляцией, позволив мозгу действовать под влиянием импульсивных желаний. В данном случае в качестве дестабилизирующего фактора выступил человек женского пола по имени Ирина.
– Ты уверен? – в волнении проговорил Тима и вскочил. – Она обманула меня! Я действительно думал, что она тринадцатилетняя. Мои действия были оправданны – с моей точки зрения.
– Так ли это? – вкрадчиво молвил бион. Плавным движением руки, которая приковала к себе взгляд мальчика, он принудил Тиму вновь опуститься на стул. – Департамент народонаселения владеет самой точной информацией. Файлы с электронными слепками жителей нашего сектора, включающими копии их генетического кода, хранятся на двух независимых носителях, причем даже на разных уровнях их блоков памяти. Слепки не могут одновременно выдать ложные сигналы для Отдела доставки и нашего Департамента. Разве вы не знали об этом?
– Откуда? – искренне удивился пациент. – Я же не бион, чтобы вникать в эту механику. Так от чего ты собираешься меня лечить, если я здоров?
– От недоверия к вычислительным сетям Мэрии, – ответил медик. – Я собираюсь в доступной форме разъяснить вам задачи и возможности административной власти, чтобы вы абсолютно точно знали, что мы никогда не ошибаемся. Ну, и… впрочем, сначала посмотрим, как пойдет лечение.
– Почему, бит побери, ты так похож на человека? – не выдержал Тима.
Но бион лишь усмехнулся и вдавил что-то на узком браслете, охватившем его левое запястье. Из стены выдвинулся манипулятор с двумя консолями, одну из которых медик взял себе, а вторую протянул мальчику. Тот осмотрел заднюю поверхность шлема и не увидел стандартного 512-пинового разъема.
– Радиоуправляемая, – коротко пояснил бион.
Где-то под полом включились генераторы гравиполя, развернувшие тела медика и пациента в горизонтальное положение.
«Техника!» – с завистью подумал Тима.
Он представил себе, как здорово мог бы жить в Сети, если бы у него было подобное устройство. Можно было бы и спать там же, сняв комнатушку в одном из дешевых виртуальных отелей (или даже просто в лесу, под кустом, хотя это тоже стоит денег). А если еще завести пару канюлей и подцепить их к кишечнику и мочевому пузырю… Нет, это все мечты, у него просто не хватит денег, чтобы купить все эти устройства. На новый шлем и так целый год выпрашивал по евро-два у кого только мог, участвовал чуть ли не во всех бесплатных сетевых розыгрышах призов. А шлем оказался с подвохом: сырье для металлополимера жрет как сумасшедший. Оттого, видно, и дешевый.
– Надевайте же, – в вежливом нетерпении проговорил бион.
42
– Я бы попросил свою программу просто переместить нас на нижний уровень, – виновато проговорил Санчес, начиная спуск, – но по узлу пойдут возмущения, а народец у меня чуткий. Не хочу понапрасну волновать. Да ты не пугайся, тут всего метров пятнадцать.
– Всего!.. – воскликнула Вероника. – И доступ заблокировал! Что обо мне Дюгем подумает? – Она полезла вслед за дизайнером, следя за тем, чтобы не наступить тому на макушку. Стены лаза были исчерчены глубокими вертикальными царапинами. – Он и так одного типа чуть из Сети не вышиб, а тот всего лишь покатал меня на танке.
– Ревнует?
– Третьим тебя не возьмет, это точно. Был бы ты постарше и пострашней… Но тогда бы я воспротивилась.
– Жаль, было бы классно. Ты симпатичная.
Девочка самодовольно промолчала. В это момент сквозь нее вниз промчалась малоприятная, мохнатая на вид вещь, назначение которой она не успела определить. Вскоре снизу раздались приветственные, скрипучие возгласы, сменившиеся звучным чавканьем.
– Что это?
– Охотник добыл яйцо ящера. Они все равно плодятся быстрее – в кладке всегда не меньше пяти штук.
Тут промелькнуло и второе «яйцо». Вслед за ним, кажется, пролетел и сам «охотник», скользя серповидными когтями по выпуклостям камня: это несколько замедляло его стремительный спуск. Вероника успела заметить, что животное имеет бочкообразное тело, снабженное несколькими многосуставчатыми конечностями, и кольцо крупных глаз по периметру псевдо-головы.
Вообще, гравитация на узле, на взгляд Вероники, не слишком отличалась от стандартной.
– Какая гадость, – пропыхтела она.
– Зато функциональность – наивысшая, – с досадой отозвался Санчес.
Может быть, он понял, что погорячился, заманив Веронику в свой эволюционирующий мир. Все равно она не разбирается в дизайне живых ландшафтов – а значит, не поймет, как трудно добиться самоорганизации в искусственной экосистеме.
Через минуту девочка почувствовала под левой ногой пустоту. Пора было спрыгивать, и хотя высота «подземной» каверны была небольшой, юный дизайнер уже приготовился поймать свою спутницу. Стоял он в какой-то буроватой луже, очень похожей на остатки чьей-то пищи (там валялись клочки шерсти и даже мелкие кости), поэтому девочка с благодарностью упала на его согнутые в локтях руки. Тот остался непоколебим, словно скала. «Вот ведь хитрец, успевает с программой общаться», – подумала она. Санчес вынес ее на взгорок и с сожалением опустил на неровный пол.
Из угла низкой пещеры доносилось нестройное чавканье – там бесформенной кучей сгрудились местные «разумные» обитатели, в еде гораздо больше напоминающие животных. Хватало, кажется, всем: обиженных воплей не слышалось.
– Семья ужинает, – гордо молвил дизайнер. – Осмотрись пока, а я расскажу тебе их историю.
Вероника пожала плечом и рассеянно провела взглядом по стенам, тут же вычленив из паутины мелких трещин нечто, напоминавшие примитивные рисунки. Часть из них была выполнена, видимо, когтями (такие царапины она уже видела) и демонстрировала различные стадии похищения яйца из гнезда «зауропода». Некоторые изображения были сделаны чем-то вроде ледоруба – они состояли из чередующихся выбоин, но в целом выглядели даже «профессиональнее», чем «когтевые» рисунки. Штрихи третьих представляли собой широкие полосы, почти теряющиеся – по причине своих сглаженных краев – на фоне багровой стены.
– Видишь, тут у каждого класса организмов своя техника, – пояснил Санчес и провел ладонью по камню. – Тебе, может быть, кажется, что тут нарисована полная чушь, но это не так. Все это нормальные твари, они на самом деле существуют на моем узле. Правда, некоторые уже успели сильно измениться, а некоторые вовсе вымерли под гнетом враждебных организмов. Царапинами рисует охотник, выбоинами – рыболов, а гладким барельефом – самка.
– Я все еще ничего не понимаю, – сказала Вероника.
Твари тем временем насытились и стали расползаться по углам пещеры, волоча по камням набитые пищей брюха. Помимо охотника, упавшего сквозь девочку, тут имелись еще три существа: рыболов (заметный наличием лишней «руки» – подобием гарпуна; кстати, где он отыскивает свою рыбу?), приземистый подвижный детеныш и самка, пухлая и мохнатая.
– Где разум-то?
– А рисунки на стенах? – поразился Санчес. – Ты что, не изучала человеческую историю? У них и язык есть, только нам его не понять – они, конечно, телепаты. Распечатка выдает только аналоговую диаграмму, но чтобы в ней разобраться, нужен специалист по нейролингвистике. Ладно, не веришь – не надо.