вытянул руку и взял пилота за локоть, чтобы довести до медицинского кабинета. Кристиансен дернулся, словно к нему прикоснулись раскаленным железом. При этом он потерял равновесие и свалился на пол кабины. И стал отползать как можно дальше от Мюллера.
Сдавленным голосом он спросил:
— Куда мне?
— Вон в те двери. Он поспешил в туалет и закрылся. Мюллер к своему удивлению услышал, как того вытошнило, и потом он долго откашливался. Мюллер хотел уже сообщить на станцию контроля, что пилот захворал, но дверь приоткрылась, и Кристиансен пробормотал:
— Вы не могли бы подать мне мой шлем? Мюллер протянул ему шлем.
— Мне очень жаль, что на вас это отразилось таким образом. Надеюсь, я не приволок с собой какую-нибудь заразу.
— Я не болен. Я просто чувствую себя паршиво. — Кристиансен надел шлем. — Не понимаю. Но охотнее всего я сжался бы в комочек и поплакал. Прошу вас, выпустиите меня, мистер Мюллер! Мне так страшно…
Он выскочил из корабля. Мюллер смотрел, как он несется к недалекой станции.
Потом включил радио.
— Пока что не присылайте другого пилота, — сказал он диспетчеру. — Кристиансен как только снял шлем, сразу заболел. Может я чем-нибудь заразил его. Это надо проверить.
Диспетчер согласился. Он попросил, чтобы Мюллер прошел в медицинский кабинет, настроил диагност и переслал данные. Потом на экране Мюллера появилось важное темношоколадное лицо врача станции контроля движения.
— Это очень странно мистер Мюллер, — сообщил он.
— Что именно?
— Данные вашего диагноста проанализировал наш компьютер. Нет никаких необычных симптомов. Я подверг поверке Кристианесена и тоже ничего не понимаю. Он говорит, что чувствует себя уже хорошо. Он мне сказал, что в ту минуту, как увидел вас, его схватила сильная депрессия, которая немедленно перешла во что-то вроде метаболичесского паралича. Это значит, что эта тоска полностью лишила его сил.
— И часто с ним бывают такие приступы?
— Никогда, — ответил доктор. — Я хотел бы в этом разобраться. Я могу сейчас посетить вас?
Доктор не скулил и не жаловался. Но надолго не задержался, и когда отлетел от корабля Мюлера, лицо его было мокрым от слез. Он был не менее растерян, чем Мюллер. Двадцать минут спустя появился новый пилот. Он не снимал шлема, скафандра и немедленно начал программировать корабль на приземление. Он сидел за пультом выпрямившись, повернувшись к Мюллеру спиной, и не произнес ни слова, словно Мюллера вообще не было. С окаменшим лицом и плото сжатыми губами он слегка качнул головой в знак прощания и выскочил из корабля. Наверное я страшно мерзко пахну, подумал Мюллер, если он смог почувствовать этот запах даже сквозь скафандр.
Посадка прошла нормально.
2
В межпланетном порту Мюллер быстро прошел через Имигр ационную камеру, исследованный компьютерной системой уже сотни раз. Рассеялось опасение, что диагностат обнаружит в нем какое-либо заболевание. Он прошел сквозь нутро этой машины, и когда он, наконец, вынырнул из нее, то звонки не зазвенели, табло не заполыхало. Пропущен. Он поболтал с роботом в Бюро направлений. Бумаги его были в порядке. Щель в стене разошлась до размеров двери. Он уже мог выйти и в первый раз с момента посдки встретиться с другими людми.
Бордман прилетел с Мартой, чтобы приветствовать его. В толстом сари он производил весьма солидное впечатление, пальцы его украшали множество перстней. Марта красовалась коротко остриженными волосами темно-зеленого цвета, подсеребренными глазами и была похожа на искрящуюя статуэтку. Мюллеру, который помнил ее голой и мокрой, выходящей из хрустального озера, эти перемены не понравились. Он прикинул, в его ли честь она так нарядилась — ведь это Бордман любил, чтобы у женьщины была эффективная внешность. Скорее всего эти двое были вместе, пока он отсутствовал.
Бордман взял Мюллера за запястье, но рукопожатие через пару минут ослабло.
— Как мне приятно вновь видеть тебя, Дик, — произнес он без уверенности в голосе и отступил на пару шагов.
Марта вошла между ними и прижалась к Мюллеру. Он обнял ее. Ее глаза, когда он в них заглянул, были полны блеска, и его ошеломили отражающиеся в ее зрачках образы. Ее ноздри раздулись. Он почувствовал, как напряглись мышцы под кожей. Она попыталась освободиться.
— Дик, — шепнула она, — я молилась о тебе каждую ночь. Ты даже представить не можешь, как я тосковала.
Она вырывалась все решительне. Он притянул ее к себе. Ее ноздри раздулись, ноги задрожали, и он испугался, что она упадет.
Она отвернула голову.
— Дик, мне так страшно… От этой радости, что я тебя вижу, все перепуталось. Отпусти меня, мне нехорошо.
— Да, конечно же. — Он отпустил ее.
Бордман нервно стирал пот с лица и проглотил какое-то успокаивающее лекарство. Мюллер никогда раньше не видел его в таком состоянии.
— Ну, а что если мне бросить вас обоих, а? — предложил Бордман. — Эта погода что-то нехорошо на меня подействовала.
И он убежал. Теперь только Мюллер почувствовал, как его охватывает паника.
— Куда нам ехать? — спросил он.
— Транспортные коконы рядом с залом. Снимем номер в портовой гостинице. Где твой багаж?
— Еще на корабле, — ответил Мюллер. — Можем подождать. Марта прикусила уголок нижней губы. Он взял ее под руку. Ну, мысленно подгонял он Марту, скажи мне, что ты плохо себя чувствуешь.
— Зачем ты остригла волосы? — спросил он.
— Разве я не нравлюсь тебе с короткими волосами?
— Не особенно. — Они сели к кокон. — Они были длинными и очень голубыми, как море в ветренный день.
— Я старалась выглядеть красивой для тебя.
— Зачем ты закусываешь губу?
— Что?
— Ничего. Мы приехали. Номер уже зарегестрирован?
— Да, на твое имя. Они вышли. Они спустились этажей на пятьдесят, чуть ли не на самый последний. Трудно было выбрать лучше, подумал Мюллер. Они вступили в отведенную им спальню. Свет был притушен. Мюллер вспомнил, как вынужден был довольствоваться секссаторами, и почувствовал тяжесть в низу живота. Марта обогнула его и скрылась в соседней комнате. Он разделся.
Она вернулась обнаженной. Нарочитой косметики уже не было, а волосы вновь стали голубыми.
— Так ты выглядшь намного лучше. У гидрян то ли пять полов, то ли ни одного. Я так точно и не понял. Однако мне кажеться, что как бы они не этим не занимались, люди находят больше удовольствия. Что ты остановилась там, Марта?
Она молча приблизилась. Одной рукой он обнял ее за плечи, в другую поместил округлую грудь. Раньше, когда он это делал, то ощущал, как твердеет от желания ее сосок под ладонью. Сейчас же она чуть подрагивала как испуганный жеребенок. Губы ее тоже оказались сухими, напряженными, враждебными. Он усадил ее на кровати. Она вопреки своему желанию пыталась ласкать его.
