— Ушить тебя? — сказал он задумчиво. — Это есть проблем… Ты не имейт дел с орушие?
Хальдор мотнул головой.
— Но я имел дело с оружейниками, — сказал он, умалчивая, впрочем, о том, что дело это заключалось в совместном распитии внушительного количества горячительных напитков, каковое распитие закончилось крупной потасовкой, в результате чего Хальдору сломали ребро. Гисли, не на шутку перепугавшийся, позволил ему потом целый месяц проваляться в постели. Это был, к слову сказать, лучший месяц в жизни Хальдора.
Неожиданно для самого себя Хальдор вплотную подошел к старичку и жарким шепотом, страстно, почти с ненавистью отчеканил:
— Я прошу вас, господин, научите меня.
Мэтр д'арм моргнул.
— Делайте со мной, что хотите, — добавил Хальдор чуть мягче. — Можете ругать, бить. Только научите.
— Я с радость, — сказал старичок. — Да, я с радость. — Он, кажется, поверил, что это всерьез. — Из тебя полушайся боец. Есть шеланий — это есть глафный. Как тебя зофут, мальчик?
— Хальдор из Светлого Города.
Старичок еще раз внимательно посмотрел на Хальдора, и юноша поежился под взглядом его проницательных маленьких глаз.
Веселые Стражники поглядывали на странную парочку с насмешливым любопытством, и Хальдор ощутил острое желание спрятать голову в песок.
— Уйдемте отсюда, — предложил он.
Старичок согласно кивнул и направился к низкой двери в толстой стене замка, похожей больше на крышу старинного сундука. Она была обита коваными пластинами с завитками в форме трилистника. Мэтр д'арм потянул, слегка приседая, за витое кованое кольцо, и тяжелая дверь плавно подалась, открывая небольшую комнатку в стене замка — каземат. Хальдору она показалась похожей на тюремную камеру, и он вошел, следуя приглашению, с явной опаской.
У стены стояла походная кровать,застеленная одеялом из медвежьей шкуры. Еще были здесь стол, также складной, и табурет, представлявший собой тщательно обтесанный чурбан. В четырех углах под потолком Хальдор заметил погасшие факелы. Единственным предметом роскоши можно было считать украшенные золотым шитьем и кистями ножны, висевшие на стене.
Хальдор передернул плечами. Ему было не по себе от суровости этого жилища.
— Это есть обиталище для воин, — заметил старичок, с удовольствием наблюдая его замешательство. — Все богатство воин есть его меч.
Хальдор протянул руку, и мэтр д'арм осторожно подал ему свое оружие. Меч был действительно очень красив — опасный, заключивший в себе смерть клинок, удобная, расположенная к человеческой ладони теплая рукоять. Длина меча, как отметил Хальдор, наделенный безошибочным глазомером портного, не превышала трех локтей, ширина — половину ладони. Он был тяжелым, но не чрезмерно. Драгоценный радужный перелив светился на клинке и был виден даже в полумраке. Хальдор поднес клинок к глазам, разбирая надпись: «Я Атвейг, подруга Исангарда».
Мэтр д'арм ревниво отобрал у Хальдора меч и, привстав на цыпочки, вложил оружие в ножны, висящие над кроватью.
— Вы, наверно, много воевали, господин? — сказал Хальдор, и голос его глухо звякнул между каменных стен каземата, как жестяная кружка.
Мэтр д'арм повернулся к нему и указал на табурет.
— Садись, мальшик.
Хальдор осторожно сел. Мэтр д'арм нагнулся, вытащил из-под кровати обитый потрепанной кожей деревянный сундучок и извлек из него круглый медный поднос с высокими краями, который он поставил на стол. Деликатно звякнув, на поднос опустились серебряные коробки. В одной горкой лежал колотый сахар, в другой — смесь из черной и красной трав, которая пахла горько и таинственно. Затем мэтр д'арм вынул два маленьких стаканчика из очень толстого белого стекла и плоский чайник с носиком, напоминающим змею с разинутой пастью. На мгновение он замер с чайником в руке.
— Да, — торжественно произнес он. — Ты праф, я много воевать. И много повидать. И эти вещь я тоше прифести с зафоефаний. Как трофей. Да, с Восточный Берег, как трофей.
С этими словами он направился в самый темный угол каземата, где вскоре запыхтела небольшая жаровня, похожая на металлическое блюдо, снабженное невысокими кривыми ножками. Чайник стоял на углях, которые моргали в полумраке красным светом. В каземате пахло дымом, и Хальдору вдруг показалось, что они со старичком не в замке, а в походной палатке, в далекой стране, где их ждут опасности, победы и поражения. Старичок, видимо, думал о том же, потому что сказал задумчиво:
— Люблю я запах тым. Это есть запах поход, запах чушая страна. Запах моя молотость.
Вода закипела. Старичок насыпал в чайник полный стакан травяной смеси и снова поставил его на угли, а через минуту, подняв крышку, бросил туда устрашающее количество сахара. С кипящим чайником он подошел к столу и, высоко подняв руку, ловко налил крутую золотисто-коричневую жидкость в стаканы, безошибочно попадая в них с довольно большой высоты. Хальдор наблюдал за ним, приоткрыв рот. Мэтр д'арм, чрезвычайно довольный собой, пояснил, что это большое искусство, после чего вылил содержимое стаканов обратно в чайник. Он колдовал над напитком с упоением, повторив эту процедуру трижды.
— Фсе, — сказал он, наконец, отдуваясь, и сел на кровать. — Мошно пить. Хальдор с опаской покосился на странный напиток — крепкий, с сильным травяным запахом. Мэтр д'арм одобрительно кивнул, и тогда он выпил отвар залпом, зажмурившись, словно это было лекарство. Он не знал, чего ожидать от незнакомого напитка и сидел на табуретке молча, опустив голову и слушая, как стучит сердце. Ему казалось, что он спит после тяжелой попойки и видит запутанный сон. Но старичок, смотревший на него с веселым вниманием, не был сном. Видениями, скорее, были те — полные дурацкой радости, распираемые бурлящими жизненными соками ребята в кожаных куртках, которые с гоготом носились по двору.
Мэтр д'арм нарушил молчание.
— Где тебя нашел наш барон-младший, Хальдор?
Хальдор вскинул глаза и снова опустил их.
— В лесу, господин, — нехотя ответил он.
— Я наблютать за тобой — признался старичок. — Ты есть, как и я, не… — Он пощелкал пальцами, подбирая слово. — Не этих мест.
— Ну вам-то что до этого! — взорвался Хальдор и снова замолчал, нахмурившись. Мэтр д'арм усмехнулся.
— Ты злой, как охотничья собака с Восточный Берег, — сказал он. — Там собаки уметь хорошо только один дело — кусать людей. — Он поднял палец. — Не софетую. Я не есть барон, который есть само благоротство. Я есть… — Он немного подумал. — Я есть наемник.
Он неторопливо глотнул из толстостенного стаканчика, на миг прикрыв глаза. Казалось, он прислушивался к чему-то в себе. Потом он снова перевел взгляд на Хальдора. Тот слегка покраснел. Но старичок уже успел забыть вспышку своего собеседника. Он задумчиво произнес:
— Я алан… Мое племя не знать святилищ, не знать храм, не знать дом. Мы знать только свое орушие. Если алан хочет говорить с бошество, он втыкать свой меч в земля. У алан бошество шивет в любой клинок. Кашдый меч иметь свой шеланий, он любить и ненавидеть…
В полумраке каземата, оглушенный странным восточным напитком, от которого вдруг загудело все тело и вспыхнула кровь, Хальдор слушал ломкий голос старичка, повествующий о сражениях и странствиях, и мир странно и прекрасно преображался. Посреди мира непреложно,как светлая радужная сталь меча, легла белая пыльная дорога, уходящая к горизонту. На нее нанизалось все остальное — города и деревни, колодцы и пастбища, поля и замки. Для этого чудаковатого старого рубаки весь мир был только обочиной. Он поклонялся дороге. Не вытоптанной ногами тропинке и не проложенной руками улице, а тому темному властному голосу, которому невозможно противостоять. Дорога проникает в плоть и кровь. Это как отрава, это как неизлечимая болезнь, которая рано или поздно начинает бунтовать, заставляя человека посреди достатка и покоя метаться в тоске по скрипу колес в пыли и ночлегу на голой земле и в конце концов срывая его с насиженного места. И Хальдору стало нестерпимо жаль, что та жизнь, которая смотрела на
