Я опустился на пол возле ее кресла.
- Честно говоря, не знаю, - сказал я. - Все равно надо вести наблюдение. Раз уж планета оказалась биологически активной, надо выполнять инструкцию. Сторожа-разведчика ведь не разрешают выпускать…
Мы помолчали.
- Тебе его жалко? - спросила вдруг Майка.
- Н-не знаю, - сказал я. - Почему жалко? Я бы сказал - жутко. А жалеть… Почему, собственно, я должен его жалеть? Он бодрый, живой… Совсем не жалкий.
- Я не об этом. Не знаю, как это сформулировать… Вот я слушала, и мне тошно делалось, как Комов себя с ним держит. Ведь ему абсолютно наплевать на мальчишку…
- Что значит - наплевать? Комову надо установить контакт. Он проводит определенную стратегию… Ты ведь понимаешь, что без Малыша в контакт нам не вступить…
- Понимаю. От этого меня, наверное, и тошнит. Малыш-то ничего не знает об аборигенах… Слепое орудие!
- Ну, не знаю, - сказал я. - По-моему, ты здесь впадаешь в сентиментальность. Он ведь все-таки не человек. Он абориген. Мы налаживаем с ним контакт. Для этого надо преодолеть какие-то препятствия, разгадать какие-то загадки… Трезво надо к этому относиться, по-деловому. Чувства здесь ни при чем. Он ведь к нам тоже, прямо скажем, любви не испытывает. И испытывать не может. В конце концов, что такое контакт? Столкновение двух стратегий.
- Ох, - сказала Майка. - Скучно ты говоришь. Суконно. Тебе только программы составлять. Кибертехник.
Я не обиделся. Я видел, что Майке нечего возразить по существу, и я чувствовал, что ее действительно что-то мучает.
- Опять у тебя предчувствия, - сказал я. - Но ведь на самом-то деле ты и сама прекрасно понимаешь, что Малыш - это единственная ниточка, которая связывает нас с этими невидимками. Если мы Малышу не понравимся, если мы его не завоюем…
- Вот-вот, - прервала меня Майка. - В том-то и дело. Что бы Комов ни говорил, как бы он ни поступал, сразу чувствуется: его интересует только одно - контакт. Все для великой идеи вертикального прогресса!
- А как надо? - спросил я.
Она дернула плечом.
- Не знаю. Может быть, как Яков… Во всяком случае, он - единственный из вас - говорил с Малышом по-человечески.
- Ну, знаешь, - сказал я, несколько обидевшись, - контакт на бакенбардном уровне - тоже, в общем…
Мы помолчали, дуясь друг на друга. Майка с преувеличенным старанием крутила верньеры, нацеливая черное перекрестие на заснеженные зубцы хребта.
- В самом деле, Майка, - сказал я наконец. - Ты что, не хочешь, чтобы контакт состоялся?
- Да хочу, наверное, - сказала Майка без всякого энтузиазма. - Ты же видел, я очень обрадовалась, когда мы впервые поняли, что к чему… Но вот прослушала я эту вашу беседу… Не знаю. Может быть, это потому, что я никогда не участвовала в контактах… Я все не так себе представляла.
- Нет, - сказал я. - Здесь дело не в этом. Я догадываюсь, что с тобой происходит. Ты думаешь, что он - человек…
- Ты уже говорил это, - сказала Майка.
- Нет, ты дослушай. Тебе все время бросается в глаза человеческое. А ты подойди к этому с другой стороны. Не будем говорить про фантомы, про мимикрию - что у него вообще наше? В какой-то степени общий облик, прямохождение. Ну, голосовые связки… Что еще? У него даже мускулатура не наша, а уж это, казалось бы, прямо из ген… Тебя просто сбивает с толку, что он умеет говорить. Действительно, он великолепно говорит… Но и это ведь, в конце концов, не наше! Никакой человек не способен научиться бегло говорить за четыре часа. И тут дело даже не в запасе слов - надо освоить интонации, фразеологию… Оборотень это, если хочешь знать! А не человек. Мастерская подделка. Подумай только: помнить, что было с тобой в грудном возрасте, а может быть - как знать! - и в утробе матери… Разве это человеческое?… Вот ты видела когда-нибудь роботов-андроидов? Не видела, конечно, а я видел.
- Ну и что? - мрачно спросила Майка.
- А то, что теоретически идеальный робот-андроид может быть построен только из человека. Это будет сверхмыслитель, это будет сверхсилач, сверхэмоционал, все что угодно «сверх», в том числе и сверхчеловек, но только не человек…
- Ты, кажется, хочешь сказать, что аборигены превратили его в робота? - проговорила Майка, криво улыбаясь.
- Да нет же, - сказал я с досадой. - Я только хочу убедить тебя, что все человеческое в нем случайно, это просто свойство исходного материала… И что не нужно разводить вокруг него сантименты. Считай, что ты ведешь переговоры с этими цветными усами…
Майка вдруг схватила меня за плечо и сказала вполголоса:
- Смотри, возвращается!
Я привстал и посмотрел на экран. От болота, прямо к кораблю, быстро семеня ногами, во весь дух чесала скособоченная фигурка. Короткая черно-лиловая тень моталась по земле перед нею, грязный хохол на макушке отсвечивал рыжим. Малыш возвращался, Малыш спешил. Длинными своими руками он обнимал и прижимал к животу что-то вроде большой плетеной корзины, доверху набитой камнями. Тяжеленная, должно быть, была корзина.
Майка включила интерком.
- Пост УАС - Комову, - громко сказала она. - Малыш приближается.
- Понял вас, - сейчас же откликнулся Комов. - Яков, по местам… Попов, смените Глумову на посту УАС. Майя, в кают-компанию.
Майка нехотя поднялась.
- Иди, иди, - сказал я. - Посмотри на него вблизи, сосуд скорби.
Она сердито фыркнула и взбежала по трапу. Я занял ее место. Малыш был уже совсем близко. Теперь он замедлил свой бег и смотрел на корабль, и снова у меня появилось ощущение, будто он глядит мне прямо в глаза.
И тут я увидел: над хребтом, в серо-лиловом небе возникли из ничего, словно проявились, чудовищные усы чудовищных тараканов. Как и давеча, они медленно гнулись, вздрагивали, сокращались. Я насчитал их шесть.
- Пост УАС! - окликнул меня Комов. - Сколько усов на горизонте?
- Шесть, - ответил я. - Три белых, два красных, один зеленый.
- Вот видите, Яков, - сказал Комов, - строгая закономерность. Малыш к нам - усы наружу.
Приглушенный голос Вандерхузе отозвался:
- Отдаю должное вашей проницательности, Геннадий, и тем не менее дежурство полагаю пока обязательным.
- Ваше право, - коротко сказал Комов. - Майя, садитесь вот сюда…
Я доложил:
- Малыш скрылся в мертвом пространстве. Тащит с собой здоровенную плетенку с камнями.
- Понятно, - сказал Комов. - Приготовились, коллеги!
Я весь обратился в слух и сильно вздрогнул, когда из интеркома грянул рассыпчатый грохот. Я не сразу сообразил, что это Малыш разом высыпал на пол свои булыжники. Я слышал его мощное дыхание, и вдруг совершенно младенческий голос произнес:
- Мам-ма!… - и снова: - Мам-ма…
А затем раздался уже знакомый мне захлебывающийся плач годовалого младенца. По старой памяти у меня что-то съежилось внутри, и в то же мгновение я понял, что это: Малыш увидел Майку. Это продолжалось не больше полуминуты; плач оборвался, снова загремели камни, и голос Комова деловито произнес:
