новую идентификацию -мультипаспорт, радужку и все такое. Чуешь, о чем я? Подмылся, причесался и в Пояс, как культурный человек.
— Ты сейчас строишь из себя крутую девочку, Кац. Хотя пять минут назад ты называла себя простой чистильщицей-жоповытиральщицей. — произнес пахан и протянул ей пакетик с порошком псилоцибина-М. — А кроме интересных слов и круглой попки у тебя что-нибудь еще имеется?
Данилов понял этот жест. В уголовной среде незнакомца всегда проверяли по той наркоте, которую тот мог отдарить. В некоторых случаях ответным подарком мог быть кристаллочип с каким-нибудь забойным софтом или капсула с «пробивными» интеллекулами. Если ченч не соответствовал «базару», то незнакомца могли и опустить. Псилоцибин-М считался крутым не только для позабытой-позаброшенной Ио, но даже и для Пояса.
Кац протянула в ответ пластинку с каким-то софтом и внушительно, умеючи, произнесла:
— Мы все себя кем-то называем, Ахмед, но имя ляпнутое есть ложь.
Кажется пять минут назад ты объявлял себя чуть ли не господом.
Притязания большие, а вот задумки на уровне чертенка-поросенка: отправить в шлюзкамеру, засунуть в двигатель, отдать нас Сизому.
Лучше бы ты отдал его нам, я бы его быстро превратила в пудинг.
Пахан, который заметно дернулся от слова «поросенок», сунул софт в заушный разъем, а через минуту достал с выражением удовлетворения и даже облизывая губы.
— Это мне понравилось девочка. Я тебя зауважал. Самое большое, что мне не нравится в тебе сейчас, так это дружба с этим парнем.
Смотри, какая у него губа оттопыренная: значит деньги любит, но тупой — семь лягушачьих пядей во лбу.
Кац полуобернулась к Данилову.
— Учти это, барыга.
— Я решился на побег, девушка, — сказал Фитингоф, — после того как мир на моих глазах поделился на две части. В одной осталось это поганое Ио, а в верхней возникло светозарное существо и сказало: «Близится час твоего освобождения. И станешь ты словно бы всемогущим, почувствуешь вкус и радость свободы.» Честное слово, я в этот день ничего кроме вшивого хэша не курил.
А еще светозарный сказал мне, что я улечу к далекой планете, где стану правителем душ. И помогут мне в этом мужчина и женщина, случайно повстречавшиеся в пустоте. В натуре, блин, чего смеешься.
— Конечно, это мы. — уверенно сказала Кац. — Ты обязательно улетишь к далекой планете и станешь правителем душ. Поскольку мы тебе уже повстречались в пустоте — пустее некуда. Только сначала — на Европу.
— Нассать мне, вы те или не те «мужчина с женщиной».-отмахнулся Фитингоф. — В любом случае мы летим на Адрастею.
Следите за моим ртом, не на Европу, а на Адрастею. Там есть научно-исследовательская станция, где кучка дураков сидит на приличных запасах топлива, строительных материалов, пищевых концентратов и всего прочего. И сами по себе эти дуралеи -ходячие склады органов, выбирай любой на вкус. То же примерно мы хотели застать на «Медузе», но кто-то некстати спустил ее в унитаз.
Мы возьмем топливо и еще кое-что на Адрастее, затем двинем к Сатурну и никакая сука не увяжется за нами в погоню. Во всей системе Сатурна только три исследовательские станции и Информбюро в состоянии лишь раз в год посылать туда транспорт. И уж за пятеркой вшивых зэков не будут снаряжать крейсер Службы Мира и Покоя.
— Да с чего ты взял, что вы вообще долетите туда на этом корытце? — с максимальным ехидством спросила Кац. — Какое к черту топливо.
— Я еще не занимался точными баллистическими расчетами, кошечка, но того, что мы надыбаем на Адрастее, хватит, чтобы пересечься с Сатурном через семь месяцев, да еще и обустроиться там. За дорожные расходы не беспокойся, пролежим в полном биостазисе как миленькие при минус сто тридцати. Потребление кислорода будет пять процентов от нормального и немножко глюкозы в вены. Так что энергозапаса нам хватит с головой.
— И что ты надеешься там, в голубой дали, встретить единомышленников?
— Там самая открытая зона, подруга. Титан, Энцелад, кольца, всех полезных веществ до жопы. И она нуждается в приличных жителях, а может даже в королях, герцогах и божествах. Слыхали про исчезновение крейсера «Октябрь»? Его экипаж там, наверное, уже прилично обжился… Короче, кто еще не понял, в этом суть откровения. Там, под Сатурном, от меня пойдет новая жизнь… Ну что, котик Кац, не хочешь там стать моей богиней или на худой хрен королевой? Посажу тебя на вершину горы и буду таскать твоему высочеству драгоценности в клювике.
В голосе пахана пожалуй просквозила какая-то непохотливая нежность, если и не к Кац лично, то к какому-то взыскуемому идеалу.
— И там нас, милый мой, будет поливать формальдегидовый дождик.
Каждая капля размером с вагон — мало не покажется.
А купаться-плескаться мы будем в этиленовом океане, где там и сям полимеризация и последующее облипание наших тел. Насчет Титана ты что-то напутал, шеф. Я слыхала, что приличная жизнь там начнется только через миллиард лет, когда Солнце разбухнет.
Надеешься протянуть еще миллиард годков? Чтобы седые брови до яиц доросли, а борода до пяток? Нет, пахан, твоей королевкой я не стану даже на более близком расстоянии от солнышка. И «Октябрь» с командой, кстати, пропал в системе Юпитера.
— В системе Юпитера их бы давно откопали и публично бы аннигилировали с прямой трансляцией на всю Солнечную Системы. И вообще, если не хочешь, то я тебя отпущу на Адрастее. Но ты мне поможешь улететь на Сатурн и тебе придется выложить все свои козыри — надеюсь, они у тебя есть и ты мне лапшичку на уши не вешаешь. А чтобы ты не капризничала, сейчас мы вольем твоему дружку нанитовый компот. Знаешь что такое «Протекс»?
Экстрагирован из самой злобной агрессивной среды диких интеллекул, какую только можно найти во Вселенной. Через трое суток они превратят Данилова в отпечаток трилобита, если мы конечно не запустим в него фирменных энзимоботов-расщепителей.
— Соглашайся, друг, — удивительно спокойно посоветовала Кац Данилову. — Мы им поможем, они через три дня сделают тебе укол антидота и прощай.
— Я догадываюсь, кому «прощай». Почему все сделки за мой счет?
Почему это я должен превращаться в кусок окаменевшего дерьма?
Как им верить-то? Посмотри на эти физиономии, — взорвался наконец Данилов.
— Твоя физиономия для них ничем не лучше. — заметила Кац.
— В самом деле, чего это наши физиономии тебе не приглянулись, привереда? — обидчиво отозвался Фитингоф. — Ладно пора кончать бодягу. Или «да», или пожалуйста за дверь.
Данилов вздохнул, слегка кивнул и тут же к его вене потянулся не слишком чистый шприц.
— Будь чутким, шеф, маленько притормози, — сказала Кац, — у моего кореша вряд ли есть сопротивляемость к вашим лагерным гепатитам. Следите за моими руками, — Кац вставила ампулу с «Протексом» в свой шприцпистолет, который передала в руки медробота. — Ну, с Богом.
И Данилов почувствовал укус шприца. Его наномонитор сразу доложил о поступлении в кровь незванных гостей.
— И никакого сейчас сопротивления, парень, я все отслеживаю своим нанодетектором, — предупредил пахан. — А минуты через две-три, хоть ты обделайся, тебе от них уже не отвязаться будет.
И Данилов вынужден был наблюдать, как вражеские интеллекулы бесприпятственно располагаются на постой в районе его гематоэнцефалического барьера и усаживаются бляшками на печени.
— У-у, красавчик, — хохотнул Сизый, — через три дня твоя печенка вместе с мозгами превратится в дерьмо. Вонять будет хуже чем в сральнике.
Данилов подошел близко, дал себе время привыкнуть к этой роже, а потом долбанул промеж глаз. Сизый завалился, пустив ручеек соплей. Марамой, который прыгнул к Данилову сзади, получил локтем в челюсть и сник.
