Комбез, зарастив прорехи, давно стал герметическим, но ему было далеко до космического скафандра. «На улице» температура тела за пять минут упала бы с тридцати шести и шести до примерно минус ста.
Кстати, некоторый дополнительный «сугрев» происходил за счет промышленной теплоотдачи и подобных «пердячих» паров; радиоактивные вестанские недра тоже немного дышали теплом.
На прогулку требовалось пять минут. И пять минут такой прогулки были б возможны только в состоянии развернутого биостазиса, «крепкого маринада».
В медпакете имелся суфразил, устаревшее, но довольно надежное средство. Инъекция, кубиков так девять-десять, могла насытить клетки Данилова антифризом на пропилен-глюколевой основе и связать наиболее неустойчивые белки протеиновым комплексом hsp70-82.
Это даст много боли и пять минут дубового состояния, но мышечные волокна будут фурычить. Наверное, можно за это время перебраться через ущелье. Потом опять боль. Но это только полдела. Из такого «крепкого маринада» трудно выкарабкаться, особенно самостоятельно.
Конечно, должны помочь энергетические депо, запасы жирка, которые будут мобилизованы по командам джина. Если не случится серьезных органических поражений. Репарационные энзимоботы работают на топливе по имени глюкоза.
А времени не шибко-то хватало даже на саму процедуру, не то что на раздумия.
Информационные зонды снова облизвали Данилова его. Вестанцы, учтя ошибки, подбирались широким фронтом.
Выдох-вдох, настройка психики на счет «раз-два-три». И сосредоточиться-то непросто, как будто из его джина исчезли необходимые настроечные психопрограммы. А потом, наоборот, случилось «чего изволите» — Данилов зверски сконцентрировался, как будто джин вместе с Гальгальтой лично соединил все его нейроны.
Данилов воткнул старинный шприц в вену, десять кубиков.
Вначале наркомовский флэш, вспышка. И без паузы боль пошла гулять корявыми пальцами по жилам.
И вот уже пошел «маринад». Крепкий, бля! Сколько же еще придется терпеть? Биостазис входил в клетки тяжело как камень и резко как штык.
Инъекция суфразила не защищала от холода, а наоборот космический холод вторгался в многострадальный организм Данилова заранее. Ему показалось, что огромная глыба льда давит и раскатывает его будто тесто; и заодно Дед Мороз крошит его словно буханку хлеба.
Данилову надо было идти, в серое марево «улицы», но он не мог двинуться с места. Как безнадежно протухший труп, как мумия, давно снятая с питания. Одна за другой волны кошмара накатывались и отрезали его от тела, от реальности. Данилов знал только одно, еще минута и он никогда не сойдет с места, превратившись в кусок заледеневшего дерьма.
А потом внутри словно сработали поршни и продавили силу в конечности. Рука согнулась, потом нога. Мускулатура слушалась Данилова примерно также, как клубок арматурных прутьев, а может и не его вовсе, а кибермодуля, подсаженного Гальгальтой. Не думал Данилов не гадал, что станет сгибать и разгибать родную ногу с таким надрывом, будто это подкова. Он трудился, вкалывал, толкал свое чугунное тело, будто трижды проклятый и десять раз заколдованный. Но из шлюза вышел. Назад дороги не было. Вперед, возможно, тоже.
Он был хуже робота, хуже любого железного дровосека, никакого там интеллекта, ни искусственного, ни естественного. Только надрывное, но механическое исполнение списка команд.
Данилов находился в весьма узкой щели, которая разрезала поверхность Весты, уходя вглубь примерно на километр. Как раз по ее дну волочил ноги деревянный или уже каменный Данилов -пересекая разлом несколько наискось. По сути глубокое ущелье представляло собой идеальную помойку. И постарались здесь в основном первопроходцы-заднепроходцы, пионеры, если точнее молодые коммунары, которые в свое время слетелись на ударную стройку-ройку как мухи на тухлятину.
Полусгоревшие ускорители от ракет, детали электрогенераторов, какие-то смятые бочки, погнутые колеса, обрывки траков, ступеньки эскалаторов, обломки популярных некогда геодезиков.
Здесь валялась даже рекламно-агитационная литература, к примеру брошюра первого председателя Актива Коммунаров камрада Феттмильха «Окончательное решение женского вопроса на путях освобождения от репродуктивной повинности». На смену первому председателю не пришлось идти второму, клоны Феттмильха по прежнему оставались на главнейшем государственном посту — но судя по слухам (тщательно пресекаемым), ума-разума у него осталось не больше, чем у барана, сильно ударившегося о новые ворота.
Деревянный человек, с трудом маневрируя среди мусора, направлялся к шлюзу на противоположной стене ущелья. У него в запасе было еще три минуты. Таймер занимал почетное центральное место прямо в оптическом окне. А еще Данилов казался себе медленно растягиваемой резиновой лентой.
Потом своими почти бессмысленными глазами он увидел длинную серебристую полосу — метров на триста в длину, шириной два с половиной, тянувшуюся вдоль стены ущелья. Под ней что-то странно и довольно равномерно бугрилось. Невзирая на окостенение Данилов зацепил край пленки каким-то крюком и потянул.
Под пленкой лежали люди, трупы, с надписью «Трудовые Резервы» на рукаве. Они были клонами, судя по номерным коронкам на оскаленных зубах. Они лежали тут давно, судя по этой самой метализированной пленке, какую сейчас не делают — со времен начального освоения Весты.
Их кожа имела характерный восковой налет и зеленый оттенок -эти люди были насыщены пропилен-глюколем, залиты искусственной купрумгемолимфой и работали почти без воздуха при крайне низкой температуре и атмосферном давлении в катакомбах Весты. Из-за каждого уха выглядывал цилиндриком внешний порт капсулы Фрая, который нынче заделывают под кожу и выводят квадратным разъемом в районе третьего шейного позвонка. Значит, имелся и чип Фрая.
Несмотря на стопроцентной отупение, страшненькая догадка шевельнулась в ледяном мозгу Данилова.
Что вторая, третья и так далее, жизни — это глюк, полная лажа, обман. Немалое число клонов, в которых пересаживались чипы Фрая, становились (может и по сей день становятся) рабами-смертниками на тяжелых мучительных работах. Но если даже у других, более удачливых, жизнь стала более длинной и благополучной, все равно они — «трудовые резервы», а если точнее «трудовая армия», которую в любой момент гипер-генералиссимус может бросить на очередную Колыму.
И капсула Фрая нужна лишь для того, чтобы клоны-трудармейцы были не примитивными дебилами, а умелыми знающими людьми. Так вот она, какова тайна Великого Киберобъединения.
Данилов шел бесконечно долго вдоль серебристой ленты, споткнулся о чью-то торчащую ногу, чуть не упав, и, наконец, «сунул» ключ-код в замок шлюза. Подарочек «отца Гамлета» сработал железно.
Данилов прошел с ветерком сквозь шлюз и аккуратно замкнул за собой ворота, не желавшие затворяться автоматически.
За шлюзом Данилов опять замер как «каменный гость», хотя время было по-прежнему дорого. Поддавшись молитвам «поршни» опять протолкнули силу. Данилов сделал инъекцию восстановителя- антисуфразила и стал отходить от оцепенения со стонами и кряхтением. Лед уходил из клеток, на смену ему приходила боль, но потом она была задрапирована эндорфиновой завесой. Очнувшийся Данилов на удивление стал спокойнее относится к той веренице трупов под серебристым саваном.
А может освоение космоса того стоит? А если другого выхода не было? Наверное, в самые ответственные моменты существования человечества можно пожертвовать и пятью и десятью процентами населения, чтобы выжили остальные. Погибли эти, размножились другие, какая разница. Среди них все равно нет ни твоего папы, ни сестры. У тебя вообще нет ни папы, ни сестры, нисына, и быть не может.
Сталин, заплатил полсотней миллионов жизней, чтобы создать машину, которая сокрушила Гитлера. Действия воинов Джихада в Европе были кровавыми, это были малоприятные грубые союзники, которые изнасиловали всех женщин до шестидесяти лет включительно, вызвав последний естественный всплеск рождаемости.
