— Я всегда думал, что питаться человечиной грешно.
— Ты же понимаешь, что это все брехология. Ты просто дрейфишь, что Он даст тебе по шапке за отступничество… Но я защищу твою головку каской. Иди сейчас ко мне, а потом отчаливай.
— Ты электронная, а я не киберонанист.
— Но я и живая, парень. Во мне гораздо больше нервных элементов, то бишь нейронов, чем в тебе. Я могу воплотиться в любое тело. Даже сделанное из пены хозяйственного мыла.
И он сразу почувствовал непосредственную близость теплого белкового существа. Афродита как будто незаметно, но при этом весьма сильно переменилась. И стала Зухрой Эдуардовной. Теперь та стояла у входа в грот, и морская вода подползала к розовым пальчикам ее ног.
— Я знаю, что скрывается за этим мимиком. — усмехнулся умудренный опытом Данилов. — Помесь крокодилы и осы плюс плохо отрезанные яйца и пробивающаяся борода. Я ведь не скотоложец и не педик, меня этим уже не возьмешь.
Но никакого мимика не было — об этом сообщал инфосканер. И никакого намека на «яйца», только женские икс-икс хромосомы — что неумолимо свидетельствовали органосканер и биозонд. Зухра была ставленницей Афродиты и не могла прокалываться на ерунде.
Зухра Эдуардовна была живым протеиновым воплощением цифровой богини. Физическое совершенство, свежесть, соразмерность, изящество, фертильность. Руки несколько длиннее, чем скажем, у женщин столетней давности, но далеко не такие, как изобразил знаменитый итальянский живописец. Да, плотская аватара была удачной.
Хоть ты обосрись, а другой такой красавицы не найдешь, грустно подытожил Данилов. Ну, что можно противопоставить такому комплексному натиску? Какие-то невнятные выкрики типа «Изыди», истерики на тему «Победа или смерть»?
Пока дают — бери, малыш Данилов. Эта минута — твоя, ведь на следующей, скорее всего, станешь ты снова пылинкой.
Объятие оказалось чудесным, поцелуй тоже. Данилов поплыл, спереди, посредине, сзади, как леденец в горячем рту, такое сладкое щекотливое течение — пора портки ощупывать, не мокрые ли.
Она уже приникла к нему — как паразит, как хищник, как любовница. И как виртуальная всемогущая Афродита, и как живая близкая Зухра Эдуардовна…
Данилов и она(они) словно танцевали на языках пламени. Данилов не мог надавать ей(им) по физиономии и выбросить. Она(они) были слишком красивы, доступны и сильны.
Данилов собрался отстранить Зухру-Афродиту твердой рукой, но рука оказалась вдруг расслабленной как сосиска. «Выше пояса я принадлежу партии, а ниже пояса — народу», так кажется выразился один латиноамериканский генсек.
Ее грудь, ее талия, бедра, ноги проникли в его глаза, ее феромоны и пахучие афродизиаки напали на его нос, ее сочный шепот захватил его уши, и его разгоряченная адреналином кожа стала добычей ее умелых рук.
Разум возражал, однако воли не хватало, чтобы провести возражение в жизнь. Какой-то блок джина грустно сообщал, что линии потенциации не прочерчивают передний мозг и гиппокампус остается вялым. Сообщал еще, что в его голове образовался новый психокоммуникатор.
Потенциация шла не там, где надо, а в заднем «рептильном» мозгу, чужая навязанная потенциация текла по позвоночнику, спускалась ручейком в чресла.
А затем ручеек превратился в волну и захлестнул Данилова.
Плоть сильно напряглась под напором афродизиаков. Плоть болезненно уже заныла, взыскуя разрядки напряженности.
Теперь-то точно диверсии конец. Меч самостоятельно перековывается на орало. Вот он, конец.
Сильно разгоряченный мужик прижал красотку к стояку, прикрытому мимиком теплой колонны, быстро оголил все, что необходимо и, так сказать, напористо вошел. Красотка повисла на его шее и обхватила его талию ногами. Он почти не чувствовал ее веса, настолько мускулы бурлили от энергии.
Одновременно Данилов с Зухрой-Афродитой проникали друг в друга, как проникают языки пламени. Несколько раз он пробовал обратиться к мониторам джина, но ничего не выходило.
Данилов не командовал собственным кибердвойником и собственной душой тоже.
Но в какой-то момент он чисто машинально пересчитал пальцы на ее руке, страстно впившиеся в его шею. Все-таки шесть. Осталась чертова отметина, фирменный знак Фюрера.
Зухра — кукла, хотя и совершенная, но кукла… Ну и что с того? Не колышет. Все мы не слишком самостоятельные.
Данилов и она занимались отлично сбалансированным по части гормонов и нейротрансмиттеров сексом, но одновременно где-то испытывал он беспокойство, а то и томление. Будто вляпался голыми нервами в какую-то приторно-сладкую всепроникающую слизь.
Его явно использовали и поглощали. В него вселялись.
На последнем «дыхании» Данилов включился: еще чуть-чуть и он исчезнет, превратится в послушный половой придаток.
Он стал возражать, он отшатнулся от лакомой, но все же вражеской плоти Зухры-Афродиты — если не физически, так душевно.
Физически не получилось бы из-за того, что дама обхватывала Данилова руками и ногами.
Он захотел возразить. И только захотел, как слабость превратилась в силу.
Афродита ему неприятна. Она живет своей властью, подчинением и использованием. Она живет за счет расчленения душ. Она живет азартом нечистой игры. Она хочет полностью и окончательно победить его, превратив из человека обратно в глину. А потом глину не спросят, чего ей нравится и что она хочет. Из глины делают горшки и кирпичи, ее размазывают руками и разминают ногами.
Сладкая волна прокатилась пару раз и больше не возвращалась. А следом пришла другая волна и понесла Данилова. Протестующие мысли, раскручиваясь по спирали, вылетели из головы и получили мощную поддержку.
Он увидел Афродиту под собой.
Чей-то голос, не совсем его, отчасти чужой, прогремел в ушах:
— Ну так как, девица, провел я тебя «к той дряни, которая дрыхнет во льду Европы»? Получила ты от меня, что хотела? Или облом?
— Что ты делаешь, Гальгальта? Тебе со мной не справиться.-прошипела богиня, как придавленная змея. — Ты всего лишь пшик. Я сейчас уничтожу твою психоматрицу.
Он (кем он сейчас был?) давил на Афродиту, размазывал ее, испытывая при этом явно мужское удовлетворение. Он проникал в ее модули, в ее ассоциаторы и ментализаторы, в сенсорные матрицы, в ее психоматрицу, в бессчисленные клеточки ее цифрового тела. Проникал, хотя не понимал «как», и не усваивал захваченную информацию.
Откуда-то сверху упал громовой голос, совсем уже чужой.
— Я не Гальгальта, ясно тебе, потаскуха? Ты могла прельстить только этого полужидкого невротика, но не меня.
Это были слова не Данилова, а великого и могучего гиперкомпьютера. Судя по характерным кодам — Лунатика.
Новая сенсоматрица показала сетевое пространство горной местностью, где все было невообразимо гигантским — и вершины и пропасти.
Он (полуДанилов-полуЛунатик) и Афродита стали словно два смерча, а может и два хищника, схватившихся в сетевых каньонах.
Она, как будто потеряв плотность, выскользнула из его рукочелюстей, и тут же ее резкие щупальца, стегнув, обвили его.
Все многочисленные конечности Данилова-Лунатика оказались пережаты, а на его мягкое подбрюшье нацелился ее хобот, сочащийся уже парализующим ядом. Впрыснет и одеревенеет он, станет кормом для ее личинок. (Проникнут вирусные модули Афродиты во все подсистемы Лунатика — что нужно захватят, остальное сотрут.) Но он, лихо завертевшись, вывернулся, сделал мертвую петлю на стенах каньона и впился в щель между ее спинными панцирями. Рукочелюсти и ногочелюсти проникли в ее мякоть и, поднатужившись, разорвали ее.
