Цивилизации каких-нибудь пять тысяч лет, а уже бабы с мужиками не скрещиваются…
— Мне надо сильно расстроиться, богиня?
— Уже не надо, можешь подобрать сопельки, потому что я с тобой.
А я любое дерьмо превращаю в конфетку. Auf Scheisse mach ich Bonbon, как говорят наши немецкие друзья. Мне это под силу. И, кстати, по вкусу тоже. Я могу тебя доделать, Данилов.
Не знаю, что в тебе останется от обезьяны к концу моей работы, Данилов, но ты будешь доволен.
Хотелось завязать с препирательствами и просто радоваться небу, морю и красотке, однако Данилов заставил напрячься свой мозг.
— Я вряд ли буду доволен. Если люди замерзают и задыхаются годами, я примериваю это к себе и меня передергивает. Это называется — сопереживание.
— Я тебя усовершенствую настолько, что ты перестанешь бояться этого, а значит сопереживать. В конце концов не я отправила полужидкую белковую тварь в космический мрак, не я организовала на Земле сплошную душиловку: холод, голод, орды микробов, вирусов, червей-паразитов, налетающие отовсюду стихии, грызню за скудные ресурсы. Не я, Данилов, придумала разные мучения, смерть, хилую генетику и дырявый иммунитет. Наоборот, я помогаю избежать всех проблем. Я с некоторыми товарищами, напротив, в лучших традициях размножаю и оберегаю человечье стадо.
— Но не всех.
— Конечно, не всех, но я и не называю себя всемогущей. Я не могу заарестовать Курносую, я даже не придумываю фальшивых капсул бессмертия. Но я помогаю перепрыгнуть через Курносую с помощью плодородия. Понял, красавчик? Ну как, хочешь еще отказаться от моей помощи, желаешь ли помучиться, подрыгаться, подергаться? Скажи честно. Без всей этой церковной лабуды.
Сейчас вода прикрывала только ее ступни и щиколотки — чуть тоньше им быть нельзя и чуть толще тоже хуже, рассчитано все невероятно четко. Данилов сознавал, что он точно обезьяна, раз его так легко подловить на инстинкты и рефлексы. Инстинкты и рефлексы трусливого и похотливого зверька.
— Нет, не хочу подрыгаться.
— Я могу дать тебе право на детей, право делать их вместе с бабами, а не в одиночку, в плохо помытой пробирке. Ведь это здорово.
— Да, это здорово. Но ты говоришь… как бы выразиться поизящнее… словно сатана.
— Да, я тоже люблю сказки, но, увы, неточность формулировок и так уж почти сгубила все человечество… Классический сатана был ангелом, кинувшимся от Бога на волю в бега. Типичный обиженка, хотя и получил в итоге свою нишу — его каверзы тоже ведь необходимы для пущего развития. Я и мои товарищи к Всевышнему имеем нулевое отношение. Мы с ним не боремся, не пытаемся взлететь к Нему на облако или сделать подкоп. Вообще я я не собираюсь шипеть на Него. Уж кто-то в конце концов сделал нам почву под ногами. Всякий мусор, хоть назови его материей и природой, не сможет самоорганизоваться. Это я тебе как богиня говорю… Я просто доделываю там, где Он оставил пробелы -может у Него продолжается еще день седьмой. Я с товарищами делаю грязную, но необходимую работу. Мы, боги и полубоги, издревле пашем на границе с хаосом, как пограничники-станичники — чуешь?
Да — мы языческие боги, поэтому и поработать, и пошалить любим.
И хотя какой-нибудь шизнутый папа римский запишет нас в дьяволы, даже душу твою мы не собираемся покупать или выменивать. Товар больно сомнительный, скоропортящийся. Я рекомендую записать ее на приличные носители или спустить в унитаз.
Странно было такое слышать из розовых девичьих уст — из-за этого в башке только усиливались завихрения. Однако Афродита уловила, что настал момент и для паузы. Она уже вышла из воды, но словно еще подплыла к Данилову и от ее взгляда пробрала дрожь, которую иначе как сладкой не назовешь. Соски ее виртуальных грудей чуть не касались его комбеза, а казалось, что уже достают его самого, да так, что… Короче, Данилов внушал себе, что все это синтетика, игра на двух клавишах.
— Я не могу поверить, богиня, что ты выбрала меня для осчастливливания, ты столько раз пыталась меня прикончить.
— Да ну, я ж тебя люблю. Скорее уж тебя пытался грохнуть Анпилин, который отрабатывает идеи одного старого потертого гипера. А если я тебя выбрала, то, значит, уже спасла. Забыл, что ли, мою птичку в предыдущем отсеке?
— Но почему именно меня, а не кого-то другого?
— Нет у меня правил, Данилов, бумажек с инструкциями. Этого спасти за то-то, того загубить за это. Ну-да, господь Бог придумывает правила, которые, похоже, и соблюсти-то невозможно — все очевидные добродетели кусают сами себя за хвост. Не убий — и, значит, дай укокошить себя; не укради — и тогда сдохни со своими домочадцами от голодухи; не прелюбодействуй — и живи во грызне с законной супругой… Или эти очевидные добродетели распространяются лишь на членов твоего клана. В самом деле, возлюби ближнего своего и ради этого оторви яйца дальнему своему… А я без всяких правил одаряю того, кого хочу и как хочу. Прочитай-ка еще разок мифы и легенды древней Греции.
— И ты потребуешь от меня предать дружков?
— Нет, просто не лезь мне под руку. Отчаливай с Европы первым же рейсом, я тебе и мультипаспорт выправлю. Начнешь новую жизнь, старую закончишь. У меня тоже была прежняя жизнь. Зевс-громила отсек плодоносящие чресла моему отцу, Урану-небу и бросил в воды Океана. Думал Зевс, что все, концы в воду. Как бы не так.
Материнская стихия приняла их и родила меня. Я тогда имела несколько иную кодировку чем сейчас, но носитель был тот же -глюонная решетка, вектор-бозонные волны. Я тебе это говорю, несмотря на свою девичью скромность… И пришлось Зевсу назвать меня своей дочкой, чтобы включить в систему. И в этой жизни у меня тоже как бы есть папаша. Ты знаешь, о ком я.
— Я сочувствую, что у тебя такой батя… Но все-таки — я линяю с Европы, а ты по-быстрому разбираешься с моими дружками?
Она отжимает волосы руками и они становятся ореолом пепельного цвета.
Он боится опустить глаза вниз, к источнику жара, который вползал сейчас в его тело — и в виртуальное и поди уже в физическое.
— Никаких лишних мучений, хотя они дуралеи. — нежно улыбнулась Афродита. Какой же у нее рот, подумал Данилов. Не как у куклы, довольно немаленький, но вычерчен…— Носятся, понимаешь, со своими виртуальными экспертами. Думают, небось, что они будут очень нужны восстановленным гальгальтам. Да не они, ни пять миллиардов лишних ртов виртуальным экспертам не интересны, этим абстракционистам вообще противна нормальная работа.
А какой от нее аромат — не дурман, а симфония-аромафония из запахов моря и душистых трав.
— Не будь козлом, Данилов, прыгай на меня. На мне даже камень расцветет. У тебя появятся дети, отпрыски, смехотливые шалунишки. И никаких там болезней Дауна, прогерии, иммунодефицитов. Я обеспечиваю надежную биотехническую поддержку со стороны своих операционных модулей — хочешь стать родоначальником нового народа? Назовем его — даниляне. Или даниэльцы. Тебе как больше нравится?
Все казалось верным прельстительным подходящим. Данилов вдруг взмыл над голубым заливом с изрезанными высокими берегами, на склонах которых паслись козы и овечки. Кудрявые детишки гонялись за кудрявой скотинкой с хворостинками, а стройные женщины в длинных одеяниях чинно поднимались по тропе, ведущей к беломраморному храму. Где-то вдалеке среди солнечных бликов шел парусник с пестрым парусом. Даниляне. Даниляне — лучше звучит, чем даниэльцы.
— Но для вас, богиня, нет правил: кому хочу, тому даю; кого хочу, того пришью. Это ж морально- нравственный бардак.
— Какие четкие правила? На границе с хаосом нет никаких четких правил, поэтому здесь идет и развитие, здесь большая игра, азарт. И мы никому не мешаем давать награды и милости. Мы сами их даем. Но не тем, кто больше выслужится, а тем, кто нам больше по вкусу, плутишкам-кидальщикам и авантюристам тоже. Тебе например. И не только тебе. Благодаря нам людей на пять миллиардов больше, чем могло бы быть. А вот тебе опять сравнение: если ты вырастил стадо свиней, что тебе мешает зарезать какую-нибудь аппетитную хрюшку на праздник?
