витрине светло-голубой костюм, который мне показался, ну, просто сшитым на меня… Я даже остановилась, радуясь не столько костюму, сколько собственному к нему интересу, и принялась разглядывать манекен. Потом попыталась рассмотреть в стекле витрины свое отражение, — что-то я давно не заглядывала толком в зеркало, уж и забыла, как выгляжу… В отражении позади меня маячил чей-то силуэт: я его заметила только потому, что все мимо шли, а он стоял. Потом я решила войти в магазин. Входя, машинально оглянулась: мужчина быстро отвернул голову. Я его не разглядела, но запомнила синюю куртку… Выходя, заметила, что синяя куртка все еще торчит у киоска с журналами. Я тронулась — и он за мной. Я самой себе не поверила, и в следующий раз остановилась у другой витрины уже нарочно. И что ты думаешь? Он тоже остановился!
— Какой из себя?
— Молодой, среднего роста. Лица не разглядела, шапочка вязаная почти до глаз…
— Ты его раньше видела?
— Нет, никогда… Мне кажется, это связано со звонками. Это Ирина послала кого-то за мной следить!
— Но зачем?!
— Может, хочет найти что-нибудь компрометирующее или хочет узнать, что я делаю и как живу, или вычисляет, когда меня нет дома — чтобы Толины вещи вынести…
— Так, — сказал Виктор, — немедленно покупаем новый замок! С секретом!
— Смешной ты… Если Ирина задумала вещи выкрасть — во что я , впрочем не верю, дикость какая-то! — то она ведь не сама пойдет двери взламывать! Она наймет кого-то; а у замков нет секретов от профессиональных воров…
— Тогда… Тогда вот что: немедленно все упаковываем и перевозим ко мне! У меня не найдут! А когда все закончится — заберешь обратно…
Виктор, довольный своей идеей, посмотрел на Веру, ожидая одобрения… Но ему сделалось страшно. По ее лицу мгновенно разлилась эта мертвенная бледность, с которой он боролся в течение последних недель; снова погасли глаза и безразличие заполонило их своей мутной водой; снова ее взгляд, как привороженный, устремился к окошку, утонул со странной мечтательностью в тающем свете зимнего дня, будто ей самой хотелось в нем раствориться и исчезнуть без следа, оставив на берегу свою боль, как одежду…
Рано он праздновал победу! Нет, он пока не выиграл у смерти: все начинается сначала…
Одно хорошо: он опять нужен Вере.
И он будет рядом с ней.
Он приблизился к Вере, стоявшей у окна, и несмело приобнял ее за плечи, ожидая: стряхнет его руку? Высвободится осторожно? Скажет: не надо, Виктор, это лишнее?
— Вон он, — сказала Вера. — На детской площадке сидит, видишь? Лица не разглядеть, но по всему видно, — тот самый: синяя куртка, шапочка до глаз…
Виктор выскочил из квартиры, рыча на ходу что-то неразборчивое.
Но когда он влетел во двор, детская площадка была пуста.
Три бриллианта, один сапфир…
Марина часто ловила себя на злых мыслях, связанных со смертью отца, как будто бы он мог ее услышать оттуда, где находилась его душа, и она бросала ему мстительно: вот, доигрался! Я тебя предупреждала, эта твоя сучка теперь как ни в чем не бывало на твои же денежки любовников молодых разведет!
Наталья Константиновна быстро захапала себе все, что находилось в квартире, пожертвовав в пользу Марины только фотографии и какие-то мамины вещи, хранившиеся как память. Марина судиться не стала: по завещанию, которое отец все же предусмотрительно додумался написать, основные суммы и недвижимость были распределены, и, хоть разные неучтенные мелочи (и весьма дорогие мелочи!) остались у Натальи, Марина получила свою немалую долю: ее квартира и их дача (к большой досаде Натальи), и увесистую часть в денежном выражении, акции и ценные бумаги.
Она послала Наталью к чертовой матери и, покончив с делами по наследству, решила забыть о ее существовании.
До некоторой степени ей это удалось. Вместе с исчезновением Натальи Константиновны из ее жизни, стала потихоньку уходить и обида на отца из ее души…
Мир становился светлее, и даже воздыхатели стали казаться не такими уж и продажными, и собственная внешность, утратив высокомерную угрюмость, показалось куда милее и вполне достойной поклонения без вдохновляющей роли дензнаков…
Право, и за что она на своих поклонников так взъелась? Ладно, Валеру вычеркнем, он явно из породы жиголо, но Коля и Саша… Они хорошие ребята и они влюблены в Марину. Она-то нет, но почему бы не принять их ухаживаний? Раз уж в круиз не получилось… Коля звал на дискотеку, Саша звал в ресторан…
Развлекаться! Вот что надо делать! А не перебирать свои обиды и несчастья. Она молода, вполне хороша собой, и в ее годы нужно радоваться жизни!
И Марина приняла оба приглашения: в ресторан с Сашей и на дискотеку с Колей…
Неплохо проведя выходные, Марина почувствовала себя отдохнувшей, беспечной и почти счастливой. Она даже смилостивилась над одним журналистом, преследовавшим ее последние дни с просьбой дать интервью для газеты «Московский комсомолец» .
Нет, интервью она вовсе не собиралась давать, но на этот раз снизошла до объяснений:
— Поймите, Юра, я не могу рассказывать во всеуслышание об интимных подробностях сцены, которую застала! Моя мачеха — и вы это знаете — подверглась насилию; мой отец умер от инфаркта! И я не стану развлекать публику собственной семейной трагедией!
— Но ведь, насколько мне известно, вы чуть ли не единственный свидетель, который видел всех четверых преступников в лицо! Скажите, вы могли бы их узнать? Не волнуйтесь, это вопрос не для прессы, я ваш ответ публиковать не буду: он ставит вас в положение опасной свидетельницы! Но просто хотелось бы понять: возможны ли хоть какие-то зацепки для следствия?
— Вряд ли я смогла бы узнать всех, — подумав, ответила Марина. — Но… Вы, правда, не станете писать?
— Клянусь! — горячо заверил ее журналист.
— Одно, по крайней мере, лицо я запомнила… И даже принимала участие в составлении фоторобота. Не знаю, может ли это послужить зацепкой для милиции, но если его все-таки поймают в один прекрасный день — я его опознаю.
Более того, я однажды видела его на улице! Он шел, как ни в чем не бывало, как ходите вы, как хожу я, — как все нормальные люди! Именно вот это страшно, понимаете? Рядом с вами — насильник и убийца! А вы даже не подозреваете! Вы можете оказаться рядом с ним в метро, или в магазине, или в кафе… Это он убил моего отца! И, насколько я знаю, еще несколько мужчин с слабым сердцем!
— И что? — живо заинтересовался журналист. — Что вы сделали, встретившись с преступником?
— Я крикнула ему: «Убийца!» А он сбежал, как последний трус — вскочил в отъезжавший троллейбус.
— Как жаль, — улыбнулся журналист, — вы могли бы его задержать!
Представляете, какой был бы шум в газетах? «Хрупкая девушка задержала маньяка!»
— Задержать бы я его не задержала — нахмурилась Марина, слушая этот журналистский бред. — А вот в фоторобот смогла внести кое-какие уточнения…
