туда, но в отличие от какого-нибудь Бори Здановича, мечтающего увидеть ВСЕ, меня совершенно не тянуло на погост, хватало воспоминаний о гамбургских приключениях, начавшихся аккурат возле могил с заросшими зеленой плесенью надгробиями. Да и вообще, чрезмерно философский утренний настрой уже и без того нагонял печаль.
Шифровка Тополя веселья тоже не добавила. И чего мне было рассуждать о странностях арабов, когда хваленая служба ИКС любым арабам сто очков вперед даст! Во-первых, эти умники вновь подтверждали категорический запрет на связь по телефону — ни из отеля, ни из автомата, ни с мобильника. Трубочку космической связи мне даже не велено было брать с собою на пляж, чтобы не дай Бог искомый фигурант не заприметил. Спасибо ещё мою любимую «беретту», уместившуюся в визитке, разрешили таскать с собою для спокойствия души. Во-вторых, я понял, что все эти тайники на помойках и неведомые доктора в больницах ещё не были вершиной маразма. На первую премию претендовало заявление Вайсберга о том, что я не обязан разрываться на части и следить за всеми одновременно. «Всякий раз выбирая объект наблюдения, ты должен доверяться интуиции», — вот именно так, если дословно, и звучала его инструкция. Не менее выразительно смотрелось другое милое предупреждение: «По-прежнему никто из нас не знает, что именно предпримет фигурант, но когда он начнет действовать, ты не сумеешь этого не заметить». Это была почти поэзия. И, наконец, в полный восторг привели меня выкладки Вербы относительно наиболее подозрительных членов нашего коллектива. Максимум вероятностных ожиданий с учетом всех известных факторов, приходился на двух человек — Гольдштейна и Здановича. Я чуть не помер со смеху: ну действительно, кого ещё может вербовать беглый сотрудник «Моссада» в Твери, как не евреев! А следует заметить, что Боря при своей белорусской фамилии и простеньком отчестве Иванович, внешность унаследовал от матери: его классический иудейский профиль, припухлые губы и курчавые волосы никаких сомнений по поводу национальности не оставляли.
Мне очень хотелось тут же сказать Татьяне, что господа Причастные на старости лет ударились в антисемитизм, жаль, телефоном пользоваться не велено! А что касается формальной логики, так безо всякого математического аппарата и могучего штата сотрудников видно было любому дураку, что именно эти двое камуфлируют свое поведение наиболее оригинально, если, конечно, они его вообще камуфлируют.
В девять с минутами наш автобус был подан, в девять двадцать, точно по графику мы тронулись. Конечно, проще было взять такси, но прокатиться в первый день вместе с народом — это оказалось совершенно особенным удовольствием. Густо-шоколадный с лица водитель в ярко-лимонной рубашке вызывал ностальгическую ассоциацию со станцией московского метро «Рижской». Он улыбнулся мне, как старому другу, немедленно врубил кассету со сборником студии «Союз», и на весь салон зазвучали последние российские хиты. За окнами мелькали высоченные разноцветные краны до горизонта раскинувшегося Порт-Рашида, вонзались в небо алмазными и стальными стрелами небоскребы, плыли неспешно шикарные виллы, обнесенные белыми высокими заборами, утопающие в буйной незнакомой зелени и цветах, под колеса уносился неправдоподобно гладкий асфальт с вызывающе яркой разметкой (рядом с эмиратскими дорогами даже германский автобан покажется по-русски корявым), пролетали одна за другой сахарно-пряничные мечети, словно сошедшие со страниц «Тысячи и одной ночи» — и надо всем этим великолепием лился из динамиков уютный, мягкий, родной голос отечественной звезды Тани Овсиенко:
И я чувствовал, что мое сердечко вновь не свободно от тоски по родине, от сокровенной мечты о спокойной нормальной жизни, от тихой домашней любви к моей московской (а не берлинской!) Белке, которая смотрела сейчас на все вокруг счастливыми глазами и была от этого чертовски хороша.
А когда мы погрузились в убаюкивающе теплые, изумрудно-голубые и кристально прозрачные волны Арабского залива (здесь его называют именно Арабским, а не Персидским), действие моих таблеток уже заканчивалось, но я решил не увеличивать дозу. Тяжелая, очень соленая морская вода отлично вытягивала из организма всю давешнюю дрянь, а горячее тропическое солнце высушивало остатки. Бодрость возвращалась в тело с фантастической скоростью.
Вдоволь наплававшись и навалявшись под жаркими лучами — даже Рюшик уже не просил больше отпустить его в воду, а увлеченно ползал в полосе прибоя, выискивая все новые немыслимые по форме и цвету ракушки, — мы с Пашей решили пройтись вдоль берега, побродить среди пальм и кустов парка Джумейры и заглянуть на ближайшую торговую точку. Я ощутил острую потребность в шапочке с козырьком, Белка собиралась приглядеть себе темные очки, Рюшик — очки для плавания, ну и конечно, все дружно хотели пить. Мы неспешно вышагивали по цветистым аллеям, Андрюшка шел первым спиною вперед и фиксировал нас.
— Звук пишется? — поинтересовался Гольдштейн и получив утвердительный ответ, начал свой комментарий. — Господа, как изволите видеть, мы путешествуем по Арабским Эмиратам. Итак, день второй, пока ещё трезвый…
Рюшик хихикал, довольный, он чувствовал свое выигрышное положение. Ведь его любимые напитки можно было приобретать и распивать прямо тут. В итоге пляж всех утомил, расслабил, размягчил. Поесть хотелось, конечно. Но ещё больше хотелось выпить чего-нибудь не очень крепкого, обязательно со льдом и завалиться в прохладной комнате на кровать с книжкой или тупо поглазеть в телевизор, а потом уснуть. Мечты были более чем выполнимые, и приятное ожидание всех этих компонентов полноценного отдыха грело душу — как мою, так и Белкину. Если б только ещё я приехал сюда действительно на отдых. Так нет — охота на ментального бармалея, точнее пока на его призраков началась очень скоро, практически уже по дороге с пляжа.
Автобус забирал всех желающих слишком рано, и на нем уехали только Игорь с Наташкой, боявшейся пережарить в первый день свою действительно очень белую кожу, да Боря с Алиной, волновавшиеся за так и не приехавшего Костика.
Остальные разъезжались на такси. Мы в целях экономии с Пашей, а Витёк — в тех же целях — за компанию с Николаичем и Натальей. Они сели в машину первыми, а мы практически сразу следом за ними. Утром водитель автобуса почему-то выбрал не самый короткий путь к побережью — по Бенья Роуд и переезжал Кхор Дубай через мост Аль Мактоум, таксисты же ехавшие с Джумейры в центр предпочитали оптимальный маршрут по Кхалейдж Роуд, ныряющей под проливом в знаменитый километровый туннель Аль Шиндагха — уникальное инженерное сооружение последних лет. Однако самый короткий путь не всегда самый правильный. Возможно, таксисты забыли об этом, а возможно, и такое вероятнее, цинично зарабатывали дополнительные деньги. В общем, так или иначе, мы угодили в пробку, и поток машин остановился мертво, когда мы были в самой нижней точке под дном пролива. Мысль о тысячах тонн воды над головой была не из самых приятных, но, к счастью, ни Белке, ни Андрюшке подобная чушь в голову не лезла. Мы все дружно вертели по сторонам головами, а я рассуждал, умничая, что Шиндагха — это вам не самый длинный туннель в мире. Под Ла-Маншем, например, куда как длиннее. А самое старое из рекордных сооружений подобного рода — это трехкилометровый туннель на Южном Саланге в Афганистане, где в семьдесят девятом задохнулись насмерть трое наших солдат из-за нелепой остановки колонны танков. А тут не задохнешься — совсем другой коленкор.
И действительно с утробным гудением работали мощные вентиляторы, да и освещение было почти по-дневному ярким, и даже каких-то следящих камер понатыкали вдоль стен хитрые арабы — на всякий случай. В общем, за жизнь свою беспокоиться не стоило. И все-таки было неспокойно — неспроста на меня говорливость напала.
Я вдруг отметил, что у кого-то впереди не выдержали нервы: человек открыл дверцу автомобиля и побежал меж рядов машин в нашу сторону. И я уж совсем собрался обратить внимание Паши, Белки и даже Рюшика на этого чудака, когда вдруг осознал, что этот чудак — никто иной, как Николаич. Сердце ёкнуло: какого черта он бегает пешедралом по автомобильному туннелю? И на лице какое-то странное выражение…
