Пахан тронул рукой кубик голопроектора и заслал в него порцию видеозаписей — обрывки тех картин, что видели его глаза последние семь лет. И жуткая каторга предстала перед Даниловым и Кац во всей своей погребальной красе.
Огромный кратер вулкана, стены тюрьмы образованы черными пятикилометровыми скалами. На дне кратера озеро, по цвету видно, что серное. Ленивую поверхность иногда начинает пучить -отрыжка горячих глубин. А то и фонтаны взлетают метров на сто.
Кое-где плавают серные пробки, похожие на полусгнивших китов. Сверху сыплется сульфурдиокидный снежок.
Кое-где красота неописуемая растет прямо со дна озерного -кремнийорганические цветы с бутонами, что наполнены сульфурдиоксидом. Бутоны иногда взрываются, хорошо хоть где-то в вышине — высота у головки цветка над уровнем жидкости двести, триста метров. Озеро обрамляют работающие скважины и гейзеры, из трещин лава давится.
На темно-зеленом небе переливы сияния, будто кто-то проливает сверху коктейль, и молнии проскакивают ярко-белыми трещинами. Значительная часть неба над кратером занята ядовито-желтым вулканическим плюмажем, а он словно продавлен и готов разорваться под страшной тяжестью. За здоровенной, но смутной выпуклостью угадывается грозный Юп, режиссер всего этого спектакля.
— И нам положено, Данилов, среди этой осточертевшей красоты какие-то изотопы вылавливать с барж-черпалок. Плата за работу — баллон с кислородом и съестные батончики из слабопереработанного говна. Пару раз ты недотрудился и тебе учетчик-раздатчик, кибер бесчувственный, устраивает гипоксию, значит уже не выкарабкаешься. Пару раз переработал и у тебя уже радиолиз воды и окисление энзимов тканевого дыхания, значит тоже не жилец. Ад ведь, согласись, эй где вы, Данте, хватить мять бока своей Петрарке.
Голопроектор, повинуясь пахану, показывает какую-то круговерть.
Поверхность серного озера вдруг вздыбливается, словно из глубины лезет жирное чудовище. А потом серная гуща встает гладкой стеной и, отхаркивая фонтаны, идет на Данилова. Он отшатывается перед желто-зеленой волной, голопроектор гаснет, а беглые зэки ухмыляются.
— Приссал, Данилов, да? — заметил пахан. — А ведь ничего особенного. Просто в глубине озера силикатная лава шуранула по сере, из пучины поднялся злоебучий паро-газовый пузырь и сразу две черпалки накрыл. Конвойный катер спустился, чтобы собрать трупы и отправить в потрошиловку. Да оказалось несколько трупов еще довольно бодреньких. Смекаешь — это я и мои товарищи. Мы взяли под контроль пилота, добрались до лагерной базы, а там перескочили на борт этого вот патрульщика. В смысле долбанули ему слегка в борт и через пробоину ломанулись внутрь.
Там до сих пор дырка.
Конечно же, случилась небольшая разборка. На патрульщике два пилота и стрелок, нас — пятеро смелых. Короче, мы одного потеряли, но всех лагерных псов порешили. Потом еще и ангар со взлетной площадкой в нашем родном лагере пожгли. Ведь у патрульщика уже есть какое-никакое вооружение на борту, например напалм, который без воздуха горит — только не забудь крантик открыть. Еще и парочка плазмобоев впридачу. Это так сказать сюрпризики для зеков, которые вздумают взбунтоваться; но мы ими порадовали вохру… Так что сейчас у нас прогулка по вселенной.
Из моего предыдущего повествования ты, надеюсь, понял, Данилов, как мы соскучились по покою и воле, по теплу и ласке. Да и мяса у нас хватает, почему не прошвырнуться?
— Ты чего, шеф, свинью зарезал? — спросила игривым тоном Кац.
— Я, как человек немецкого происхождения, конечно же уважаю хорошую Schweinewurst «$F свиная колбаса, нем.», но приходится перебиваться другим.
Фитингоф подошел к какой-то металлической секции и ее дверка съехала в сторону. Там сидело трое ужасных людей. Голых, с огромными задницами и головами, но с хилыми грудными клетками и ручками. Оплывшие лица ничего не выражали, вместо носа имелась пара дырочек, ушные раковины отсутствовали, вместо правого глаза — адаптер с несколькими типами разъемов. И что самое удивительное — на головах-котлах волосики произрастали, у одного курчавые синие, у другого прямые красные, у третьего фиолетовая косичка — видимо, для удобства идентификации.
— Ты когда нибудь видел мозговиков, Данилов? Ну этих, блин, головастиков. Вот они, клоны Трудового Резерва, в которых, кстати, пересаживаются чипы Фрая от самых обычных людей — для оживляжа.
У мозговиков в их дурацких котелках кое-какие доли генетически не предусмотрены, вроде эмоционально-волевого узелка. Помнишь, как он кличется, легавый?
— Амигдала.
— Ну-ну. Без амигдалы они c радостью работают на дядю в кепке.
Свободные участки ДНК используются как устройства-носители долгосрочной памяти на тридцать две тысячи разрядов.
Представляешь, какой это объем? Только взялись головастики за ручки и через кожу пошли цифровые коды — образовалась вычислительная нейронная сеть… Еще одна святая тайна Главинформбюро. А если когда-нибудь случится Нюрнберг, то исполнители скажут, что они выполняли приказ, а вершители заявят, что клонопитомники просто были поражены какой-нибудь вирусной инфекцией, отчего случайно родились слишком головастые сограждане, которые затем случайно взялись за руки. Ну, а нам-то что? Мы с Марамоем и Сизым на судей не тянем. Мы просто взяли на абордаж один подлетающий к Ио борт, а там, глядь, пятеро головастиков сидит.
Их мозги нам не шибко нужны, свои некуда девать, так что мы их жрем и ебем. Один из них, кстати, женщина, судя по реликтам вторичных половых признаков. Ничего, мы колем этой фрау Дважды-Два эстроген и окситоцин, немножко помогает. Косичку ей сделали для красоты.
— У этих клонов не может быть капсулы Фрая, — твердо сказал Данилов.
— Да? Вы так уверены?
Фитингоф повел за ухо одного из головастиков, толкнул в угол, а затем выстрелил из плазмобоя. Кровь брызнула на никелированную стенку.
Затем Фитингоф перевел свой плазмобой в режим резака и уверенным аккуратным движением отделил затылочную кость. Запустил руку в раскрытый череп изрядно напоминающий кастрюлю. Через двадцать секунд на руке пахана лежал чип Фрая, весь залепленный красной гущей. Ошибки быть не могло. Вот он знаменитый осьминожик.
Фитингоф подвел штеккер бортового компьютера к одному из разъемов капсулы Фрая, и по экрану побежали диагностические таблицы. Ну да, чип Фрая, вполне заряженный, в ком-то уже отработавший.
Данилова даже затошнило и он машинально наклонился, прижав руки к горлу. Выходит, капсула Фрая — дерьмо. Бессмертие, полученное от Киберобъединения, — сущий кал. И сейчас, чтобы доказать ему это, убили мозговика. А головастик, между прочим, живое существо, пускай даже полуживотное — но боль и страх оно чувствует.
Кац ободряюще положила руку на плечо Данилова, но он сказал:
— Только не надо сейчас никакой агитации.
А Фитингоф проявил неожиданную чуткость.
— Не переживай, Данилов, мы все равно должны были грохнуть кого-нибудь на прокорм. И, конечно, мы не хотели проявлять невежливость по отношению к своим гостям. Теперь у нас с хавкой полный ажур и Марамой на своем пищевом синтезаторе наготовит всякой снеди. Он у меня не повар, а просто Феликс Мендельсон от гастрономии. Я иногда его так и зову — наш Мендельсон. Однако нажраться — не единственное стремление человека. Ну как, Кац, пойдешь к нашей фрау «дважды-два» заместительницей по сексуальным вопросам?
Пахан захлопнул шкаф с оставшимися мозговиками, глянул как Марамой утаскивает мертвеца на камбуз, а роботер затирает кровь, сплюнул и вежливо подождал ответа.
— Ты что не видишь, что я птица другого полета, Ахмед. — Кац смогла даже улыбнуться на манер светской дамы. — Если кто-то из вас полезет ко мне со своим «сучком» наперевес, я могу его и оторвать. А предлагается тебе грамотная сделка. Нам с парнем надо на Европу, или хотя бы на ее орбитальный рейд. За это получите пятьдесят полновесных соларов. Вдобавок, у вас будет дно и покрышка. Сможете себе сделать
