- Круглые, - сказал Кондратьев.
- Сам ты круглый, - сказал Панин сердито. - Она очень, очень славная девушка. Подожди, - сказал он. - Откуда она тебя знает?
Кондратьев не ответил, и Панин замолчал.
В центре парка была обширная лужайка, поросшая густой мягкой травой. Здесь обыкновенно зубрили перед теоретическими экзаменами, отдыхали после тренировок на перегрузки, а летними вечерами иногда приходили сюда целоваться. Сейчас здесь расположился пятый курс Штурманского факультета. Больше всего народа было под белым тентом, где играли в четырехмерные шахматы. Эту высокоинтеллектуальную игру, в которой доска и фигуры имели четыре пространственных измерения и существовали только в воображении игроков, принес несколько лет назад в школу Жилин, тот самый, который работал сейчас бортинженером на трансмарсианском рейсовике «Тахмасиб». Старшекурсники очень любили эту игру, но играть в нее мог далеко не каждый. Зато болельщиком мог стать всякий, кому не лень. Орали болельщики на весь парк.
- Надо было ходить пешкой на е-один-дельта-аш…
- Тогда летит четвертый конь.
- Пусть. Пешки выходят в пространство слонов…
- Какое пространство слонов? Где ты взял пространство слонов?! Ты же девятый ход неверно записал!
- Слушайте, ребята, уведите Сашку и привяжите его к дереву! Пусть стоит.
Кто-то, должно быть один из игроков, возмущенно завопил:
- Да тише вы! Мешаете ведь!
- Пойдем посмотрим, - сказал Панин. Он был большим любителем четырехмерных шахмат.
- Не хочу, - сказал Кондратьев.
Он перешагнул через Гургенидзе, который лежал на Малышеве, завернув ему руку до самого затылка. Малышев еще барахтался, но все было ясно. Кондратьев отошел от них на несколько шагов и повалился на траву, потягиваясь всем телом. Было немного больно напрягать мускулы после перегрузок, но это было очень полезно, и Кондратьев сделал мостик, потом стойку, потом еще раз мостик и наконец улегся на спину и стал глядеть в небо. Панин уселся рядом и стал слушать вопли болельщиков, покусывая травинку.
«Может быть, пойти к Кану? - подумал Сережа. - Пойти к нему и сказать: 'Товарищ Кан, что вы думаете о межзвездных перелетах?' Нет, не так. 'Товарищ Кан, я хочу завоевать Вселенную'. Фу ты, чепуха какая!» Сережа перевернулся на живот и подпер кулаками подбородок.
Гургенидзе и Малышев уже кончили бороться и подсели к Панину. Малышев отдышался и спросил:
- Что вчера было по ЭсВэ? [[1 - ЭсВэ - стереовизор: телевизор со стереоэкраном.]]
- «Синие поля», - сказал Панин. - Транслировали из Аргентины.
- Ну и как? - спросил Гургенидзе.
- Могли бы и не транслировать, - сказал Панин.
- А, - сказал Малышев, - это где он все время роняет холодильник?
- Пылесос, - поправил Панин.
- Тогда я видел, - сказал Малышев. - Нет, почему же, фильм неплохой. Музыка хорошая. И гамма запахов хороша. Помнишь, когда они у моря?
- Может быть, - сказал Панин. - Только у меня смелфидер испорчен. Все время разит копченой рыбой. Это было особенно здорово, когда она там заходит в цветочный магазин и нюхает розы.
- Вах! - сказал Гургенидзе. - Почему ты не починишь, Борька?
Малышев задумчиво сказал:
- Было бы здорово разработать для кино методы передачи осязательных ощущений. Представляешь, Борька, на экране кто-то кого-то целует, а ты испытываешь удар по морде…
- Представляю, - сказал Панин. - У меня уже так было однажды. Без всякого кино.
«А потом бы я подобрал ребят, - думал Сережа. - Для этого дела уже сейчас можно подобрать подходящих ребят. Мамедов, Валька Петров, Сережка Завьялов с инженерного. Витька Брюшков с третьего курса переносит двенадцатикратные перегрузки. Ему даже тренироваться не надо: у него какое-то там особенное среднее ухо. Но он малек и еще ничего не понимает». Сережа вспомнил, как Брюшков, когда Панин спросил его, зачем ему это нужно, важно надулся и сказал: «А ты попробуй, как я». «Малек, совершенно несъедобный, сырой малек. Да в общем-то все они спортсмены - и мальки, и выпускники. Вот разве Валя Петров…»
Сережа снова перевернулся на спину. «Валя Петров. 'Труды Академии неклассических механик', том седьмой. Ну, Валька Петров спит и ест с этой книгой. Но ведь и другие ее читают. Ее ведь постоянно читают! В библиотеке три экземпляра, и все замусолены, и не всегда их возьмешь. Значит, я не один? Значит, их тоже интересует 'Поведение пи-квантов в ускорителях' и они тоже делают выводы? Поймать Вальку Петрова, - подумал Сережа, - и поговорить…»
- Ну что ты на меня уставился? - сказал Панин. - Ребята, что он на меня уставился? Мне страшно!
Сережа заметил, что стоит на четвереньках и смотрит прямо в лицо Панина.
- Какой ракурс! - сказал Гургенидзе. - Я буду лепить с тебя «Задумчивость».
Сережа встал и оглядел лужайку. Петрова не было видно. Сережа лег и прижался щекой к траве.
- Сергей, - позвал Малышев. - А как ты все это прокомментируешь?
- Что именно? - спросил Сережа в траву.
- Национализацию «Юнайтед Рокет Констракшн».
- «Данную акцию мистера Гопкинса одобряю. Жду следующих в том же духе. Кондратьев», - сказал Сережа. - Телеграмму послать наложенным платежом, валютой через Советский Госбанк.
«В 'Юнайтед Рокет' хорошие инженеры. У нас тоже хорошие инженеры. Самое время сейчас им всем объединиться и строить прямоточники. Все дело сейчас за инженерами, а уж мы свое дело сделаем. Мы готовы». Сережа представил себе эскадры исполинских звездных кораблей на старте, а потом в Пространстве, у самого светового барьера, на десятикратных, на двадцатикратных перегрузках, пожирающих рассеянную материю, тонны межзвездной пыли и газа… Огромные ускорения, мощные поля искусственной гравитации… Специальная теория относительности уже не годится, она встает на голову. Десятки лет проходят в звездолете, и только месяцы на Земле. И пускай нет теории, зато есть пи-кванты в суперускорителях, пи-кванты, ускоренные на возлесветовых скоростях, пи-кванты, которые стареют в десять, в сто раз быстрее, чем им положено по классической теории. Обойти всю видимую Вселенную за десять-пятнадцать локальных лет и вернуться на Землю спустя год после старта… Преодолеть Пространство, разорвать цепи Времени, подарить своему поколению Чужие Миры, вот только скотина-врач запретил перегрузки на неопределенный срок, черт бы его подрал!…
- Вон он лежит, - сказал Панин. - Только он в депрессии.
- Он очень огорчен, - сказал Гургенидзе.
- Ему запретили тренироваться, - объяснил Панин.
Сережа поднял голову и увидел, что к ним подошла Таня Горбунова со второго курса факультета Дистанционного Управления.
- Ты правда в депрессии, Сережа? - спросила она.
- Да, - сказал Кондратьев. Он вспомнил, что Таня - Катина подруга, и ему стало совсем нехорошо.
- Садись с нами, Танечка, - сказал Малышев.
- Нет, - сказала Таня. - Мне надо с Сережей поговорить.
- А, - сказал Малышев.
Гургенидзе закричал:
- Ребята, пойдем разнимать болельщиков!
Они поднялись и ушли, а Таня села рядом с Кондратьевым. Она была худенькая, с веселыми глазами, и было просто удивительно приятно смотреть на нее, хотя она и была Катиной подругой.
