гарнизонных солдат, гвардейцев не было видно. Атмосфера боли и страданий ощущалась почти физически.
Офицеры при поддержке бойцов обрабатывали нетяжелые раны, Бишоп, стоя за притащенным откуда-то массивным столом, возился с более серьезными. В данный момент он был занят тем, что пытался вытащить через входное отверстие зажимом осколок из бока Дрейка, которого держали Лернер и Малой. Дрейк лежал на другом боку, метался и ревел сквозь зубы, заливая кровью из раны разрезанную камуфляжку под собой. Обходя раненых, наступая в лужи крови, Сплин подошел к столу. Его заметил Малой:
— Ебать мой лысый череп! Сам Длинный! Ты выглядишь так, как я себя чувствую. А мы уж думали тебе пиздец...
— Я тоже так думал...
— Добро пожаловать в наш дерьмовый мир обратно, — невесело поприветствовал его Лернер, кивая на окрестный вид.
— Спасибо на добром слове. Вам помочь или не мешать? — ответил Сплин.
— Блядь, вот ты дергаешься, а я ни хуя нормально ухватиться не могу! — раздраженно цыкнул на бледного от боли и кровопотери Дрейка Бишоп. — Прям как маленький, моя что ли кровь вытекает? Длинный, подержи рентгеноскоп! Вот сюда... Да не к себе, а ко мне монитором...
— Не выходит ни хуя, надо с той стороны тянуть, — после очередной неудачной попытки решительно прокомментировал он. — Так, Малой, переверни его на пузо, Длинный, держи прибор, а ты, Ленни, щас вот этими скобами края разведешь.
— Какие края? — оторопело спросил Лернер, принимая хромированные крючки, которые Бишоп достал из дезинфицирующего раствора.
— Вот эти, — сказал Бишоп, нанося и углубляя разрез, — Сильнее разводи... Так держи... Терпи, скоро уже... Щас-щас, все уже... Еще чуть-чуть... Ну вот, поздравляю, — наконец он показал окровавленный рваный кусок металла на кончике зажима Дрейку, затем активировал на ране его аптечку. Та зашевнлила щупами диагностеров и манипуляторов, залила раны восстанавливащим гелем, установила на их края фиксирующие стяжки.
— Несите его в тень под балкон, — велел Бишоп. — Ну, а с тобой что, болезный мой?
Он проверил Сплину реакцию зрачков на свет, спросил сколько пальцев, помог снять броник, проверил ручным рентгеноскопом места, где болит, позвоночник, надавил, согнул-разогнул там и сям.
— Так, у тебя контузия, легкий сотряс, слепое осколочное ранение в мякоти левого бедра, небольшое крученое растяжение правого колена, здесь спереди и вот тут сзади — трещины на ребрах, смещений нет. Позвоночник цел. Гематомы, ссадины, подпалины — это болезненно, но мелочи жизни. Щас я тебя исцелю, — заключил он, уложил Сплина на стол, обколол колено и рану на ляжке обезболивающей блокадой.
— А больно не будет? — с внезапной детской робостью спросил Сплин. Свои раны — это гораздо ближе, чем все чужие вместе взятые.
— Всегда бывает больно, — меланхолично успокоил его Бишоп, затем, покопавшись в ране, сноровисто вытащил зажимом осколок:
— Аккуратненький тебе осколочек достался и раневой канал ровненький, не то что у Дрейка, а то намотало бы щас полбедра. Нужен на память?
— Спасибо, нет — выбрось его к хренам, — выдавил Сплин, боль тупо, но чувствительно ворочалась в ране.
— Ну, как хочешь, — Бишоп обработал раневой канал, залил восстанавливающим гелем, отводящим гной из раны, залепил пластырем. Затем обработал касательное на руке выше локтя, после чего вмазал Сплину внутримышечно регенерирующий состав и выдал заключительные рекомендации:
— Контузия со временем пройдет, остальное кого-нибудь из солдат попроси обработать или сам. На глубокие порезы, вот как эти, — он показал на предплечье левой руки, — обязательно стяжки поставь, а то кровить будет и заразу подцепишь, как с куста. Броник лучше одень обратно — какая-никакая фиксация, ребра и ушибы поменьше болеть будут. Ну, все, свободен — у меня очередь, — он заметил Хоу и Риверу, которые тащили на двери от шкафа, как на носилках, закрепленное бинтами тело раненого бойца.
— Сожалею парни, но однако, этот уже помер, — наметанным глазом глянув на раненого и для верности пощупав пульс, с сожалением сказал Бишоп.
— Да? А когда нашли еще живой был, — вяло удивился усталый Хоу. — Ну тогда это все. Остальные там уже холодные. Вот еще пару аптечек целых нашли...
— У меня лишняя тоже есть, — вспомнил Сплин, — Это Фроста, — он достал и протянул Бишопу прибор.
— Док! Свободен? Давай к нам! — позвал Слэш. — Тут спец нужен. Обломки кости и кровь хлещет как с кабана...
Бишоп сгреб свой инструмент, активные аптечки и направился к Слэшу, который пытался зажать бойцу рану на бедре. Сплин нашел глазами Малого и Лернера, которые сидели, привалившись к стене под навесом рядом с Дрейком и, не взирая на окружающий срач, лопали штык-ножами консервы. Он двинулся к ним, чтобы обработаться и разузнать насчет расклада с эвакуацией. По дороге его внезапно резко замутило, в глазах сгустился белый туман, тело вдруг стало бесплотным и перестало слушаться головы. Не чуя под собой ног, Сплин упал на колени, его стошнило. Желудок был уже пуст, рвотные спазмы лишь наполнили ротовую полость противной желчью. От боли в колене, ярко пронзившей мозг, он пришел в себя.
— Слышь, военный, иди в сторонку блюй, тут без тебя вони хватает, — как сквозь вату донесся до него голос ближнего раненого.
— Извини, что-то накатило, — прохрипел Сплин и с усилием сплюнул противную слизь. — Роуч? Тебя же вроде убило...
— Почти, — посеревшими губами усмехнулся раненый. — Я намудник от броника подвернул под пузо, мешал он мне. Это меня и спасло, наверное, двойной слой получился. Блядь, как бревном охуячило, я аж обоссался от боли. Пуля неглубоко в живот вошла, зато контузионная травма — будь здоров.
— Да, могу представить, меня под углом задело, так трещина ребра и гематома с блюдце.
— У тебя обезболивающего нет? — попросил Роуч. — Болит, сука, сил нет, а свое все проебал уже. Ты ж ходячий, найдешь еще себе, а?
— Меняю на что-нибудь противорвотное, мне своего, однако, маловасто будет, — сориентировался Сплин.
— Договорились... Держи... Угу... Спасибо... Блядь, пить хочу, а нельзя, а то, Бишоп сказал, перетонит возможен. Обещал внутривенно прокапать, как развяжется. А что там с эвакуацией?
— А я хуй знает! Сам только недавно оклемался, — ответил Сплин, не без усилий поднимаясь.
Он подошел к парням из своего отделения:
— Хлеб да соль! А где наш старшой?
— Едим да свой! Монах вертолет охраняет, мы — снарягу, — с набитым ртом ответил Малой, а Лернер кивнул на кучу своего и трофейного снаряжения и оружия неподалеку:
— Вот, насобирали там и сям, какой-то из тех мешков твой, принесли из нычки у опушки, откуда начинали. Расслабься, не ищи приказаний себе на шею, возьми там сухпай, похавай, может полегчает.
Сплин отрицательно помотал головой, мысль о еде вызывала приступы тошноты. Он выудил из кучи снаряги чью-то бесхозную теперь фляжку, спросил, где добыть воды.
— Длинный, не в падлу, набери и мне тоже, — попросил Дрейк, протягивая свою.
Сплин пошел, куда указали, нашел колонку с артезианской водой, запил лекарство от тошноты, затем в несколько приемов до краев напился, наполнил фляжки. Вода стояла в горле, Сплин чувствовал, что если наклонится, то она польется изо рта, а жажда все не уходила. Бедняга Роуч. Он отдохнул, обратно пошел кругами, посмотреть как обстановка в славных рядах. Бишоп закончил с своими и теперь возился с ранеными из местных гражданских, Штырь и Слэш тоже. Боцман на широкой открытой веранде второго этажа с выступающим мостком для прыжков в бассейн настраивал передатчик. Доплера и Шелли не было видно. Сплин вернулся, протянул Дрейку его фляжку:
— На... А местные не догадались колонку отравить? — несколько несвоевременно спохватился
