губам. Стерлинг задумался, каким мог бы быть вкус.
— Морская вода, — сказал Таллентайр, выплевывая воду и поворачиваясь к попутчикам. — Обычная морская вода.
Стерлинг облизал губы, поняв вдруг, что очень хочет пить. Пот на его лице был таким же соленым, как обычный пот.
— Ангелы наверняка нам помогут, — иронически заметил Стерлинг. — Чего бы ни добивались существа, забросившие нас сюда из Ричмонда, я сомневаюсь, что они просто позволят нам лечь и умереть от жажды.
— Нет, — мрачно сказал Таллентайр, — оно не собирается нас убивать.
Но то, как он это произнес, явно предполагало, что их будущее может быть ещё хуже, чем смерть.
«Боль!» — подумал Стерлинг, вспоминая, что в «Истинной истории мира» Люсьена де Терра боли отводилось особое место. Для некоторых — даже если они понимали, в чем фокус, для холодных, слепых душ — боль была вратами к видению. Было нелепо полагать, что его, Таллентайра и Адама Глинна привели сюда только для того, чтобы убить, но оставалось совершенно не очевидным, что их не привели сюда, чтобы заставить пройти через пытку смерти от жажды.
Все их умные философские разговоры об ученом муравье не разрешали основной вопрос притчи: как, в конце концов, муравью заговорить с человеком? Стерлинг не видел причин, почему бы ангелу не явиться перед ними в человеческом облике и сказать им то, что он собирался сказать. Но легко было предположить, что ангел ищет иного способа противостояния, в котором он предпочтет явиться скорее перед внутренним зрением, чем перед обычным.
Стерлинга не радовала эта идея. Он бы хотел, чтобы Люк был с ним. Почему, думал он, темный лес поглотил слугу, не дав ему откликнуться на призывы? Остался ли он с де Лэнси? Или мир снов отказался принять их обоих, выкинув обратно в комнату, которую они покинули на Земле?
Луна продолжала опускаться. Благодаря контрасту стала заметнее яркость звезд, но когда луна перестанет посылать серебряную дорожку через море и отражаться в песке, то станет очень сложно различить волчьи следы.
— Возможно, нам стоит отдохнуть, — сказал Глиняный Человек. — Или дождаться рассвета.
— Возможно, — согласился Таллентайр. — Интересно, здесь ли Дэвид. Даже если он тут, то вряд ли мы сможем найти его, пока нам не позволят. Что касается детей, обращенных в волков… они могут оказаться лишь приманкой, заставляющей нас двигаться дальше.
— Это была иллюзия, которую послали, чтобы испытать вас, — сказал Стерлинг, пытаясь ободрить себя, поддержав другого. — Я уверен, ваши дети дома и в безопасности.
Он понял, как только сказал это, что слова прозвучали глупо. Он не испытывал ни малейшей уверенности. Да и как бы он мог?
— Безопасности не существует, — ответил Таллентайр с грустной уверенностью. — Ни для нас, ни для наших детей нигде не будет безопасно, пока Паук готовиться опробовать своим силы. Не заблуждайтесь, доктор Стерлинг, наша цель здесь состоит в том, чтобы убедить эти существа, что тратить их силы было бы вредно для их собственным интересов. И в худшем случае мы должны убедить их, что их магию лучше использовать таким образом, который не повредит нам, позволит нам прожить наши жизни, как мы пожелаем.
Стерлинг видел, что Таллентайр ждет его согласия, и на мгновение его настолько захватила сила этого ожидания, что он почти согласился. Но затем он увидел, насколько Таллентайр отличается от него. Он увидел, что основой желаний Таллентайра в действительности было позволить миру существовать инертно в присущем ему порядке. И он впервые понял то, что ему пытался объяснить Люк Кэптхорн, но ему недоставало убедительности: почему Джейкоб Харкендер ненавидел и презирал своих противников.
Джейсон Стерлинг почувствовал себя неожиданно и неприятно уверенным, что он знает, как бы Харкендер отнесся к постановке вопроса Таллентайром. Харкендер сказал бы, что только человек вроде Таллентайра — не особенно богатый человек, но аристократ — может быть так уверен в том, что мир людей лучше оставить таким, какой он есть.
Цель Харкендера, как он знал, была совсем иной. Теперь он впервые осознал, что она была и не такой уж эгоистичной или совершенно разрушительной.
Стерлинг задался вопросом, которого раньше никогда себе не задавал, несмотря на то, что читал «Истинную историю мира» со всем восхищением, которое мог вызвать такой странный и захватывающий текст. Если бы он встретился с ангелом, способным изменить облик мира, что бы он у него попросил?
Глупо думать, что такую просьбу могли бы принять, но все-таки он чувствовал, что вопрос важен. Должен ли он присоединяться к Таллентайру, твердо выставляющему свое требование? Или ему, напротив, следует присоединиться к противоположному мнению?
Задав себе этот вопрос, он едва не рассмеялся, так как теперь начал лучше понимать не только Харкендера. Он также вспомнил то, что Люсьен де Терр писал о Мандорле и остальных оборотнях. Они были прокляты одним из Демиургов, и их самым отчаянным желанием за десяток тысяч лет получеловеческой жизни стало убедить другого снять это проклятье.
«Почему бы и нет? — подумал Стерлинг, играя в адвоката дьявола. — Почему бы им не желать себе этого, если им совершенно безразличны те, пародией на которых они сделаны?»
Но хотя он лелеял эти еретические мысли, тем не менее, в голове его крутились другие слова: «Они ненавидят нас… наше страдание — их удовольствие… как мухи озорным мальчишкам…»
Он понял, что Таллентайр прав. Лучше было бы обойтись самим. Увы, на это было слишком поздно рассчитывать.
5
Свет восходящего солнца наполнил небо переливающейся синевой задолго до того, как они увидели само солнце, скрытое кронами деревьев, окаймлявшими пляж, на котором они устроились для отдыха.
Ещё до восхода солнца Стерлинг заключил, что это место не принадлежало Земле, но когда он поднялся и прошел, чтобы разглядеть за деревьями солнечный диск, его предположение перешло в уверенность. Солнце было и больше и более насыщенного цвета, чем земное. Его свет был не так интенсивен, как свет тропического солнца на Земле, но величина светила сводила эту разницу на нет.
Таллентайра новая загадка не обеспокоила. Напротив, баронет, как и Глиняный Человек, явно провел спокойную, мирную ночь, чего не мог сказать о себе Стерлинг.
— Мы должны идти в лес, — сказал Таллентайр. — Нужно найти воду.
Жажда Стерлинга стала тупым болезненным жжением в горле. Несмотря на влажность воздуха, язык давно пересох. Он кивнул, но стоило ему последовать за своими попутчиками, как он уловил отблеск чужого взгляда в листве. Сразу после того, как он заметил первую пару глаз, стала видна и вторая. И он немедленно догадался, чьи это были глаза.
Он был их создателем; по деревьям ползали жабы с прямо посаженными глазами.
Адам Глинн также увидел их, и он потянулся, чтобы снять какое-то существо с внутренней стороны широкого листа. Он поймал его, накрыл ладонью и показал Стерлингу. Эта был полупрозрачный клещ.
— Своего рода комплимент, — мягко сказал он. — Если вы все ещё думаете, что попали сюда случайно, то вот свидетельство обратного.
Таллентайр равнодушно посмотрел на насекомое, но с большим вниманием рассмотрел любопытных амфибий. Стерлинг кратко объяснил, что это за твари.
— Но для их создания не нужна магия, — сказал он, словно оправдываясь. — А даже если и нужна, то это магия, которой человек может научиться, как и всякому практическому ремеслу.
— Я думаю, в том, чтобы разобраться, почему мы оказались под чужим солнцем, есть определенный смысл, — невпопад заявил Таллентайр. — Или давайте подумаем, почему этот мир населен существами, подобными тем, что вы создали в своей лаборатории. Возможно, это комплимент, как говорит
