— Как в нее играют? — спрашивает Тия.
— Никогда не пробовала? — удивляется Эмили.
— Нет. Разве что в Израиле... Не помню.
— Ты бывала в Израиле? — вмешивается Брин.
— Ага, в кибуце.
— И один мой кореш тоже.
Все ждут продолжения, но рассказывать Брину нечего.
— Правила такие, — нарушает молчание Эмили. — Кто-нибудь — скажем, я — начинает игру. Я выбираю, кому задать вопрос — например, Энн, и она выбирает, признаться или промолчать. Если она готова признаться, тогда я задам ей вопрос, на который она должна честно ответить. Если Энн захочет промолчать, тогда я придумываю для нее задание. Затем она выбирает человека, спрашивает его, он выбирает, признаваться или отдуваться, и так далее. Вот и все.
— А если тот, кого ты выберешь, не захочет отвечать? — спрашивает Джейми.
— Надо! — заявляет Эмили.
— А если он откажется? — допытывается Тия.
— Тогда ему придется выполнить задание, — объясняет Эмили. — Если же он выберет признаваться, а потом солжет — Пол, тебя это в первую очередь касается, — будет платить штраф.
— Штраф? — Джейми ежится. — Весьма зловеще.
— А как же! — откликается Эмили. — Штраф придумаем заранее. Пусть тот, кто проштрафится, обежит вокруг острова пять раз. Голышом.
— Класс, — хихикает Энн.
— Ты шутишь? — спрашивает Джейми. — Смотри, какая темень. Свалиться со скалы проще простого.
— Значит, всем придется говорить правду, — улыбается Пол.
— Все согласны? — Эмили обводит взглядом остальных.
Кивают все, кроме Тии, которая хмурится.
— А можно просто послушать? — спрашивает она.
— Нет, — качает головой Эмили. — Если играть, так всем.
— Почему это?
— Если будешь просто слушать, узнаешь все наши секреты, а мы твои — нет. Так нечестно.
— Не гони, — останавливает ее Брин. — Какие еще секреты?
— Как это какие! В них вся соль игры! — восклицает Эмили.
— А я думал, в нее ради секса играют, — замечает Пол.
— Это в «Русского почтальона», — поправляет Эмили.
— И в «Признавайся или отдувайся» тоже, — возражает Энн.
— А ты откуда знаешь? — спрашивает Брин. — Ты и секса-то не нюхала.
— И все-таки знаю, — заявляет Энн. — И играла почаще тебя.
— Что же до сих пор ни с кем не перепихнулась?
— Да потому что всегда признаюсь, балда, — усмехается Энн.
— А если они тоже бессмертны? — Эмили разливает вино.
— Ну, если никто не умирает, тогда ладно, — отзывается Джейми. — Это здорово.
— И так и этак здорово, — вмешивается Пол. — Вот я перед смертью перекачаю свои мысли куда- нибудь — конечно, если к тому времени такая техника появится.
— А если не появится? Или ее изобретут уже после твоей смерти? — спрашивает Эмили и смеется. — Посмотрим, как ты запоешь!
— Ему-то что? Он уже умрет, — напоминает Энн.
— А ты бы как поступила? — спрашивает Пол у Энн.
— В каком случае?
— Если бы пришлось выбирать между немедленной смертью и вечной жизнью.
— И то и другое неплохо, — отвечает Энн.
— Рехнулась? — спрашивает Эмили. — И то и другое — отстой. Мы же только что говорили.
— Нет, — возражает Энн. — Отстой — то, что у нас сейчас. Даже дебил в нашем положении согласился бы или умереть сразу, или жить вечно. Поэтому я понимаю самоубийц. Если смерть неизбежна, чего ждать? Главная подлянка жизни — нам известно, что она рано или поздно закончится. Не может не закончиться, но никто не знает, когда это будет. Можно погибнуть под колесами в двенадцать лет, можно отпраздновать столетний юбилей. Неизвестно, когда тебя отсюда заберут. Вот это — отстой. Я никогда не строю планы на завтра или на послезавтра — может, завтра меня уже не будет в живых. Загорится дом, пока я сплю, вломится серийный убийца с топором — да мало ли. А может, я в двадцать с чем-то внезапно умру во сне. Гораздо веселее было бы знать, что никогда не умрешь, — не пришлось бы каждую минуту ждать конца. А так живешь — как будто смотришь единственную копию классного фильма на дрянном проекторе: сидишь и не знаешь, когда он зажует пленку и сдохнет. Будь я посмелее, покончила бы с собой, просто чтобы не маяться от неизвестности. Если точно знаешь, что не увидишь конца фильма, зачем вообще его смотреть? К чему лишние разочарования?
Слушателей эта вспышка поражает.
— Вечная жизнь — по кайфу, — говорит Брин.
— Мы даже здесь могли бы жить и ни о чем не волноваться, — прибавляет Пол.
— Ты и так не волнуешься, — напоминает Тия.
— Пожалуй, да, — соглашается он. — Кто следующий?
— Я, — спохватывается Эмили. — Выбираю Энн.
— Меня?
— Ага. Признавайся или отдувайся!
— Признаюсь.
— Вот и хорошо. Если бы пришлось поселиться на необитаемом острове...
Все хором стонут.
— Что смешного? — спрашивает Эмили. — Если бы тебе пришлось поселиться на необитаемом острове с одним-единственным человеком, кого бы ты выбрала?
— Я уже торчу на острове с пятью людьми, — напоминает Энн.
— А ты выбери одного, — подсказывает Джейми. Энн вздыхает:
— Это должен быть кто-то из вас?
— Не обязательно, — отвечает Эмили. — Любой человек. Ну, кого выбираешь?
— Скорее всего, никого, — после недолгих размышлений говорит Энн.
— Ты врешь, да? — говорит Эмили. Энн снова задумывается.
— Пожалуй. Я ответила бы так раньше, пока не очутилась тут. Теперь... Я знаю, что такое жить на острове, и потому не захотела бы оставаться здесь одна. Если уж выбирать, то кого-то из вас — других друзей у меня нет. Наверное, Эмили, Пола или Джейми. Брин и Тия, без обид. Я вам не нравлюсь, потому и не навязываюсь.
— Мне нравишься, — возражает Брин. Тие неловко, но она молчит.
— У тебя нет друзей? — переспрашивает Джей-ми. — Кроме нас?
— Нет, — кивает Энн. — Я предпочитаю одиночество.
— Ну и ну, — говорит Джейми.
— Я сама так выбрала. Мне нравится.
— Что в нас такого особенного? — допытывается Джейми.
— Ничего. Просто все мы очутились на одном острове.
— Так ты выберешь кого-нибудь или нет? — напоминает Эмили.
— Я же сказала — тебя, Пола или Джейми.
— Надо одного, — возражает Эмили.
— Тогда тебя, — говорит Энн.
— Класс, — отвечает Эмили. — Спасибо.
Она сомневается, что Энн сказала правду, но обвинить ее во лжи не решается. Теперь очередь
