второй раз отправлялся за товаром, кроме Твери и Стамбула, ничего в мире не видел, ни женой, ни любовницей, ни профессией пока не обзавелся (школа, авторемонтный техникум, мелкий бизнес разного рода), в общем, в свои двадцать два он ещё не утратил юношеского восторга и жгучего любопытства ко всему вокруг. Витёк тащил с собою вполне современную камеру «Панасоник», и похоже было, что процесс съемки увлекает его как таковой, вне зависимости от последующих результатов. Во всяком случае, здесь, в здании аэропорта, в полутемном кафе вряд ли могли получиться интересные для кого-нибудь кадры. Иначе считали два человека: а именно Витёк, повторявший упорно, что хронику исторической экспедиции в Эмираты следует вести от самого начала, и мой Андрюшка, быстро нашедший общий язык со старшим товарищем. Рюшик тоже не расставался со своей цифровой «Сонькой» и снимал все подряд вплоть до процедуры прохождения границы, за что был нещадно ругаем Белкой. А тут такая поддержка появилась! Такой пример для подражания в лице Витька! Сходство двух шальных операторов было столь очевидным и наглядным, что улыбались все, а Николаич даже не преминул заметить:
— Ну, теперь у нас в группе два ребенка: Витёк и… Как вашего зовут?
— Андрюшка.
Вспомнив о детях, я заинтересовался временем, мол, не пора ли спать, за окном-то темно, глянул на часы — они показывали нечто несусветное — десять минут седьмого. Из-за всех этих перелетов, звонков, электронных писем во все части света, из-за беспробудного пьянства и полнейшей сумятицы в мыслях я напрочь утратил способность ориентироваться во времени. Проглоченный стаканчик водки как-то уж слишком сильно на меня подействовал. Трудно было даже решить, утро сейчас или вечер. «Если это томское время… — начал я рассуждать. — Впрочем, в Сибири я часы не переводил. За каким чертом? Значит, время киевское…Нет, это безнадежно…»
— Паша, — спросил я заговорщицким шепотом, — сейчас что, действительно только шесть часов?
— Да, — сказал он, — а взлет у нас семь сорок. Знаешь, танец такой — «семь сорок»? — Потом улыбнулся понимающе. — Что, никогда ещё не приходилось пить водку в шесть утра? Ерунда! Полетаешь челноком — привыкнешь. Мы сами в пол-третьего начали, в автобусе. Дорога — это самое тяжелое, без водки никак нельзя. А ты говоришь, фантастику читать…
После третьего стаканчика я взбодрился необычайно. На борт авиалайнера поднимались по телескопическому трапу, и трогательное прощание с русским морозом не состоялось. Последним напоминанием о зиме стала струя горячего воздуха из специальной чистящей машины, которая превращала наросшую на фюзеляж наледь в мокрые брызги, разлетавшиеся веером. Ну а когда, пронизав облака, мы вырвались в бескрайнее голубое поднебесье, солнце уже сияло вовсю. По этому поводу полагалось. Тем более, что разрешили отстегнуть ремни и пройти в третий салон покурить. Под завтрак, поданный часам к десяти и показавшийся удивительно вкусным, тоже полагалось. Ну, мы и накатили, разливая теперь в пластиковые аэрофлотовские чашечки. Джин-то свой я отправил багажом. Однако у ребят в ручной клади водка все никак не кончалась. И пилось необычайно легко за разговорами и смотрением в иллюминатор.
Общались больше всего с Пашей, Николаичем и Борей, остальные оказались некурящими. О женщинах не говорю — с ними общалась Белка. По ходу полета и разузнал я в основном все те биографические подробности, о которых рассказывал выше.
Десять человек, очень разных, объединенных общей идеей заработать денег вдали от дома и попутно отдохнуть. Кого из них могли вербануть? Да любого! Кого я мог исключить сразу? Да никого! На редкость дурацкое получил я задание. Подобную предварительную работу по сбору сведений, по анализу возможностей всегда проводят заранее, и делают это совсем другие люди, а не агент-оперативник, увешанный оружием и аппаратурой. (Боже! Как было забавно следить за лицами пограничников и таможенников, которые обнаружили все это в моем багаже, потом сверялись с инструкциями, какими-то списками, шарили в компьютере, снимали трубку телефона, шептали в неё неслышные слова … Куда как проще было пустить меня по «виповскому» коридору! Но что это, простите, за писатель такой, мечтающий стать челноком, если его доставляют прямо к трапу на служебной машине? Конспирация, господа!) В общем, как говорится, маразм крепчал. Но в службе ИКС по-другому не бывает.
К концу полета я немного размяк и решил все-таки вздремнуть, уйдя подальше от веселой компании. В хвосте самолета было полно пустых мест, даже у окошек. Одно из них облюбовал Витёк, фиксировавший на пленку проплывающие внизу страны и континенты. Андрюшку к этому времени уже сморило, и он спал, уложив голову Белке на колени. Я сел через ряд от Витька и тоже глянул вниз. Зрелище оказалось впечатляющим: песочно-желтая выжженная солнцем земля медленно уплывала из-под самолетного брюха и на её месте во всю ширь окоема рассиялся нереально прекрасный просвеченный насквозь гигантский изумруд Персидского залива. Я даже перестал внутренне хихикать над Витьком — ведь сможет потом, мерзавец, все эту красоту посмотреть ещё раз! Впору было бежать за Андрюшкиной камерой. Но я сдержался, просто подпалил сигарету и задумался. В тысячный раз задумался над одним и тем же: как чуден мир, и как ужасны люди, населяющие его! В чем причина этого парадокса?
А ужасные люди (ведь один из этих десяти, не исключено, готовил нечто кошмарное) продолжали безмятежно уничтожать запасы водки. И как у них здоровья хватало? Я-то ладно, я у Шактивенанды специальный курс проходил, а они же все обыкновенные тверские ребята… Ох, никогда не устану гордиться своим народом! — Писатель! — окликнул меня Паша, возвращаясь по проходу, очевидно, из туалета. — Скоро садимся. Пошли ещё по маленькой врежем. Пока не поздно. Дубай встретил нас ослепительным солнцем, тридцатидвухградусной жарой и черными, как сапог, приветливыми лицами аэропортовских служащих. Куртки и дубленки были ещё в Москве упакованы в сумки, но свитера на некоторых из нас, в том числе и на мне, по легкомыслию остались, так что, стоя в длинной очереди с тяжелыми сумками в руках, я мечтал о стакане холодного пива. Мечта могла осуществиться не раньше, чем по прибытии в отель: открывание банок с пивом не только в аэропорту, но и в автобусе категорически исключалось. Кстати, Дубайский аэропорт по масштабам и комфорту сильно уступает нашему Шереметьеву и вызывает ассоциации скорее с Толмачевым или Жулянами. Меж тем народу в крупнейший город здешнего региона прибывает несравнимо больше. Вот и получается очередища, как за джинсами при Черненке или за водкой при Горбачеве. Я поинтересовался у опытного Гольдштейна, всегда ли здесь так, ведь он, кажется, уже в пятый раз прилетал в Эмираты.
— Почти всегда, — кивнул Паша. — Рейсы из России у них сгруппированы по времени. Вот сейчас, например, сели почти одновременно четыре самолета разных компаний, это только наши, про другие я уж не говорю, там народу меньше.
И действительно, русская речь слышалась отовсюду. На большом многоязычном плакате «Добро пожаловать в Дубай!» нашлась, разумеется, и надпись на нашем родном, ну а когда мы все-таки отстояли очередь и вежливые темнолицие арабы (едва ли не последние арабы, увиденные нами в этой стране — ведь по улицам Дубая коренное население не ходит, разве что за рулями шикарных джипов можно их порою увидать) так вот, когда строгие арабы шлепнули въездные визы в наши паспорта, стеклянные двери распахнулись и тропическая жара накатила с новою силой. В колышущемся мареве зеленели дальние пальмы на фоне бледного от перегретости неба, плавали незнакомые будоражащие запахи и нагло прыгали в глаза всевозможные объявления, рекламки и призывы — больше всего на русском, арабских букв как-то совсем не было видно, а латинские встречались изредка. Боже, куда это мы прилетели?!
Неизвестно какая подряд бессонная ночь, изрядная доза тверской водки и резкое потепление после сибирско-московских морозов — все это вместе должно было разморить окончательно, но я таки ощутил очередной прилив бодрости и, что самое поразительное, не я один. Даже Белка ни на что не жаловалась, с восторгом вертела по сторонам головой, и на лице её сияла ослепительная улыбка. А наши новые друзья-челноки бурных эмоций хотя и не проявляли, но видно было, что очередное погружение в чужеродную, но более чем привычную для них среду освежает и радует их челночные души. Пряная восточная экзотика отрезвляла их, словно нашатырь, а яркие открыточные виды за окном автобуса мгновенно настраивали на боевой, то есть торговый лад.
Добрых полчаса мы ехали сквозь огромный ультрасовременный город, застроенный небоскребами совершенно фантастического вида — Манхаттан после них покажется скучнее Черемушек. И все это утопало в буйной зелени, словно какой-нибудь благословенный Сочи, где сажай, не сажай — все само лезет, а тут, как выяснилось, семь миллиардов(!) долларов ежегодно вбухивают в орошение. Перекрой им воду — недели
